Конечно, она может много работать, быть матерью-одиночкой и растить ребенка. Ее мать смогла это сделать, сможет и она. Но если она останется в своей фирме, она будет разбита. Она не хочет просто выживать на работе, она хочет процветать. Жить вместе с сыном. Поставить его на первое место.
Чтобы она сама была на первом месте.
Атлас проводит коротким пальцем по щетинистой черной бородавке.
— Не заставляй меня жалеть о том, что я дал тебе этого клиента, Трулав.
— Не давай, — говорит она, распрямляя плечи. Она пересекает комнату, чтобы открыть раздвижные стеклянные двери на террасу. Когда она открывает одну из них, комнату наполняет шум океана. Она вдыхает спокойствие, прибой и соль. — Оставь Морено себе.
Атлас нахмурился. Его смелость упала на две ступеньки.
— Трулав. Давай. — Он делает шаг к ней, протягивая корявые руки в успокаивающем жесте. — Мы оба знаем, что эта работа - твоя первая любовь. Ты так много работала последние несколько лет. Мне неприятна мысль о том, что ты бросишь все свои труды на ветер. — Его губы скривила усмешка. — И все ради песка и солнца.
Атлас проводит пальцем по толстой стопке книг на журнальном столике.
— Ты ешь и дышишь этим дерьмом, Трулав. Я тебя знаю. Ты можешь выбрать цвет Pantone в темноте, преобразить комнату с завязанными глазами. Эта работа - твоя жизнь.
О Боже.
Какая гадость.
Тесси сдувается, как воздушный шарик, только для того, чтобы эпическая пустота заполнила ее.
Эта работа - ее жизнь. Ставить клиента на первое место. Приходить домой в пустую постель. Нет времени ни на что, кроме работы, никогда не позволяя себе веселиться. Рисковать. Жить. Жить, черт возьми, - вот чего, в конце концов, хотела от нее мать.
Найти звезд. Рисковать.
Внезапно она так устала. Вымоталась. Она откидывается на спинку дивана и смотрит на Атласа.
Приняв ее молчание за согласие, он смягчает свой тон.
— Послушай, я понимаю, что тебе нужен перерыв, но он придет. Позже. А сейчас нам нужно приступить к работе.
Лжец, подумала она. Он не намерен давать ей отпуск. Ни сейчас, ни когда-либо еще.
Ее босс поднимает ладонь в знак мольбы и проходит дальше в комнату.
— Я принес твои эскизы. Мы можем сесть вместе и все продумать. Это не займет много времени. Один-два дня. Это не будет проблемой.
— Это точно будет проблемой.
Глубокий гул заставил Атласа обернуться, сердце Тесси забилось. Ее желудок сжимается при виде Соломона без рубашки, стоящего в проеме спальни. Рукава чернильные и мускулистые. Его всклокоченная борода, слишком заботливая поза и большой стальной каркас - лучшее прикрытие, какое только может быть.
Атлас усмехается, затем возвращает свое внимание к Тесси.
— Вижу, ты развлекаешься.
Огонь щелкнул по ее позвоночнику, заставив встать.
— Да, спасибо. — Подняв подбородок, она скрещивает руки, опираясь на высокий живот.
Подойдя ближе, Соломон обнимает ее за плечи. Тесси радуется тому, что он рядом с ней. То, что он ничего не говорит, не пытается взять на себя ответственность, а просто дает ей понять, что он здесь, что они - одна команда, чертовски возбуждает. Она видит это в его глазах. Он не позволит ей упасть.
Не обращая внимания на Соломона, Атлас кладет свою мужскую сумку на стойку бара и отстегивает защелку.
— А теперь, если ты вспомнишь, что я сказал про...
— Не пиши мне на почту, Атлас, — огрызается Тесси, которой надоело его дерьмо. Мишка пинает ее в живот, как бы говоря «Дай ему чертей, мама». — Я не думаю, что ты меня слышал. Я. Вне. Работы.
Атлас насмехается, самодовольный звук, от которого у нее поднимаются мурашки по коже.
— Невероятно. Вот она, та самая Ужасная Тесс, которую мы знаем и ненавидим.
Ее глаза сужаются. Гребаный идиот.
— Это был ты? — В голосе Соломона появились опасные нотки. — Ты дал ей это прозвище? — Его глаза вспыхивают. Его руки сжимаются в кулаки. — Теперь у нас чертовы проблемы.
Глубокий гул предупреждения вызывает улыбку на губах Тесси. Заботливый Соломон Уайлдер - это зрелище, которое ей никогда не надоест.
Тесси вытягивает руку, останавливая его прежде, чем он успевает двинуться на Атласа.
Она справится.
— Я не ужасная, Атлас, — говорит она, делая шаг вперед и высоко поднимая голову. — Ты ужасный, и я больше не буду терпеть то дерьмо, которое ты несешь. — Она делает вдох. Укрепляет свои нервы. Об ошибках она будет беспокоиться позже. Потому что сейчас она будет беспокоиться о себе и Мишке.
— Я увольняюсь.
От этих слов у нее закружилась голова. Экстаз.
Атлас смотрит на нее. Затем он качает головой.
— Я знал, что эта беременность сделает тебя слабой.
Соломон рычит.
Она насмехается.
— Пошел ты, Атлас. И убирайся на хрен из моего номера. — Когда он стоит, застыв в недоумении, она вскидывает руку. — Уходи.
— Сейчас, — рычит Соломон, наступая. Его большое тело тяжело топает, предупреждая. — Пока я не сбросил твою задницу с балкона.
Тесси с ухмылкой наблюдает, как ее незваный гость делает шаг назад, спотыкаясь о собственные ноги, пытаясь увернуться от горящего взгляда Соломона. Покраснев, Атлас хватает свою мужскую сумку и неловко выходит, захлопывая дверь.
Тесси стоит в недоумении, нервы и волнение накатывают на нее, как набежавшая волна.
Черт возьми. Она уволилась. С работы, за которую она проливала кровь, за которую боролась, за которую кричала на стажеров. Что ж, больше нет.
— Тесс?
Она поворачивается.
Соломон стоит рядом, обхватив ее за локти и притянув к себе.
— Ты в порядке?
— Да. — Она кивает. — Удивительно, но да. — Она смотрит на его красивое лицо, изрезанное заботой. — Я не знаю, что, черт возьми, я сделала, но это была не та работа, которая нам нужна. — Она опускает взгляд на свой живот, гладит его ладонью. — Так ли это?
— Я горжусь тобой.
Сердце замирает.
— Гордишься?
— Да. — Мышцы на челюсти Соломона напряглись, и он притянул ее еще на дюйм ближе к себе. — Я хотел ударить этого мудака.
Она смеется.
— Я тоже.
Соломон закрывает ей лицо, его глаза - ласковые голубые воды, но в его тихом голосе звучит сталь.
— Если он еще раз проявит к тебе неуважение, я это сделаю.
— Я позволю тебе.
Чувство свободы, которого она никогда раньше не испытывала, оседает на ее плечах. Она в отпуске. Настоящем отпуске.
— Мы должны отпраздновать, — говорит она, цепляясь за широкие плечи Соломона, чтобы подпрыгнуть на цыпочках. — Пляж весь день, обед в тако, а потом мы должны... — Она снова опускается на пятки, ее живот опускается вниз, и она чувствует себя подавленной, когда наступает реальность. Ее руки падают на бока. — Ты уезжаешь сегодня.
Соломон тяжело сглатывает, его адамово яблоко подрагивает.
— Тесс, послушай…
Его лицо такое напряженное, что она отшатывается назад.
— В чем дело?
— Что, если мы изменим нашу сделку? — Его голос звучит грубо. Его голубые глаза быстро твердеют, пронзая ее.
Ее дыхание сбивается. В животе зашевелилось беспокойство.
— Изменим нашу сделку? — повторила она. — Насчет Мишки?
— Нет. — Он проводит рукой по ее волосам, касается затылка. — Насчет нас.
— Нас? — Внезапно у нее слабеют колени, и ей приходится прижать обе ладони к широкой груди Соломона, чтобы удержаться на ногах.
— А что, если я останусь до конца твоего отпуска? Чтобы помочь тебе расслабиться? — спросил он, произнося слова в странном ритме. Как будто он пытается держать себя в руках и терпит поразительное фиаско.
— Расслабиться. — Она хмыкает. — Так мы теперь это называем?
Его глаза фиксируются на ее глазах и задерживаются.
— Ради Мишки.
— Ради Мишки.
Она наклоняет голову, обдумывая его слова. Если Соломон хочет быть здесь ради Мишки, почему она должна его останавливать? Мишка - его сын. Его предложение изменить их сделку ничего не меняет между ними.
Она облизала губы, и внутри нее зашевелилось что-то теплое и мягкое.
