Легко понять, почему вы бы так поступили в определенных обстоятельствах. Потому что вы хотите делать свою работу. Вы знаете, что незаконно подбрасывать улики, но это кажется таким оправданным в данном случае. Когда вы в первый раз делаете это, вы говорите себе: «Этот парень виновен!». Придет опыт, и в следующий раз вам будет это легче сделать снова: в реальности у вас появится сильный мотив повторить такой поступок, потому что в противном случае вы признаетесь, пусть только себе, что, когда вы в первый раз это сделали, это было неправильно. Вскоре вы будете нарушать правила в более сомнительных ситуациях. Поскольку сложившиеся неформальные нормы полиции в целом поддерживает подобные оправдания, офицеру полиции становится все труднее сопротивляться искушению нарушать (или по-своему интерпретировать) правила и нормы закона. В конечном итоге, многие полицейские сделают следующие шаги и начнут проповедовать эту философию «гибкого закона» другим офицерам, убеждая их поступать так же, и избегая или бойкотируя тех коллег, которые с ними не соглашаются. Ведь эти несогласные напоминают им о том моральном пути, с которого они свернули.
Действительно, в 1992 г. комиссия под руководством бывшего судьи Моллена в своем отчете о коррупции в Полицейском управлении Нью-Йорка сделала вывод, что фальсификация улик полицией «настолько обычна на некоторых участках, что для нее появился даже новый термин: „testilying“ (по смыслу — лжесвидетельствовать, неологизм созвучен английскому „testifying“ — давать свидетельские показания — примеч. пер.) [175]. В таких полицейских культурах сотрудники полиции часто лгут, чтобы оправдать обыски (без ордера) каждого подозреваемого в хранении наркотиков или оружия, лгут в суде, будто они задержали подозреваемого, потому что он проехал на красный свет, потому что они якобы видели, как подозреваемый передавал другому человек) наркотики или выбросил их, когда к нему подошел офицер полиции, что послужило основанием для ареста и обыска. Норм Стемпер, который 34 года работал в полиции и был начальником полицейского управления в Сиэтле, написал, что в стране нет ни одного крупного подразделения полиции, которое бы избежало таких проблем, как использование офицерами полиции наркотиков Для собственных нужд, подбрасывание наркотиков подозреваемым или вымогательство денег у мелких торговцев наркотиками [176]. Наиболее распространенное оправдание для лжи и подбрасывания улик: Цель оправдывает средства. Один офицер полиции заявил комиссии Моллена, что он „совершал богоугодное дело“. Другой сказал: „Если мы хотим ловить этих парней — плевать на Конституцию“. Когда одного из офицеров полиции арестовали за лжесвидетельство — он спросил, не веря тому, что происходит: „А что в этом плохого? Ведь они виновны“ [177].
Вот „что в этом плохого“: никто, кроме них самих, не может помешать полицейским подбрасывать улики и лжесвидетельствовать, чтобы добиваться обвинительного приговора для человека, которого они считают виновным — а он может быть невиновным. Коррумпированные полицейские, определенно, опасны для общества, но то же относится и к благонамеренным полицейским, которые никогда не хотели сажать невинных людей в тюрьму. В определенном смысле честные полицейские могут быть даже опаснее, чем коррумпированные, потому что их больше, и их должностные преступления труднее выявить. Проблема в том, что как только они приняли решение о том, кто наиболее вероятный подозреваемый, они уже не допускают мысли, что этот человек может быть невиновным. А потом они действуют так, чтобы подтвердить свой первоначальный вывод, оправдывая использование разных методов давления, в том числе и незаконных, тем, что эти методы работают, только если подозреваемые виновны.
Следователи
Наиболее важное доказательство, которое может представить детектив, ведущий расследование, это признание подозреваемого, потому что высока вероятность, что оно убедит прокурора, присяжных и судью в вине подозреваемого. Соответственно, следователей, ведущих допросы, обучают добиваться признаний, даже если для этого они лгут подозреваемому и используют, как гордо заявил один детектив репортеру, „различные трюки и обман“ [178]. Большинство людей удивляются, узнав, что это считается абсолютно законным. Детективы гордятся своей способностью сбивать с толку подозреваемых и добиваться от них признания, считая это доказательством того, что они овладели своим нелегким ремеслом. Чем выше их уверенность в собственной правоте, тем сильнее диссонанс, который они чувствуют, столкнувшись с доказательствами того, что они ошиблись, и тем сильнее их потребность отвергнуть эти доказательства.
Вынуждать невиновного человека признаться — это, очевидно, одна из самых опасных ошибок, которая может случиться во время полицейского допроса, но большинство детективов, прокуроров и судей не думает, что такое возможно. «Идея, что можно кого-то заставить сделать ложное признание — нелепость, — говорит Джошуа Маркис. — Это „защита Твинки [§§]“ в наше время. Это худший пример псевдонауки» [179]. Большинство людей соглашается с этим, потому что не могут себе представить, как они сами могли бы признаться в преступлении, если бы были невиновны. Мы бы протестовали. Мы бы стояли на своем. Мы бы позвонили своему адвокату… разве не так? Тем не менее, исследование тех дел, в которых заключенные по приговору суда были в итоге полностью оправданы, показывают, что от 15 до 25 % из них сознавались в преступлениях, которых в реальности они не совершали. Социологи, психологи и криминологи проанализировали эти случаи и провели экспериментальные исследования, чтобы показать, как такое может происходить.
«Библия» методов допросов — это книга «Уголовные допросы и признания» («Criminal Interrogation and Confessions»), написанная Фредом Инбау, Джоном Рейдом, Джозефом Бакли и Брайаном Джейном. Фирма John Е. Reid and Associates предлагает образовательные программы, семинары и видеозаписи для обучения 9-этапной методике допросов Рейда, а на их вебсайте утверждается, что они обучили более 300 000 работников правоохранительных органов наиболее эффективным способам добиваться признания. Руководство для изучения этого метода начинается с заверения читателей в том, что «ни один из этих приемов не может заставить невиновного человека сознаться, и все эти методы законны и оправданы с точки зрения морали» [180]:
«Мы ясно заявляем: простое использование фиктивных доказательств во время допроса не заставит невинного человека признаться в преступлении. Абсурдно верить, будто подозреваемый, знающий, что не совершал преступления, придаст больше значения и больше поверит фиктивным уликам, а не своему собственному знанию о своей невиновности.
В таких обстоятельствах естественной человеческой реакцией будут гнев и недоверие к следователю. Основным эффектом будет еще большая решимость подозреваемого доказывать свою невиновность» [181].
Неверно. «Естественной человеческой реакцией» обычно оказываются в этом случае не гнев и недоверие, а замешательство и беспомощность, т. е. диссонанс, потому что большинство невиновных подозреваемых верят, что следователь им не врет. Следователь, однако, с самого начала предубежден. Цель беседы с подозреваемым — получить важную информацию от этого человека, допрос же ведется так, чтобы заставить подозреваемого признать свою виновность. (Подозреваемый часто не знает об этих различиях). Руководство Рейда прямо говорит об этом: «Допрос проводится, только если следователь достаточно уверен в виновности подозреваемого». Опасность такой позиции в том, что, если следователь «достаточно уверен», подозреваемый не может его переубедить. Напротив, все, что делает подозреваемый, будет интерпретироваться как доказательство его лжи, отрицания вины и попытки скрыть правду, включая и его постоянные утверждения о невиновности. Следователей прямо инструктируют думать именно так. Их учат такому отношению к подозреваемому: «Не лгите, мы знаем, что вы виновны», а также инструктируют отвергать отрицания подозреваемым своей вины. Вы уже видели этот цикл самооправданий раньше, когда речь шла о том, каким способом психотерапевты и социальные работники интервьюируют детей, подвергшихся, как они считают, сексуальным домогательствам. Как только начался допрос в подобном стиле, такой вещи как опровергающие доказательства просто не существует [182].
Те, кто продвигает методику Рейда, интуитивно понимают, как работает диссонанс (по крайней мере, у других людей). Они понимают, что если дать человеку шанс протестовать и отрицать свою виновность, он сделает об этом публичное заявление, и тогда будет сложнее заставить его отказаться от сказанного и признать вину. «Чем больше подозреваемый отрицает свое участие, — пишет Луи Сенесе, вице-президент фирмы Reid and Associates, — тем труднее ему признать, что он совершил преступление», — именно так и происходит: из-за диссонанса. Таким образом, Сенесе советует следователям, ведущим допрос, подготовиться к отрицанию подозреваемым своей вины и сразу пресекать подобную реакцию. Следователи, говорит он, должны следить за невербальными сигналами в поведении подозреваемого, сообщающими, что он собирается отрицать свою вину («он поднимает ладонь в отрицающем жесте, качает головой или не смотрит в глаза»), и если подозреваемый прямо говорит: «Можно мне сказать?» — следователи должны отреагировать на это, прервав его, и сказать, обратившись к нему по имени: («Джон, подождите минутку») и продолжить допрос [183].
