Когда Харальда окончательно одолела скука, ветер принес конский топот.
Вскоре показался скачущий во всю прыть всадник. Гнедая лошадь под ним выглядела заморенной, а наездник яростно нахлестывал её, хотя до ворот оставалось меньше версты.
«Гонец с важными вестями!» – подумал Харальд, когда всадник остановился перед воротами и протрубил в рог.
Створки приоткрылись, конный проскользнул внутрь, и вновь повисла тишина.
Солнце почти коснулось боком зубчатой стены леса, когда Харальд ощутил голод. Жизнь среди нид приучила его долго обходиться без пищи, но тут он просидел целый день на морозе. Холод стал нестерпимым, а в животе ворчало, напоминая о необходимости поесть.
Именно в этот момент ворота с лязгом распахнулись во всю ширь.
Пропели трубы. Харальд тут же забыл о еде, когда на дорогу из замка начали выезжать всадники. Впереди десяток воинов, затем знаменосец со стягом, изображающим того же желтого зверя. За ним следовал человек в плаще из горностая, судя по всему тот, кого Харальду предстояло убить. Лицо его было надменным, а осанка гордой.
За родовитым скакали несколько человек без оружия, с набитыми седельными сумками – слуги, а замыкали процессию ещё десять конных, все с оружием и в доспехах.
Словно стайка стремительных рыб, всадники умчались по белому руслу дороги, и вскоре топот копыт стих в отдалении. Принесенные вести оказались не только важными, но и срочными, раз они заставили хозяина покинуть замок на ночь глядя.
Харальд усмехнулся. Теперь осталось выбрать место у дороги, с которого удобно будет стрелять (сегодняшняя ночь подойдет наилучшим образом), и дождаться возвращения родовитого (на это может уйти несколько дней).
Отойдя в глубь леса, он с наслаждением потянулся, ощущая, как хрустят застывшие от долгой неподвижности суставы и позвоночник, как кровь веселее течет по телу. В предвкушении ужина усилилось бурчание в животе.
* * *
На лес обрушилась оттепель. Она пришла ночью, вместе с серой пеленой туч, которая тихо завоевала небосклон, подавив жалкие попытки звезд к сопротивлению. Даже луна, что некоторое время пыталась светить, вскоре сдалась и угасла.
К утру лес наполнился туманом, холодным и противным, словно прокисший суп. Харальд, бормоча ругательства, снял тетиву с лука, понимая, что в такой сырости она придет в негодность очень быстро.
Место для засады он выбрал позади огромной березы, ствол которой был толщиной в аршин, а нижние ветви торчали во все стороны, словно ступицы в колесе. Сугроб почти доходил до них, а выше был разрыв примерно в полсажени, и именно отсюда Харальд собирался стрелять.
Дорога просматривалась отчетливо в обе стороны, а сидящий в засаде оказывался прикрыт березовым стволом с одной стороны и порослью пушистых невысоких елочек – с другой.
К полудню туман рассеялся, видимость улучшилась. Харальд вновь привел лук в боевую готовность и изо всех сил боролся со скукой, изредка подкрепляя силы вяленым мясом.
Когда с юга донесся стук копыт, он ощутил, как сердце словно сорвалось в пропасть, а мутный страх сковал руки и ноги. Да, он убивал, но всегда защищаясь, даже в том случае, на поле для состязаний, он лишь предотвращал смерть.
Теперь предстояло лишить жизни человека по собственному почину. Из воина превратиться в убийцу. До сих пор мысли об этом прятались где-то в глубине разума, а теперь явились во всей неприглядности…
Наложенная на тетиву стрела поднималась так медленно, словно весу в ней было по меньшей мере пуд. Харальд почувствовал, как течет по лицу непонятно откуда взявшийся пот, а по спине вольно разгуливает озноб.
Но появившийся на дороге всадник был один и менее всего походил на родовитого. Скорее всего это был ещё один гонец, вроде того, который вчера трубил у ворот замка.
С судорожным всхлипом Харальд опустил лук и сорвал с головы шапку.
Когда он провел ладонью по лбу, то обнаружил, что волосы намокли так, словно их хозяин искупался. Сердце судорожно билось в груди, а затекший в глаза пот немилосердно жег их, заставляя тереть кулаками и плакать.
Но к тому моменту, когда безмолвие на дороге вновь нарушилось, Харальд полностью успокоился. Вытер лицо и застыл, недвижный и безгласный, словно фигура, вырезанная из дерева. Внутри как будто что-то выгорело, стало легко ждать жертву, ни о чем не думая. Мысли исчезли, чувства и желания – тоже.
* * *
На этот раз всадников было много. Первыми появились воины охраны, за ними – знаменосец. Лицо родовитого удалось рассмотреть лучше: крупные, тяжелые черты, выдающийся нос, близко посаженные глаза – все дышало властностью и надменностью.
Стрелять в такое лицо оказалось просто.
Харальд слегка приподнял лук и спустил тетиву. Руки сами наложили вторую стрелу, и та отправилась вслед за сестрой.
Раздался свист, и родовитый беззвучно рухнул с коня. Древко смертоносного снаряда торчало у него из виска, второе – из шеи.
– Господин! – заверещал в испуге слуга.
Дико заржала, вставая на дыбы, лошадь убитого.
Заметались, останавливая коней, охранники, а Харальд легко вскочил, нацепил лыжи и спешно побежал в лес. Крики постепенно стихали за спиной.
На душе было гнусно, маячило перед глазами лицо только что убитого.
Харальд сжал зубы и пошел быстрее, надеясь, что усталость поможет справиться с глупыми мыслями и переживаниями. Он шел, почти не чувствуя груза.
* * *
Лицо Торгрима дышало нетерпением. Он не сдержался и вышел встречать Харальда во двор.
Грозно нависала громада донжона, тянуло дымом от замковой кузни, оттуда доносился звон молотов, а родовитый фон Жахх впился в лицо Харальда светлыми глазами, в которых плескалась смесь страха с надеждой.
– Ну что, все получилось?
– Да, – кивнул Харальд. Он сумел справиться с собой и загнал сожаление о свершенном куда-то в угол разума и сейчас ощущал только бесконечную усталость. Одно желание наполняло тело – забиться куда-нибудь в темный уголок и спать, спать, спать…
– Ты точно уверен?
– Родовитый Торгрим сомневается в моих словах? – Харальд взглянул в лицо фон Жахху, и тот дернулся точно от удара.
– Нет, ни в коем случае, – забормотал он. – Нет…
Не дослушав, Харальд развернулся и побрел к башне, в которой последнее время жил. Ему было все равно, как отреагирует на такой поступок наниматель, даже обещанная награда не грела душу.
* * *
– Ты чего такой кислый? – Берг присел на табурет, стоящий у стола. Под весом наемника тот недовольно пискнул.
В караулке было пусто, пахло пивом и ещё чем-то кислым.
Харальд, лежащий на кровати у стены, повернулся.
– Тошно мне здесь, – сказал он, и настоящая тоска слашалась в его голосе. Даже зеленые глаза потеряли блеск, превратившись в два вытершихся кружка меди. – Надоело все…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
