столу краем собственного, малость замызганного фартука, надетого поверх обычной серой юбки. — Чуть кто ладный да складный в доме появится, так стерва ее мигом изводит!
— Мамка, — нехорошо прищурившись так, что и без того уродливый шрам на его лице еще больше перекосило, вкрадчиво протянул Лучезар. — А не забылась ли ты, часом?
— А ты не стращай, чай пуганная, — хмыкнула женщина, которая, по всей видимости, надсмотрщику этому кормилицей приходилась. И всё же ближе подошла, вздыхая. — Ладно уж. Показывай, кого опять приволок.
И тут-то на меня она и уставилась.
Я в момент попыталась стать меньше и незаметнее. Ну, так, приличия ради! Раз уж мне роль робкой деревенщины отвели.
— Да ты умом повредился, что ли? — едва на меня взглянув, всплеснула кухарка пухлыми руками. — Эту и в кухню?
— А что не так? — отыскав среди прочих тарелку с румяными пирогами, меченный смерил их недовольным взглядом, и отодвинул подальше. — Пускай помогает.
— Знаю я, как такие помогают. Юбкой лавку протирают!
Спасибочки, конечно, и на этом. А то ж могла и что-то менее приличное сказать!
— Ты еще не пробовала, Людвига. А уже гонишь.
— Зато ты, я смотрю, в предвкушении весь, — смерив его острым, понимающим взглядом, недовольно хмыкнула она. — Себе, небось, заприметил?
Ох, ты ж. Да я смотрю, в этом поместье внезапный интерес управляющего к новой девке прям событие какое! Интересно, и чем я ему так глянулась? Уж не схожестью с хозяйкой ли?
Небось достала она его до самых печенок, вот и нашел, на ком злость выместить.
Со спины-то без разницы, кого бить — невысокая, тощая, рыжая, и ладно!
— А, может, и заприметил, — не стал лукавить Лучезар, остановив, наконец, свой выбор на крупном, кислом зеленом яблоке. — Не твоего ума дело. Лучше в баню ее отправь, одежду годную подбери, накорми, да лавку в людской выдели. И пусть ее лекарь осмотрит — если вшивая, пусть обреют. Да ты и сама всё знаешь, я тебя что, учить должен?
Оп… Вариант с внешним сходством отпадает!
— А откуда она? — вдруг спохватилась кухарка. — Неужто с дальних сел бродяжку приволок?
— Делать мне нечего. На рынке купил.
— Ну да, глупость ляпнула. Откуда в наших селах девки-то красивые остались? На корню всех гарпия эта извела.
— Людвига…
— Отстань, паршивец, без меня знаешь, что так оно и есть! — не смотря на явную угрозу в его голосе, женщина отмахнулась только, руки о фартук вытирая. И еще раз меня осмотрела, но уже куда спокойней, даже с жалостью как-то. — Ну? И как тебя звать-то?
— Артеника, — представил он, смакуя на языке то ли фрукт, то ли моё имя. — А сама она тебе и слова поперек не скажет. Радуйся, да богов благодари. Немая от рождения!
— Да как же это, — вдруг охнула кухарка. — Хозяйка теперь и таких брать будет? Она ж и без того жизнью обиженная!
А вот с этим, пожалуй, не поспоришь.
Обделили меня знатно!
— Не лезла бы ты не в свое дело, Людвига, и держала язык за зубами, — холодно предупредил управляющий. — Не то стоять тебе поротой у позорного столба. Сама знаешь, не посмотрю, что ты меня вырастила. Плети всё одно — кто кого ждет и кормит!
— Да уж знаю! — ядовито откликнулась кухарка. — И думала по-другому, а зря! Не порола в детстве, а надо было. Иначе б не стал ты… таким!
Ух, ты ж. Не иначе, как кто-то сор из избы решил вынести? Да как вовремя-то!
Хотя, кого им тут смущаться было? Работники местные, небось, итак всё знают. А до новой девки никому дела нет — всё одно, немая и разболтать не сможет. Да и не задержится надолго на службе (или всё ж в рабстве?).
А потом и вовсе, хозяйка, что магией запретной балуется, неугодную девку со свету сживет, и никто слова поперек сказать не посмеет.
Любопытные, однакось, тут порядки!
— Всё, надоела, — кинув огрызок яблока обратно на стол, меченный поднялся. — Я на псарню. Рогнеда сегодня охотиться изволит-с.
— Что, опять какого-то доходягу ей приволок? — послышался неожиданный вопрос.
И вот тут-то я заметно напряглась, слушая и соображая. Это же… это ж не то, о чем мне подумалось?
— Нет, вместе с ней прикупил, кого получше, — ответил Лучезар уже от дверей. И вдруг воротился, да уперся ладонями в стол, не сводя с кухарки предупреждающего взгляда. — И ты вот, что, Людвига. Мужиков предупреди, чтобы к девке этой и подходить не смели. А кто руки распустит, или даже подумает — семь шкур спущу!
— Да поняла, иди уже!
И меченный, усмехнувшись, действительно ушел, напоследок на меня какой-то странный взгляд бросив.
Без него на кухне, не смотря на духоту, даже дышать стало легче.
Ежели, конечно, не вспоминать, что меня на дармовые заработки против воли оставили, а на мага моего, вообще, кажись охотиться сегодня будут!
И вот тут по моим губам невольно, но улыбка-то пробежала.
Ожидает местную вонючую барышню сегодня пренеприятнейший сюрприз. Еще ни одной паршивой собаке настоящего Волка в лесу загнать не удалось!
— Ну что лыбишься, блаженная? — восприняв мои гримасы за что-то постыдное, едва не накинулась на меня кухарка. — Ты слишком-то на Лучезара не рассчитывай. Он хоть и управляющий тут, а всё равно Рогнеда спуску не даст! Особенно такой, как ты. Работать, как все будешь!
Ага, значится, с должностью владельца шрама я угадала. Не удивлюсь даже, если это она ему это украшение на лице когда-то самолично и оставила. Другой вопрос, а чем ей молодые девки не угодили? Неужто на них ворожбу запрещенную практикует?
Но тем временем, пришлось мне изобразить поклон покорный, чтобы раньше времени себя не раскрыть.
Нет уж, Волк прав оказался — тут, для начала, всё как следует разузнать надо. Да потихоньку, помаленьку, чтобы ведьма та ничего почуять не успела и следы замести не смогла. Я кое-что о запретных ритуалах знала, интересовалась по ясным причинам. И сейчас понимала, что скрыть свои дела Рогнеда, или как ее там, суметь сможет так, что вся пятерка за век не сыщет!
А одного запаха для обвинений мало.
— Мирка, сюда поди! — наконец-то сообразив разрезать мне шнурок на руках, прогорланила кухарка, кого-то к себе подзывая. — Девку новую переодеть надобно, да показать ей всё тут!
И вот когда откуда-то из каморки объявилась местная служанка, я, наконец, поняла, от чего все на внезапное пристрастие меченного диву давались. Ясно дело, чего он раньше ни на кого внимания не обращал — они ж все тут такие страшные оказались, что до конца дня я пугаться не