даже не задумываясь, как о чем-то само собой разумеющемся:
– Государь! Зачем нам на рожон лезть? Подведём крупнокалиберные пушки, постреляем из них и вынесем ворота! Дальше боевой колонной войдём в город и из трехфунтовых единорогов, снаряжённых картечью, перестреляем там всех! Если даже дойдёт до рукопашной схватки – милости просим, наш строй, как в твоей в твоей песне, «не дрогнет в бою за Отчизну свою!».
– Больно складно ты балакаешь, полковник, – влез в разговор Злыдарь, – только одно дело – в поле по мягким людским телам стрелять, а совсем другое – по твёрдым вратам! Опять же, пока будете свои пушки к воротам подводить, твоих всех пушкарей стрелами посекут. Дружина Ростислава теперь учёная, не станет на твои железки пялиться и смеяться.
– Слушаем меня! – решил я прервать рискующий надолго затянуться спор с непредсказуемыми последствиями, судя по наливающемуся нехорошим румянцем лицу Бронислава. – Сделаем, как ты, полковник, предлагаешь, только заготовьте заранее помосты, по которым будете переправляться через ров. Осадные орудия и пушкарей прикроем мешками с землёй и досками. А в первых рядах первого штурмового батальона разместите две-три трёхфунтовки и держите их заряженными. Как пушечным огнём выломаем ворота, то их обязательно кинутся заделывать, вот вы по ним картечью и саданёте, очистив проход. Далее, как ты и говорил, боевой колонной входите в город. На том и порешим! – стукнул я ладонью, прерывая готовые сорваться с губ Злыдаря возражения.
Его понять можно – не нравилось человеку действовать по плану какого-то полковника, его же бывшего десятника, уступать пальму первенства всем и во все времена было тяжело.
Конечно, можно было бы просто, без всяких лишних заумствований, подорвать у ворот заряд взрывчатки, а ещё лучше специально заготовленные для этого дела петарды и ворваться в город. Но мы не ищем простых путей! Мне страсть как хотелось испытать в настоящем деле свою осадную артиллерию.
– И ещё, – я пристукнул ладонью по столу, привлекая всеобщее внимание, – ради всего святого, сделайте внушение своим людям. Когда мы прорвёмся в детинец, не дайте им устроить там резню и разгул! Особенно, Злыдарь, это касается твоих подопечных. Никакой вольницы!
– Так что же, княже, нас будут убивать, всячески сопротивляться, а мы будем их уговаривать? – нахмурился Злыдарь.
– Тех, кто оказывает вооружённое сопротивление, убивайте, но сдающихся в плен и безоружных не трогайте! Дорогобуж станет моим городом, и он мне нужен будет не вконец разорённым и разрушенным. К тому же я не хочу, чтобы нас ненавидели местные жители, потому как, помимо прочего, из них и жителей удела, то есть теперь уже волости, я буду формировать новый пехотный полк! Этим делом займётся оставляемый здесь гарнизон четвертой роты второго батальона первого полка.
Названный мной ротный подскочил, чуть не опрокинув лавку.
– Государь, так я же…
Я сделал останавливающий жест рукой.
– Об этом мы с тобой потом поговорим более подробно. Тебе во всём будет помогать новый наместник Дорогобужской волости, которого я назначу из числа перешедших на мою сторону дорогобужских бояр. Он будет знать все местные расклады и тебе в деле сбора рекрутов помогать.
Мои слова слабо успокоили ротного, он присел назад, сохраняя на лице всё такой же растерянный вид.
На этом я и закруглил наше совещание.
Ночёвка в лагере прошла спокойно.
На следующий день всё произошло как по-писаному. Частокол окольного города не представлял для нашей осадной артиллерии серьёзного препятствия. Первыми же артиллерийскими выстрелами прямой наводкой по воротам их удалось сразу выбить, открыв прямой доступ в город. Правда, пока двухпудовые единороги пристрелялись к воротам, они проделали проломы ещё в двух местах, снеся и перемешав с землёй деревянные колья.
С первых выстрелов в осаждённом городе сразу же установилась какая-то нездоровая суета. Шум, производящийся защитниками за стенами крепости, возрастал с каждой минутой. На всех колокольнях стали бить в колокола, пронзительно затрубили трубы, и всё это на фоне явственно слышных воплей людей. Из-за стен стали подниматься столбы дыма.
К выбитым воротам и двум проломам в частоколе устремились батальонные колонны с мостками и штурмовыми лестницами. Дружинники Ростислава Мстиславича, быстро сориентировавшись, благо под стенами Смоленска получили опыт, погнали в усмерть перепуганных пушечной пальбой ополченцев заделывать открывшиеся проходы. Но передвигаемые в передних рядах штурмовых колонн трехфунтовые единороги своими картечными залпами быстро очистили дорогу для войск.
Больше всего штурмовые батальоны беспокоил обстрел со стен рядом с проходами. Защитники, укрывшись за парапетом, не давали стрелкам из батальонов прикрытия вести по ним действенный обстрел. Под обрушившийся на штурмовые колонны град стрел моих бойцов от ранений и смерти не спасали никакие ухищрения. Пехотинцы то и дело падали. И не всегда было понятно, были ли упавшие поражены стрелами, или же просто споткнулись. Поэтому в построении «черепаха» ежесекундно образовывались дыры, впрочем, быстро затягивающиеся соседними щитами и ранцами, уже порядком обросшими оперением стрел.
Несмотря на ожесточённое сопротивление защитников, штурмовые колонны одна за другой продирались в город и, тут же перестраиваясь, открывали огонь по вражеским лучникам с тыла, теперь уже лишённых защиты ограждений стены. Лучники в штурмовых колоннах мощным обстрелом быстро погасили все беспокоящие их очаги сопротивления на стенах.
Вместе с конным отрядом мы въехали в город через проштурмованные и распахнутые настежь главные городские ворота Спасской башни.
– А вот и падалище, – мимолётно заметил ехавший рядом со мной Злыдарь, держа в руках лук с наведённой стрелой и внимательно шаря взглядом вокруг.
Всё пространство внутри и за пределами проломанной башни было усеяно трупами. В основном это были ополченцы, продырявленные, местами разорванные от действия ближней картечи. Над ними жужжали мухи, а вороны, усевшись на коньках соседних крыш, не сводили с них своих чёрных глаз, при этом недовольно каркая на всадников, мешающих им немедля приступить к кровавой трапезе. Желая проскочить это место побыстрее, кони без всяких понуканий прибавили хода.
Центральная городская улица между двумя богатыми дворами, окружёнными мощными заборами из частокола, оказалась забаррикадирована. Прямо на моих глазах второй батальон произвёл в это рукотворное препятствие орудийные залпы, и сразу за выстрелами, по сигналу трубы, весь батальон ринулся на заграждение. Сопровождающие меня ратьеры не остались безучастными и открыли стрельбу из луков, выцеливая защитников баррикады. Батальон с грохотом врубился в заграждение. Атакующие набросились на защитников, словно стая волков на загнанных зверей. В воздухе замелькали бердыши стрелков и мечи пикинеров. Фанерные луки и длинные пики при штурмовке таких заграждений были почти бесполезны. Напор строя буквально выталкивал впередистоящие шеренги, волей-неволей заставляя их карабкаться по баррикаде. Пехотинцы, завывая в азарте буйной злобы, с рёвом обрушивались на врага,
