осторожно спросил, не хочет ли она показаться специалисту.
— Василий Петрович уже предлагал… Может, и надо. Но, поверьте, Олег, страшно! А тут еще и Эммочка пропала!
— Кошка? Давно? — озадаченно спросил Монах.
— Пару дней назад. Наверное, спрыгнула с балкона. Она уже раз прыгала. Я ходила, звала, да все без толку… — Она вздохнула.
…От новой чашки чая Монах отказался и стал прощаться. Она вышла его проводить, попросила:
— Не забывайте меня, Олег, а то… — Она не закончила фразы, но Монах понял: а то мало ли что, вдруг совсем крыша поедет! Ему показалось, что она сейчас расплачется.
…Добродеев, забежавший вечером на огонек, застал его лежащим на диване, причем в темноте. Позвал:
— Христофорыч, живой? Или спишь?
— Живой. Заходи, Лео. Я думаю. Можешь включить свет.
— Думаешь? О чем? Я пива принес! Пошли посидим.
…Они сидели в кухне; Монах был неразговорчив и мрачен, Добродеев, по своему обыкновению, болтлив и жизнерадостен.
— Жара просто дикая, никаких сил нет! Африка! Пляжи переполнены! Куда мы идем, Христофорыч? — радостно выкликал он. — Весь вечер ждал, что врежем по пивку! Уф! На пляж! С ночевкой!
Не сразу заметил Добродеев каменную задумчивость Монаха и спросил:
— Христофорыч, ты чего смурной? Случилось чего?
— Леша, что за лечебница в Синевке, ты не в курсе?
— Психушка для самых тяжелых, а что? Ты про свою старушку?
— Про Клару Филипповну. Сосед собирается сдать ее в Синевку, а она ни сном ни духом. Вот мне по-человечески интересно: почему сразу в Синевку? Есть частные клиники, она не бедная…
— Она что, буйная?
— Она нормальная, Леша.
— А мужик в спальне? И за окном?
— Ловкость рук, это проделать нетрудно.
— Кому нетрудно?
— Кому… А как по-твоему? Кви продест?
— Доктор? Накормил таблетками, подложил голову… уверен, у него есть ее ключ, соседи всегда так делают. А голову за окном спустил из своего окна, — пустился в рассуждения Добродеев. — Согласен, элементарно. Я тебе сразу сказал: хочет квартирку захапать! Район элитный, цены запредельные. Спихнет старушку, оформит опекунство, и финита. Помню, был случай пару лет назад…
— Она написала завещание на племянника, — перебил Монах. — С опекунством тоже пшик — он уезжает за границу, как я понимаю, насовсем. Я вчера познакомился с его женой — принес Кларе чай, а ее не было, и я поднялся к доктору, попросил передать. Приятная женщина, с костылем после аварии, из дома не выходит из-за сильных болей. Десять лет уже.
— Она что, так тебе все и выложила?
— Доктор тоже все сразу выложил про Клару, какая она неадекватная. Мне, чужому человеку… Вот на хрена, Лео? И супруга тоже — теми же словами. Потом пришел доктор, и меня выставили. Она выглядела очень виноватой.
— Почему?
— А как по-твоему?
— Я был бы только рад, что кто-то развлекает мою больную жену. В чем дело, Христофорыч? Куда ты клонишь? Я же чувствую!
— Леша, это не его жена.
— В смысле? — изумился Добродеев. — Не его? А чья?
— Неважно! Женщина, с которой я говорил вчера, не его жена. Точка.
— А где же его жена?
— Для журналиста-криминалиста, Лео, вопрос детский. Ее уже нет. А они через пару недель сваливают за границу. Клару, которая видела, как он грузил труп в машину, не сегодня-завтра запихнут в психушку — там ее россказни никто не станет слушать. Им нужно продержаться до отъезда.
— Ты можешь это доказать? — спросил после паузы Добродеев.
— Разве что косвенно. Но! Закон диалектики о количестве, переходящем в качество, никто не отменял. Косвенных улик до фига.
— Например?
— Например, на ее ладони нет мозолей от костыля, а она с ним десять лет. Между прочим, Клара сказала, что ей стало хуже, так как она перестала стучать по полу костылем, а значит, все больше лежит.
— Или не пользуется! — догадался Добродеев.
— Именно. Еще она сказала… вернее, у нее вырвалось, что она не знает Клару. Сказала: она приходила раньше, сидела по три часа, Вася до сих пор вспоминает. Понимаешь, Лео, Вася вспоминает! Не она, а Вася! Потому что она знает об этом с его слов. Тут же поправилась и сообщила, что никого не хочет видеть, а Клара настырная, каждый день стоит под дверью и кричит, что принесла печенье. Клара сказала, что они когда-то дружили, а теперь ее на порог не пускают. Почему?
Добродеев пожал плечами.
— На пианино нет ни одной семейной фотографии…
— Это ни о чем не говорит, — заметил Добродеев.
— Согласен, но как штришок годится. Кроме того, она выложила мне, незнакомому человеку, всякие подробности, как будто… — Монах запнулся. — Как будто оправдывалась, торопилась убедить, что она — это… она.
— Ты же волхв, тебе не захочешь, а выложишь. Еще!
— Фактор времени. Вся ерунда с Кларой началась примерно после того, как она видела мнимое ограбление магазина и погрузку краденого в багажник. Она женщина общительная, весь дом тут же узнал про грабителей. И вот после этого началась фантасмагория с мужчиной в ее спальне, мордой за окном, потерянными ключами, звуками похоронного марша по ночам. Она сказала: никогда ничего не снилось, а тут вдруг как посыпалось. И Эмма пропала.
— Эмма?
— Кошка. Доктор сказал, что Эмма умерла полгода назад, а Клара говорит, она исчезла пару дней как.
— И что?
Монах пожал плечами:
— Черт его знает. Очередной заскок или его слово против ее. Кстати, она сказала, что морда широко улыбалась и качала головой.
Добродеев задумался.
— Воздушный шарик? — предположил он. — Рот до ушей, белые зубы и покачивается.
— Вполне. Когда она позвонила ему, увидев мужчину в кровати, он пришел с саквояжем. Зачем?
— Чтобы унести голову! А как он ее туда подложил?
— Я уверен, у него есть ключ от ее квартиры, он знает, что она принимает снотворное… как-то так.
— А если бы она не позвонила? Она же могла проснуться только утром?
— Вполне. Просыпается утром, а рядом на подушке воздушный шарик с нарисованной мордой. Тоже радости мало. Получается, кто-то ночью шляется у нее в квартире. Но, я думаю, доктор мог ее разбудить.
— Как?
— Позвонил и сбросил звонок. Раз, другой… Как вариант. Лично я так бы и сделал. И таблетками стал кормить, добрый доктор Айболит. Сказал, для памяти, а на самом деле неизвестно, что за дрянь. И напугал — заявил, что это серьезно. Тем более таблетки приносит сам, по-соседски. Боится, что она в конце концов сообразит про грабителя.
— Она же не видела его лица.
— Мы узнаем знакомого человека по жестам, наклону головы, походке даже в темноте. Рано или поздно она, возможно, поймет, что грабитель — это доктор, и задастся вопросом: а
