ДСП была святой обязанностью «черпаков». «Деды» считали ходить в ДСП уже почти западлом.
Переговорив с Гией, я быстро оказался там где хотел. В напарники мне назначили здоровенного как черт казаха — Эдика Наурузбаева, которому я дал кличку «вождь». Он здорово смахивал на индейца из фильма Милоша Формана "Полет над гнездом кукушки". Эдик был классный парень, хотя и не без странностей и не очень хорошо говорил по-русски. Мы с ним быстро поладили и решили, что будем ходить так: неделю он, неделю я, подменяя друг друга в экстренных случаях. Первым делом, конечно же, было необходимо обустроить свой быт на стоянке и сделать запасы продовольствия на зиму. Кроме того, запастись достаточным количеством тары — негласной, но священной обязанностью ДСП являлась поставка в казарму «массандры» — смеси спирта и дистиллированной воды, сливаемой с самолетов. Сливать нужно было понемногу со всех «дойных» машин, чтобы не запалиться. Делалось это так: бралась емкость с широким горлом, отвертка плоская широкая и ключ на 12. С водила брался огнетушитель углекислотный, производился пшик на пластилиновую печать, которой был опечатан аккумуляторный отсек в правом наплыве крыла, после чего эта печать без повреждений отскакивала от металла и болталась на своей веревочке до завершения операции. Отверткой открывались все замочки аккумуляторного отсека, аккуратно (крышка вместе с аккумуляторами весит больше 25 кг.) придерживая спиной крышку ее опускали до нижнего положения, при том открывалась нижняя часть спирто-водяного бачок. В нижней его точке имелось сливное отверстие, законтренное проволокой. Нужно было расконтрить его, отвернуть винт и ловко подставить тару так, чтобы жидкость не натекла в рукав куртки. После завершения процедуры винт заворачивался на свое место, контрился по всем правилам, крышка надавливалась головой с усилием, достаточным для прижатия тяжеленной крышки на место и закрывалось. В заключение болтающаяся на веревочке печать слегка нагревалась спичкой или зажигалкой и прилеплялась на прежнее место. При определенном навыке вся процедура занимала минут пять-семь. Разумеется, перед началом «доения» следовало убедиться в том, что на стоянке нет нежелательных персон. С одного самолета «надаивалось» 0.5–1.5 литра этой отвратительной жидкости, отдающей резиной. Далее, все сливалось в 5-л надувную пластиковую канистру и на следующий день с курьером отправлялось в казарму. На этом все общественные обязанности заканчивались.
Если не вдаваться в соответствующие уставы, то на деле служебные обязанности ДСП состояли в том, чтобы открывать-закрывать шлагбаум на въезде, опечатывать борта после окончания на них работ и зачехления, и до приезда караула шляться по территории, следя за порядком. На самом деле, в это время ДСП погружался в глубочайший сон в своей будке, если у него не было иных важных, неотложных дел. В число важных и неотложных входило получение пожарного жетона, свидетельствовавшего о полном порядке противопожарного состояния стоянки, укомплектованности пожарных щитов и прочих подобных штуковин. Щиты, как всегда, были некомплектны, кто-то постоянно тащил оттуда ведра и лопаты, поэтому с пожарными нужно было дружить — раз в пару недель засылая им пару-тройку литров волшебной жидкости. В случае полной любви и взаимопонимания пожарный контроль сводился к передаче жетона прямо у ворот стоянки, без заезда для досмотра. Без пожарного жетона караул не принимал стоянку на ночь, как и при отсутствии связи. В любом случае, караулу тоже нужно было подкидывать бакшиш, ибо официальная процедура передачи с осмотром всех печатей могла занять до трех часов. Через неделю вхождения в тему у меня уже все было на мази. С одной стороны стоянки темнел дремучий лес, с другой простиралось здоровенное кукурузное поле. В конце лета мы с Эдиком по очереди специально договаривались с охраной о том, чтобы они под тем или иным предлогом не принимали стоянку на ночь. В такую ночь мы занимались заготовкой продуктов на зиму, опустошая кукурузное поле, а также находящееся за ним картофельное. К концу осени у нас было запасено несколько мешков картошки и кукурузных початков. Початки вообще-то были кормовыми, но в вареном виде вполне годились в пищу. Сложнее было с водой, но спирто-водяная дружба с водителями автобатальона позволяла нам раз в три дня освежать запасы питьевой воды, которую мы хранили в алюминиевом бидоне, украденным с соседней фермы ненастной ночью нашими предшественниками. Все запасы хранились в заброшенном КУНГе, невесть как оказавшемся в лесу недалеко от стоянки.
Недели три-четыре я ознакомлялся с предоставленными мне угодьями, обходя стоянку (далее "зону") по периметру и пересекая ее во всевозможных направлениях, благодаря чему сделал множество находок, полезных и не очень. Вся зона была нашпигована всевозможными артефактами: будками КУНГов, расставленными там и сям, в которых хранилось исключительно все — от лакокрасочных изделий до слегка поржавевших пушечных стволов (надо думать, изношенных), каких-то камер для передних пневматиков, трубок, баллонов, бочек с клеем БФ-88, обломков дюраля, поломанных аэродромных тележек, короче, всего хлама, какой только может быть на территории стоянки, функционировавшей уже много-много лет. Я иногда чувствовал себя Робинзоном Крузо на необитаемом острове, а иногда Сталкером братьев Стругацких. Сравнение нашей зоны с «зоной» Стругацких не случайно. Проволочное ограждение в лесу являло собой печальное зрелище — в иные дыры без проблем мог проехать средних размеров танк, на стоянку можно было попасть совершенно без затруднений почти с любой стороны. Довольно странное на мой взгляд отношение к хранению эскадрильи самолетов, стоимость каждого из которых переваливала за 20 мегабаксов. И все это добро «охранял» один-единственный боец срочной службы, вооруженный стареньким АКМ-ом, должно быть, побывавшем в Афгане; следы воронения сохранились на нем лишь в некоторых местах. Ствол же этого изделия был разношен до такой степени, что попытка прострелить с 10 метров обычную трехдюймовую, стальную водопроводную трубу, вкопанную в землю в качестве ограничителя хода шлагбаума (он катался по земле, на роликах) привела к тому, что прославленная пуля калибром 7.62 пробила лишь одну стенку, и, оставив во второй небольшую вмятину, с визгом ушла в небо. Кучности от такого ствола следовало ожидать соответствующей. С самого начала осени, когда начались частые дождики и я заметил, что канал ствола моего мушкета стал покрываться предательским налетом ржавчины, я тщательно вычистил его и от казенника до компенсатора забил смазкой ЦИАТИМ-22.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
