Преисполнившись решимости, Халиль сжег письмо монаха, пепел растер по каменному полу и сел писать шифрованный ответ. Его передаст Геннадию Иса, а с письмом и вдоволь золота, чтобы гарантировать смерть Мехмеда. Халиль ухмыльнулся: как же забавно получится! Мечта султана завоевать Константинополь станет явью, но ценой победы окажется жизнь мечтателя.
ГЛАВА 12
Декабрь 1451 г. — январь 1452 г.
Генуя
Лонго стоял на причале и смотрел, как скользит по воде корабль, привезший Софию. Лонго не знал, зачем она вернулась в Геную, да и знать не хотел. Главное — она была здесь, прекрасная в простом белом платье. Вот, сошла с корабля — и Лонго бросился навстречу. А она неожиданно заключила его в объятия.
— Как я рад, что ты вернулась! Но зачем ты здесь? Разве ты не нужна в Константинополе?
— Я пришла за тобой.
— Но разве ты не видишь — уже поздно, — ответил Лонго, отстраняясь. — Я женат!
— Для нас никогда не будет поздно, — ответила София, и уста их слились в поцелуе. — Пойдем же со мной!
Увлекла Лонго в его же палаццо, в спальню, подвела к постели и обернулась посмотреть ему в лицо.
— Я думала о тебе, о том, как ты целовал меня.
— И я думал о том же! Но это же так глупо…
— Вовсе нет. — Она распустила завязку, и платье соскользнуло на пол, оставив ее нагой.
Глаза Лонго жадно впились в изгиб ее изящных ключиц, затем взгляд побрел ниже, к маленькой упругой груди, к курчавой каштановой заросли пониже плоского живота. Лонго покачал головой:
— Но мы же не можем, я женат!
— Мы можем, — мягко утвердила София, шагнула к нему, притянула — Лонго обнял ее крепко, поцеловал. И тут же понял — беда.
В окно за спиной Софии увидел: город объят пламенем, турки бесчинствуют на его улицах. Комната наполнилась огнем и дымом, и внезапно явился в ней турок со шрамом на лице, убивший отца и мать. Он указал на Софию и приказал янычарам вспороть ей живот. Лонго прижал ее к себе, готовый защищать ценой своей жизни, но царевна вдруг растворилась в пламени, и рот ее, исчезающей, был распялен немым криком. Языки пламени окутали Лонго, удушливый дым наполнил легкие…
* * *
Лонго проснулся и услышал кисло-сладкий запах сгорающих сухих лоз. Протер глаза, осмотрелся: он по-прежнему лежал в своей постели, на собственной вилле, а рядом лежала не София, но Джулия — уже два года как его жена. Снова кошмар привиделся… Лонго встал и подошел к окну, выходившему на виноградники. Солнце уже взошло, и люди работали вовсю, обрывая иссохшие ветви. Оборванное собирали в кучи и сжигали.
За спиной пошевелилась Джулия.
— Иди в постель, мне холодно!
— Работать нужно, — отозвался Лонго.
— Пусть Тристо и Уильям разбираются с работой, на то они и слуги, — проворчала Джулия капризно. — Не уходи!
Села — раздувшаяся, с тяжелым многомесячным животом.
— Иди ко мне, попробуй! — Она позвала, приложив руку к животу. — Он толкается!
Лонго сел на краю постели и осторожно положил ладонь на живот жены. Улыбнулся, ощутив движение. Затем взял ее за руку.
— Джулия, мне нужно идти. Твой брат Паоло пригласил меня на чтения этим вечером, а прежде мне нужно успеть многое. После работы на винограднике еще придется нового коня объездить.
По правде говоря, Лонго искал любой повод побыть вдали от жены. Она была избалованной, капризной и вздорной, а с беременностью эти качества сильно усугубились.
— Чтения? — Джулия обрадовалась. — Я тоже хочу!
— Ты же знаешь — тебе сейчас нельзя ездить.
Джулия тут же надулась.
— Кроме того, тебе нельзя на это чтение. Читать будут вещицу молодого неаполитанца по имени Томмазо Гуардати, и, очевидно, она не для ушей благородных дам.
Впрочем, Лонго и сам бы с удовольствием не пошел — но Паоло со дня свадьбы держался отстраненно, чуть ли не враждебно, а Лонго очень хотел восстановить нормальные отношения.
— Но я хочу! — Джулия нахмурилась — явный признак близкой истерики. — Мне в этой деревне так скучно!
— Ты скоро родишь — тогда и сможешь наведаться к родителям в город.
Лицо Джулии сделалось кислым. Она отвернулась, накрылась одеялом с головой. Лонго вздохнул виновато, но и с немалым облегчением. Знал — жена обязательно сорвет злость на подвернувшемся под руку слуге.
— Вернусь к ночи, — сказал он ей напоследок и ушел.
* * *
Когда Лонго вечером подъехал к палаццо Гримальди, он пребывал в сквернейшем настроении. Перед самым отъездом из поместья на винограднике начался пожар — огонь от костра, где сжигали сухие ветви, перекинулся на живые лозы. Пришлось оставить Уильяма и Тристо справляться с делами. Сам взял шестерых слуг и отправился. Конечно, лучше бы он остался проследить, как управляются с огнем, но не хотел пренебрегать приглашением.
И не пожалел — Паоло приветствовал его так тепло! Обнял, прилюдно назвал братом и весь вечер обходился с Лонго на удивление учтиво. Да и развлечение оказалось куда интереснее, чем думал Лонго. На вечере присутствовал испанский дворянин, некто Карлос де Севилья, элегантный, небольшого роста, сухощавый, с коротко подстриженной черной шевелюрой, загорелый дочерна. После чтений он рассказал немало о недавних португальских открытиях в Африке и о возможности попасть в Индию при сохранении курса на запад. Когда гости начали расходиться, Паоло отвел Лонго в сторону.
— Признаюсь честно: я сожалею, что был так холоден с тобою с тех пор, как ты стал нашим родственником. Кое-кто в этом доме винит тебя за смерть моего брата. Увы, я слишком часто и охотно выслушивал их. Но я прозрел — и прошу прощения. Я хочу, чтобы между нами не было дурных чувств.
— Я очень рад, что ты передумал и решил помириться, — ответил Лонго. — Извиняться нужды нет, твои добрые чувства станут мне наилучшей наградой.
— Чудесно! — воскликнул Паоло, улыбаясь во весь рот. — Но скоро уже полночь — тебе пора возвращаться к моей сестре!
Лонго пошел на конюшню — и обнаружил слуг мертвецки пьяными. Судя по количеству пустых бутылок вокруг, люди Паоло угощали на славу и на вино не скупились. Все шестеро спали мертвецким сном. Двое заснули прямо за столом, не доиграв партию в карты. Трое валялись на полу, храпя. Лишь один не спал, лежа в собственной блевотине. Он попытался встать, качаясь, но рухнул и тут же захрапел. Лонго пообещал разобраться как следует со слугами, когда те протрезвеют и придут в себя. Паоло тут же предложил устроить пьянчуг до утра — пусть проспятся здесь. Лонго согласился и решил ехать в свой палаццо, а не на виллу.
Когда он ехал по узким темным улочкам Генуи, руки с эфеса не снимал. В ночи легко нарваться на воров и шайки разбойников. Миновал тенистую площадь с большим дубом посередине — его листья отливали в лунном свете серебром. Свернул на совсем уж тесную извилистую улочку, ведущую к палаццо. На полпути уткнулся в сгорбленного нищего, громко бренчавшего оловянной чашкой для подаяний.
— Подайте на пропитание! — загнусавил побирушка.
Лонго придержал коня и уже потянулся за кошельком, когда заметил под лохмотьями нищего блеск стали. У бродяги — меч?
Он выхватил клинок из ножен, хотел развернуться — но слишком поздно. Шестеро в масках и с мечами в руках перекрыли выход из аллеи. И впереди — четверо в масках, нищий — пятый.
— Помогите! Убивают! — заорал Лонго во весь голос, хотя и знал: никто и пальцем не шевельнет помочь, придется драться в одиночку.
Пришпорил коня, стоптал одного, другого рубанул с маху. Но улочка была слишком узкой. Коня полоснули по груди — и он вздыбился от боли. Лонго проворно выкатился из седла, вскочил, оказался перед тремя, немедленно напавшими. Срубил одного, нырнул под удар другого, плечом двинул в грудь третьему, сшибив наземь. Кинулся бежать — но кто-то успел полоснуть по бедру. Лонго скрежетнул зубами от боли, но побежал быстро, лишь чуть прихрамывая. За спиной затопали, явно нагоняя.
Выскочил из аллеи, пересек другую площадь, взбежал по короткой лестнице. Резко свернул направо, в сумрачный узкий проход — и вовремя: у самой головы просвистел кинжал. В проходе остановился, поджидая. Повернулся — первый из забежавших напоролся на меч. Остальные отпрянули. Проход был узкий, больше чем по двое не зайдешь, и никто из оставшихся семи не пылал желанием помериться с Лонго железом.
— Всего один человек, один! — вскричал на скверном итальянском кто-то из людей в масках. — Убейте его — или будете объясняться со мной!
Трое неохотно сунулись в проход, а остальные исчезли в темноте, намереваясь зайти сзади.
Тройка осторожно приблизилась — не ради атаки, а чтобы ударить в спину, если Лонго побежит. Тот попятился, преувеличенно хромая. Когда враги неосторожно приблизились, прыгнул — и пронзил первому грудь. Остальные попятились, выставив мечи. За спиной послышались шаги — враги закупорили выход из прохода. Ловушка захлопнулась.
