— И если будешь умирать в кругу близких — то бишь нас, долго просить об эвтаназии не придется! — бодро пообещал Снешарис.
— Истину глаголешь, — с улыбкой похвалил его Рин.
Следующей была очередь Як-ки. Она вызвалась сама, не дожидаясь решения брата.
Меня удивил ее выбор: молодая женщина со следами насилия — синяки и ссадины по всему телу, резаные раны на груди и животе.
Процесс пошел намного легче: ни дрожи, ни паники, ни обморока.
И Рин, казалось, напрягался не в пример меньше.
— Я помогла ей, — заявила Як-ки, лишь только брат убрал ладони и отступил. — Ей было больно. Страшно. Тот мужчина — он бил ее. Он был муж. Ревновал. Потом ударил ножом. Еще и еще. Очень страшно. Но я говорила с ней. Успокаивала. И ей полегчало. Она перестала кричать. Я потом проводила ее, чуть-чуть. Далеко было нельзя — ты запретил. Хотя мне хотелось… — Она рассказывала, не сводя глаз с Рина и обезоруживающе улыбаясь.
Брат рассмеялся.
— Нет, ты точно уникум! Ну, и как было там — куда ты ее проводила?
— Как сказать? Слов нет. Это как сказки, что я слушаю. Не смогу…
После ее сбивчивого, но достаточно позитивного отчета все немножко взбодрились. Даже я готова была перестать считать это действо глумлением над самым сокровенным — человеческой кончиной.
У Ханаан Ли тоже прошло без больших потрясений. Она выбирала долго, останавливаясь возле каждого тела и вопросительно поглядывая на Рина. Он слегка кивнул, когда она застыла рядом со стариком — вроде того, что был у Маленького Человека, но постарше.
В чувство, по завершению опыта, нашу блистательную инопланетянку приводить не пришлось: нервы оказались крепкими и хватило двух минут для восстановления ровного дыхания.
Доверившись брату, Ли не прогадала: умер ее подопечный не от рака, а от инфаркта. Ее поразил не сам момент смерти, а факт пребывания в дряхлом, разваливающемся на части теле.
— Он был настолько затоплен маразмом, что даже не осознавал происходящего. Только вдруг стало очень больно в груди. Но у него и без того всё, понимаете, всё! — болело. Руки и ноги жутко скрюченные — он как раз посмотрел на пальцы рук, перед тем как отойти. Нет, старость — это отвратительно. Проклинаю и презираю тебя, старость, за то, что ты делаешь с человеком!
— Не хай болезнь, которой сама когда-нибудь непременно заразишься, — хмыкнул Снеш.
— Ну уж, нет! Полтинник — мой предел.
— Не все так плохо относятся к старости, — нравоучительно заметила я. — Английская писательница Бови считала, что если молодость, подобно жаворонку, имеет свои песни, то и старость, как соловьи, должна иметь свои вечерние песни.
— Вечерние песни старости! «Куда, куда я дел вставную челюсть?..» — провыл Снешарис.
— Зря ты так, Снеш. В старости — с ее уродством, слабостью и потерей достоинства — заключен огромный смысл, — назидательно выдал Рин. — Последняя фаза человеческой жизни сотворена столь неприглядной, чтобы не жаль было этой самой жизни сказать «адью».
— Если бы это было так, друг мой, у стариков отсутствовал бы страх смерти, — возразил Маленький Человек. Он вполне оправился от своего опыта и посматривал вокруг с добродушной грустью. — Но он есть. По крайней мере, у моего подопечного присутствовал в сильнейшей степени.
— Я имел в виду мыслящих и уважающих себя стариков, — парировал Рин. — Хоть их и немного.
— Нет уж! — фыркнула Ханаан. — Старухой быть не хочу, даже мыслящей. Лучше я покончу с собой — прежде чем зеркало станет навевать неприятные эмоции.
— Не зарекайся! — Ища поддержки своим словам, Снеш повернулся к Рину, но тот промолчал. Словно точно знал будущее Ханаан Ли, но не желал его озвучивать.
Самому Снешарису, будто в наказание за иронию, крупно не повезло. Уязвленное опытом Як-ки самолюбие заставило его выбрать из всех мертвецов наиболее изуродованного. На мужчине лет сорока не было живого места, лицо смято мучительной гримасой. Рин никак не откомментировал выбор и приготовился водрузить ладони на мертвый лоб и живую макушку с самым бесстрастным видом.
— Подожди! — остановил его Маленький Человек. — Ты совершенно уверен, друг мой? — обратился он к Снешу.
— Вполне. Старческие маразмы, инфаркты и саркомы — не моя стихия: скучно-с, знаете ли.
— Лучше другой! — пискнула Як-ки.
— А это уже никуда не годится, господа, — недовольно произнес Рин. — На вас никто не давил, помнится. Все были абсолютно свободны в своем выборе.
Долго пришлось потом откачивать нашего «золотого мальчика». Даже брат приложил к этому руку — в прямом смысле: принялся массировать потерявшему сознание «подопытному» особые точки на ушах и ступнях.
Когда Снеш открыл глаза, мутные и безумные, он рывком сбросил наши руки и принялся кататься по грязному полу, воя и всхлипывая. Рин насильно влил ему что-то в глотку из фляжки, которую достал из внутреннего кармана. Только после этого Снешарис утих.
Но выдавил лишь три фразы:
— Его пытали братки, чтобы наказать за что-то. Несколько часов подряд. Будь ты проклят, Рин, за такой опыт — и от меньшего сходят с ума.
— Сам выбрал, — пожал плечами брат.
Последней была я. По велению моего кровного родственника всегда и во всем оказываюсь последней: видимо, таким образом он показывает, какое место я занимаю в его жизни. Замыкающая, покорно следующая за другими, плетущаяся в самом конце.
— Погоди, Рэна, — брат придержал меня, когда я пошевелилась, готовая отправиться в скорбный путь вдоль столов. — Я не изверг. Опыт Снешариса поверг всех в уныние, и продолжать дальше было бы насилием с моей стороны. Думаю, никто не будет возражать, если я избавлю сестренку от участия в эксперименте? Зато сам подключусь не к одному бедняге, а к парочке.
— О чем речь, конечно! — поддержал его Маленький Человек.
— Да-да, Рин! — закивала Як-ки.
— Приятный сюрприз! — Ханаан делано зааплодировала. — Оказывается, его превосходительство примет участие в смертельном опыте на равных с простыми смертными.
— Ты стала язвить, совсем как Снеш! — подмигнул ей Рин. — Не узнаю преданную и придыхающую Ли.
— Жизнь научила!
Один Снешарис никак не отреагировал. Сгорбившись и отвернувшись, он тихо насвистывал сквозь зубы.
— А меня ты спросил? Или я пешка, чье мнение абсолютно ничего не весит?! — Чуть не шипя от злости — на Рина, на Снеша, на себя, на весь свет, — я решительно двинулась вдоль цинковых прилавков с выложенным на них товаром.
С самого начала я задумала взять тело самоубийцы. Хотелось узнать, что думает и чувствует тот, кто уходит в смерть добровольно, кто понял, что добился своего и запущенный процесс не остановить. Сообразив, что могу искать долго и в итоге ошибиться, решила спросить совета у брата.
Рин обежал глазами ряды столов.
— Советую взять застрелившегося. Если знание анатомии беднягу не подвело — никаких физических мучений.
Он подошел к одному из мужских тел с округлой раной во лбу и кровавым месивом вместо темени. Лицо кривила гримаса брезгливого изумления.
— Выстрел явно с близкого расстояния. Недавно вычитал в одной остроумной книжке совет: «Стреляться лучше из пистолета с глушителем, тогда меньше шансов оглохнуть».
За его спиной вежливо рассмеялись Ханаан и Маленький Человек.
— Впрочем… — Брат заколебался. — Вполне могли и замочить паренька. Уверенности в диагнозе нету. Если ты настаиваешь на стопроцентно гарантированном суициде, то — вот.
Рин указал на соседнее тело. Оно выглядело отвратительно: вывалившийся язык, выпученные глаза с кровавыми белками. Явно повесившийся бедняга. Штатным гримерам придется немало потрудиться, дабы он предстал перед родственниками в гробу в пристойном виде.
— Не передумала?
Я помотала головой. Нервно сглотнула и зажмурилась, как перед прыжком в пропасть. Хотелось одного: бежать, бежать прочь, без оглядки… Когда почувствовала на темени тяжелую ладонь брата, едва сдержалась, чтобы не заорать: «Не надо!!!»
…Меня швырнуло в сознание парня за пять секунд до того, как он оттолкнул ногой табуретку. Он был очень пьян — заглотил два стакана водки. Оказывается, попытка была не первой — предыдущие совершались в трезвом виде, и преодолеть инстинкт самосохранения не получалось. Алкоголь придушил животный страх, наполнил яростным драйвом. Но решимость, и драйв, и девичье лицо с припухлыми губами и родинкой на подбородке, промелькнувшее в памяти (кажется, он сделал это в отместку любимой девушке) сменились кромешным ужасом, лишь только захлестнулась петля, резко подбросив тело. Парню не повезло: шейные позвонки не сломались — что повлекло бы мгновенную смерть. Он протрезвел тотчас. Руки рванулись к веревке, тщетно пытаясь ослабить ее захват. Ноги задергались… В голове орало, билось одно: «Дышать, дышать!.. Жить!!!» Муки удушья казались вечными… (На самом деле пожалевший меня Рин прервал связь в самом их начале, что ощутилось как анестезия.)
