– …Если я виноват, то готов понести наказание по законам военного времени, – сказал Балабанов и опустил голову.
– Сейчас не время искать виноватых, – произнес руководитель операции. – Нужно искать выход из сложившейся ситуации. Документы никоим образом не должны попасть в руки противника.
– Кто мог думать, что фашисты так быстро докатятся почти до Москвы?
– Это не оправдание, товарищ Балабанов. – Его собеседник устало провел ладонью по стриженной ежиком голове, встал из-за стола, прошелся по кабинету.
– После испытаний мы вывезли с полигона основную аппаратуру. А после двадцать второго июня забрали оборудование, демонтировали все испытательные стенды…
– Что там осталось из техники?
– В том-то и дело, что ничего, – горячо произнес Андрей. – Разве что самолет, но он-то уж никакой ценности не представляет. К тому же неисправен, потому его и оставили.
– Почему же фашисты так рвутся в Танеевку? Как считаете?
– Может, исходят из разведданных, которые устарели? – предположил Балабанов.
– Не думаю, – покачал головой собеседник. – Вы же сами говорите, что какая-то документация осталась в бункере.
– Весьма второстепенная! Притом она в таком виде, что они едва ли смогут расшифровать ее.
– Вы в этом уверены?
Андрей промолчал.
– То-то, Андрей Николаевич, – вздохнул собеседник, так и не дождавшись ответа. – Документы слишком важные, чтобы мы могли рисковать хоть на йоту. Кроме того, в них в значительной мере и судьба нашего будущего. А нам нельзя, как бы ни было сейчас трудно, жить только сегодняшним днем.
Собеседник отхлебнул из стакана давно остывший чай и тихо добавил:
– А фашист прет на Танеевку как скаженный. Нашим частям туда не пробиться, слишком далеко продвинулись гитлеровцы. Есть там неподалеку партизанский отряд, который держим в резерве, но мы не можем связаться с ним по радио.
– А если десант?
– Десант? Что ж, об этом стоит подумать…
«Осы? Откуда они здесь, зима ведь почти», – подумала Таня и только через мгновение догадалась, что это жужжат пули. Посвист их казался совершенно безобидным. Разыскав командира, она доложила ему о последнем разговоре с Центром. Кругом творился сущий ад, но Аникеев выглядел спокойным, как обычно. Выслушав Разумовскую, он коротко кивнул.
– Мне в бункер, к рации возвращаться? – громко спросила Таня, стараясь перекричать грохот разрывов.
– Бог с ней, с рацией, – махнул рукой командир. – Оставайся здесь, дочка, засыплет тебя в бункере.
– Побегу раненых перевязывать!
– Давай.
Оторвавшись от передней линии окопов, она ползком двигалась по снегу, который, едва выпав, начал подтаивать.
– Маша! – раздался вдруг неподалеку негромкий голос. Девушка замерла. Показалось – ослышалась: кто здесь мог знать ее подлинное имя?
– Маша, сюда…
Она ползком двинулась на голос. Рассвет еще не устоялся, и разглядеть лицо бойца, который звал ее, было трудно. Человек с трудом приподнялся ей навстречу и призывно махнул рукой.
– Сенечка! – узнала она.
Через щеку парня, почти раскроив ее надвое, тянулась темная полоса, уродуя лицо. Крови почти не было.
– Да вот… осколок поцеловал… – попытался улыбнуться Сенечка.
– Сейчас перевяжу.
– Скажи, бой стих или это я оглох от контузии? Бомба, понимаешь, неподалеку разорвалась.
– Потише стало, – сказала девушка, достала индивидуальный пакет, умело вскрыла его и принялась за перевязку.
– Один вопрос, – произнес Сеня. – Можно полюбить такого, как я?
– Полюбить можно всякого.
– Это не ответ, – помотал головой Сеня.
– Ты парень что надо!
– Меня никто еще не любил. Нравилась одна девушка, и с той рассорились.
– А сколько тебе лет?
– Восемнадцать. Скоро будет, – помолчав, сказал Семен.
– О, да я для тебя старуха!
– Смеешься? А я боюсь умереть, так и не узнав, что такое любовь.
– Узнаешь, Сенечка. Тебе еще жить да жить. Вот прогоним врага…
– А тут еще шрам на всю жизнь останется. Теперь я урод. Кому нужен такой?
– Глупенький! Со шрамом мужчины проходят, можно сказать, вне конкурса. Какой герой без шрама?
– Опять смеешься? – голос Семена становился все глуше.
– Не смеюсь я… Послушай, почему ты назвал меня Машей? – встрепенулась она.
– Но ведь ты – Маша?
– Ответь, Сенечка.
Выстрелы стали чаще.
– Не обижайся, – взял ее за руку Семен. Теперь, после того как повязка была наложена, каждое слово давалось ему с трудом. – Помнишь, когда мы выбрались из болота и отдыхали рядом…
– Ну?
– Ты своим платком вытерла мне пот с лица. А на платке вышито, я разглядел: «Мария Млечина».
– Ишь ты, Пинкертон, – улыбнулась радистка. – Хороший сыщик из тебя получится.
Про себя же она подумала, что допустила явную промашку. Пустяк? Но для парашютиста-десантника, которого забрасывают во вражеский тыл, мелочей не бывает. Маша полезла в карман, чтобы достать платок и выбросить его.
– Подари мне платок, – угадав ее намерение, попросил Сенечка.
Фашисты пошли в очередную атаку. Маша и Сенечка с трудом успели добраться до своих, и радистка совсем забыла о платке.
Да, в профессии десантника не бывает мелочей. Ошибка Татьяны Разумовской – Марии Млечиной уже назавтра имела для нее роковые последствия.
Телефон на тумбочке тенькнул тихо, будто спросонья. Руководитель операции оторвал от стола тяжелую, налитую свинцом голову. Который из аппаратов зовет его? Ага, вот этот, внутренний…
– Алло, – сказал он в трубку.
– Восстановлена связь с партизанским отрядом, находящимся в районе Танеевского полигона. Командир сам, без приказа, вышел к полигону и удерживает его от превосходящих сил противника.
– Молодец!
– Положение у них отчаянное, – продолжали докладывать. – В лучшем случае могут продержаться несколько часов. Необходима помощь.
– Что же, высылайте группу.
Сергей Чайкин уже которые сутки спал, не раздеваясь. Вызов к руководителю операции не застал его врасплох.
Машина лихо мчалась по темным улицам Москвы. Шофер ловко крутил баранку газика, успевая при этом перекинуться словечком с Сергеем.
– Погодка-то, а? – подмигнул шофер, сворачивая с площади в узкий переулок. – То дождь, то снег.
– К утру получше будет.
– По мне, пусть разгуляется, фрицам всем глаза запорошит!..
Руководитель операции был знаком с Сергеем, как и с его отцом. Он присутствовал на Первых всесоюзных соревнованиях парашютистов в Тушино, несколько раз приезжал, еще до войны, в Центральную парашютную школу, где работал Сергей. Особенно любил он наблюдать лихие затяжные прыжки Чайкина-младшего. Он вникал во все, интересовался, чем увлекаются слушатели, каковы их проблемы. Однажды Сергей поразил его, прыгнув с самолета новым, доселе невиданным способом. Высокий гость такого прыжка еще не наблюдал. Сергей значительную часть траектории свободного падения летел плашмя и лишь потом приступил к воздушным эволюциям. И еще больше удивился он, когда узнал, что этот метод принадлежит Андрею Николаевичу Балабанову, уже тогда известному ученому, конструктору парашютов, который работал в ленинградском КБ.
С младшим Чайкиным они встретились как старые знакомые. Коротко обрисовав ситуацию, сложившуюся в районе полигона, руководитель операции поставил боевую задачу.
– Подбери ребят, которые умеют делать все, – сказал он в заключение. – Папки из бункера необходимо вывезти любой ценой. Там есть и черновые наброски, расчеты без всякой системы, разобраться в них трудно. Но нельзя давать противнику ни малейшего шанса. Командир партизанского отряда – Аникеев.
– Аникеев?
– Ты знаешь его?
– Мне показалось, где-то слышал его фамилию… Или читал.
– Всякое может быть. Хотя в войну он еще отличиться не успел, в мирное время – вполне возможно: он был председателем знаменитого подмосковного колхоза, его имя гремело на всю страну. Короче, действуй. Перед вылетом позвони – будем радировать Аникееву.
Выслушав до конца, Сергей покачал головой и сказал:
– Может, папки проще уничтожить?
– Думали мы об этом. Уничтожить – самый крайний случай. Кстати, радистка из отряда Аникеева уже запрашивала об этом. Отличная радистка – командир хвалил ее. Настырная. Сумела связь наладить, когда у другой руки бы опустились. Фашистам удалось запеленговать их передачи, и они установили глушитель на головном танке, который их атаковал. Настолько были уверены, что беспрепятственно займут полигон. Жена-то как?
– Ее забросили в тыл противника. Недели две назад.
– Вернется – привет передавай. Да в гости пригласи: варенье у нее – пальчики оближешь. Ладно, действуй. Боеприпасы и вооружение вам привезут прямо на аэродром.
