— При нем нашли нож?
— Нет, но у него было достаточно времени, чтобы избавиться от него. Как видишь, улик немало, а Родриго, хотя и утверждает, что никого не убивал, ни одного пункта обвинения опровергнуть не может.
— Адвокат встречался с ним? Кстати, кто у него адвокат?
— Филипп Баррел. Но он ничего не мог выудить у своего подзащитного такого, что бы могло повлиять на судей при вынесении приговора.
— Расскажи подробнее, что связывало испанца с домом миссис Скалацца?
— Покойная страдала комплексом: по ночам ей казалось, что ее хотят ограбить, она слышала голоса, шаги... И тогда Скалацца наняла частного детектива у Филдинга. Ты должен знать этого англичанина, у него нечто вроде сыскной конторы. Оформлено все по закону, так что к нему не придерешься. Она наняла Альвареса на три месяца, а потом собиралась продать дом и уехать к сестре во Францию.
Я беседовал с Филдингом; тот объясняет, что хотел на такую простую работу, как охрана особняка, дать кого-нибудь помоложе, но Скалацца настаивала только на самом опытном специалисте и он направил туда Родриго, сыщика с большим стажем. Они вообще, как говорил Филдинг, не занимаются подобной чепухой, но миссис готова была хорошо заплатить и он согласился.
— Она была богата?
— Да, главное ее богатство — драгоценности, они исчезли. Там было бриллиантов не меньше, чем на полмиллиона. Достались ей от покойного мужа, а он у нее прозывался не то графом, не то князем. Я всегда путаюсь в титулах!— Хартинг засмеялся, чуть не выронив изо рта сигарету.
— Откуда известно про бриллианты?— Троп не поддержал смех Хартинга, и вопрос прозвучал более резко, чем хотелось комиссару.
— Адвокат миссис Скалацца утверждает, что их было не меньше, чем на эту сумму.
— Дуг, ты не возражаешь, если я заберу у тебя дело об убийстве миссис Скалацца?
— В принципе — нет, Эдвард. В нем не осталось ничего интересного: сознается Альварес или нет — его ждет электрический стул. Я не смог добиться от него, куда он спрятал бриллианты, может тебе удастся расшевелить его. Не стану скрывать от тебя, мои ребята на прошлой недели его прилично обработали, но и это не помогло. Они немного переусердствовали и я боялся, чтобы не пронюхала пресса. Но Родриго не настаивал на экспертизе: испугался, что ли. Да это к лучшему, нам совсем ни к чему, чтоб газеты лишний раз поднимали шум о наших методах расследования.
— Это ваши методы, Дуг. Я никогда не позволяю себе подобного при допросах!
— Ну, не сердитесь, Эдвард,— миролюбиво продолжал Хартинг, сожалея, что поддался на откровенность с этим чистоплюем Тропом,— все так делают. Вы что-нибудь увидели в этом деле?— Хартинг неожиданно подумал, что поспешил, согласившись с предложением комиссара.
— Нет,— холодно бросил Троп,— меня попросту удивляет, почему Альварес лжет безо всяких на то оснований. Впрочем, как раз основания у него могут быть.
Неуклюже повернувшись на стершихся каблуках, Троп вышел, фальшиво напевая песенку из старого кинофильма. Тот, кто хорошо знал Тропа, сразу бы понял, что он взволнован и песенка из нашумевшей комедии не что иное, как отвлекающий маневр перед Хартингом.
Фигурой и походкой Троп напоминал стареющего провинциала — фермера, заблудившегося в большом городе: седые короткие волосы, немодный костюм, стоптанные туфли и простоватое лицо — вот и весь Троп. Но под заурядной внешностью скрывался талантливый сыщик, мгновенно реагирующий на самые незначительные, на первый взгляд, факты, дающие в итоге разгадку сложным, запутанным преступлениям.
Троп от себя позвонил шефу полиции Макгоурту и попросил разрешения взять у Хартинга дело об убийстве и ограблении Марии Скалацца.
— Возьмите, Троп, если Хартинг не возражает. Вы же знаете, что существует определенная этика,— снисходительно ответил Макгоурт.— Что ты там разглядел, старая лиса?— неожиданно усмехнулся он,— держу пари, что бриллианты! Там, наверное, их каратов сто!
— Пока ничего, мистер Макгоурт, так, хочу повозиться. Я подключу к расследованию, с вашего разрешения, лейтенанта Фердинанда Блэза; он мне понадобится.
И вот Троп, разложив на столе фотографии, будто пасьянс, курит одну сигарету за другой, временами обращаясь к протокольной записи допросов. В такой манере Троп работает всегда: сначала анализ, предложения, перестановка лиц, замешанных в преступлении, подстановка других, заинтересованных в нем. Троп любил эти минуты, называя их первым раундом, на боксерский манер, когда противники, не приступая к решительным действиям, проводят разведку, делая ложные выпады и финты, проверяя возможности друг друга.
Троп начертил на листе бумаги подобие какой-то схемы, напоминающей разветвления генеалогического древа, и в самом верху этой схемы написал чье-то имя и поставил вопрос, ниже — шло еще имя, а дальше какие-то закорючки и значки, в которых никто, кроме Тропа, и не разобрался бы.
— Во всяком случае, в этой игре дирижер не Родриго,— задумчиво произнес Троп, собирая фотографии в плотный пакет и пряча вместе с папкой в сейф,— что ж, первый раунд продолжается!
2. РОДРИГО
— Садитесь,— предложил Троп высокому худому испанцу с прямыми, гладко зачесанными волосами. У него смуглое, измученное лицо, заметно несколько заживающих ссадин. Испанец сухощав, подтянут, чувствуется, что он обладает ловкостью и силой. На вид — не меньше сорока.
— Спасибо, господин комиссар. Вы обратились ко мне на «вы». До этого меня больше величали испанской собакой или мексиканской сволочью. Я имею ввиду ваших коллег.
— Забудьте об этом, Родриго. Курите, у нас долгий разговор.
— Спасибо, господин комиссар,— как заведенный повторял Родриго; он закурил с жадностью человека, лишенного долгое время необходимого и привычного, и откинулся на стуле, прикрыв глаза.
— Я читал ваши показания,— продолжал Троп,— вам будет трудно рассеять всеобщую убежденность в причастности к преступлению, хотя вы и утверждаете, что невиновны. Алиби у вас нет, отпечатки ваших пальцев и на дверце сейфа, и на серебряном браслете, который носила на руке убитая. Кровь на пиджаке, показания Хаммера, подготовка к бегству...
— Господин комиссар, увидев миссис Скалацца на полу, я попытался оказать ей помощь, но тут же убедился, что хозяйка мертва, и решил осмотреть место преступления, как профессионал,— при этих словах Родриго горько усмехнулся,— я увидел полуоткрытый сейф и распахнул дверцу до отказа: он был пуст. И тогда меня пронзила мысль, что подозрения падут на меня и я ничем не смогу доказать свою невиновность. Верите, господин комиссар, я помертвел от страха, я перестал вдруг владеть собой, такого со мной никогда не случалось. Я выбежал из особняка в панике, не ведая, что творю, и побежал домой. Хотелось одного: исчезнуть, превратиться во что-нибудь невидимое и невесомое. Не стану скрывать, мне хотелось немедленно покинуть Дортинг и вообще Америку. Когда я наспех уложил чемодан, то одумался, но было поздно — полицейские уже пришли за мной.
— Вы давно в Америке?
— Двадцать лет. Я приехал из Сан-Мартинеса. Это в Испании.
— Вы хотели бежать на родину?
— На такое путешествие у меня не хватило бы денег. Куда-нибудь в Южную Америку.
— Давно вы у Филдинга?
— С момента приезда, я начинал рассыльным. Потом Филдинг меня заметил, я оказался, по его словам, способным.
— Вы обеспечены? Я имею ввиду ваши заработки у Филдинга.
— Мне хватает. Я живу один и не позволяю себе ничего лишнего. Но вы знаете, господин комиссар, как сейчас с ценами: то, что утром стоит доллар,, вечером может стоить полтора. Я сначала пытался откладывать деньги, хоть по сто долларов в месяц, думал вернуться в Испанию, жениться и купить собственный дом. У каждого испанца мечта — собственный дом, пусть хоть маленький, но свой. Но это оказалось невозможным, и я смог купить только подержанный автомобиль: для моей работы это необходимо. Последнее время он был не на ходу, я пользовался прокатным.
