На дальней поляне десантники под руководством Чайкина внимательно и придирчиво оглядели школьный дельтаплан и остались им довольны. Ребята собирали дельтаплан по хорошей схеме, работали старательно, на совесть. Только вот чем обтянуть крылья? Думал Чайкин воспользоваться простынями, но с бельишком у партизан оказалось туговато.
– Придумай что-нибудь, командир, – просил Сергей Аникеева, с которым поделился своим планом – перелететь на дельтаплане линию фронта.
– Есть у меня одна идейка, – произнес Аникеев, немного подумав. – Парашютный шелк подойдет?
– Еще бы! А откуда он у тебя?
– Осенью немцы тут десант свой выбросили. Ну, лес мы прочесали, десантников выловили, а несколько поврежденных парашютов я припрятал.
– Зачем?
– На всякий случай.
– Запасливый мужик, ничего не скажешь!
– Такое дело у меня, ничего не попишешь. Посмотришь, что ли, парашюты?
– Конечно! – улыбнулся Чайкин и первым поднялся со ствола поваленной взрывом сосны, на которой они сидели.
…Дельтаплан получился на славу.
Сергей облюбовал для взлета холм в окрестностях партизанской базы.
Дельтаплан был готов, и теперь оставалось дождаться нужного направления ветра. Чуть не каждую минуту то один, то другой партизан слюнявил палец и выставлял его на ледяной ветер, после чего сокрушенно крутил головой.
Сергей похудел, осунулся. Вынужденное бездействие не давало ему покоя, а связаться с Москвой по рации было невозможно.
Однажды ночью его разбудил взволнованный Аникеев:
– Вставай, Серега! Направление ветра изменилось, теперь можешь лететь!
Чайкин мгновенно вскочил с койки. Через несколько минут оба, проваливаясь в выпавший три дня назад снег, двинулись в сторону холма. При свете звезд было видно, что туда уже вели чьи-то следы, слегка припорошенные снежком.
– Кто туда ходил? – спросил встревоженно Сергей.
– Я.
– Ребят, наверно, поднять надо, холм почистить от снега. По такому слою с крыльями не разбежишься, – сказал Чайкин.
– Пусть отдыхают. Я час назад проверил, нужный тебе склон чистый, ветер сдул снег.
– Двужильный ты, Аникеев. Отдыхаешь когда-нибудь?
– После войны отдохну, – отшутился командир партизанского отряда.
Снег поскрипывал под ногами. Пронзительный ветер заставлял ежиться. Чайкин задел тяжелую ветку сосны, и на него обрушился маленький колючий снегопад.
На вершине холма стоял готовый к полету, обтянутый трофейным шелком дельтаплан, надежно зачаленный, чтобы ветер не унес его раньше времени.
Чайкин поднялся к аппарату, еще раз проверил прочность лямок, поправил привязанную к поясу сумку, с которой не расставался. Вслед за ним поднялся к дельтаплану Аникеев. Вдвоем они расчалили аппарат.
– Ну, прощай, батя, – произнес Чайкин. – Надо спешить, ветер ловить.
– Лети.
Они обнялись, троекратно поцеловались.
– Спасибо за все. И не поминай лихом.
– Счастья тебе.
Чайкин просунул руки в лямки и побежал вместе с дельтапланом. Аникееву казалось, что он бежит бесконечно долго. Но вот дельтаплан медленно, словно нехотя, оторвался от склона холма и потянулся ввысь, в морозное звездное небо, кое-где подернутое облаками.
Аникеев смахнул с глаз слезы, выступившие от холода, и не спеша двинулся в расположение своего отряда.
Эпилог
Наступил день, которого Сергей Чайкин ждал, – день авиационного праздника. Рано утром он отправился в Тушино, где должны были собраться ветераны авиаспорта и парашютизма. Думал, придет раньше всех, но перед входом уже было многолюдно. Близ импровизированной трибуны играл духовой оркестр.
Чайкин с грустью подумал, что едва ли найдет кого-нибудь из близких ему людей – участников ставшего легендарным десанта на Танеевском полигоне. Кто погиб в войну, кто умер позже, от боевых ран…
Утро выдалось пасмурным, мелкий майский дождик то затухал, то усиливался, но это никак не влияло на настроение людей, которые постепенно заполняли аэродром Центрального аэроклуба имени В.П. Чкалова в Тушино.
Чайкин внимательно вглядывался в окружающих. По его глубокому убеждению, люди, имеющие дело с авиацией, с самолетами и планерами, с воздушным океаном, уж не говоря о космосе, несут на своем обличье некую неповторимую печать.
Народ стягивался к летному полю, где должен был пройти авиационный парад, а затем показательные выступления планеристов и парашютистов.
Чайкин радостно и в то же время придирчиво разглядывал новую технику, учебные самолеты, которые во времена его юности и не снились осоавиахимовцам, осваивавшим азы летного и парашютного дела. Юные курсанты демонстрировали виртуозное владение планерами и парашютами. Глядя на десант, высадившийся точно в заданном квадрате, Сергей Александрович вспомнил строки:
И в солнце, и в непогоду
Десантника зорок глаз.
Мы прыгнем на лес, на воду,
Пусть только дадут приказ!
После парада Чайкин вышел к каналу. Хотя дождь не перестал, сквозь тучи вдруг проглянуло солнце, и по воде заплясали светлые блики. «Цыганский дождь…» – вдруг выплыло из каких-то невообразимых глубин памяти. Вспомнились – городок его детства, река Разиня, еще молодой отец, с которым они вдвоем таким же, как сегодня, хмурым воскресным утром выбрались на рыбалку.
Две девушки под одним зонтиком оглянулись на пожилого полковника…
Почему-то Чайкин подумал об Андрее Балабанове. Жив ли? Несколько раз после войны Сергей пытался найти его, но Андрей словно в воду канул. Правда, в списках погибших и пропавших без вести он не числился.
К обеду дождь перестал. Повсюду выстраивались оживленные, многоголосые очереди: в кафе, за мороженым, за прохладительными напитками. Все еще поглядывая на встречных, но уже безо всякой надежды встретить кого-нибудь из боевых друзей, Чайкин встал в длинную очередь за билетами на речной трамвай.
Куда-то торопящаяся девчушка с огромным бантом в волосах нечаянно толкнула его и, бросив на ходу: «Извините, дедушка!» – помчалась дальше.
Очередь продвигалась медленно. Но, собственно, куда было торопиться? «Если ты не будешь убивать время, оно убьет тебя». Кто это сказал?
Неспешно продвигаясь к кассе, Чайкин засмотрелся на реку, в плавном течении ее было что-то завораживающее. Внезапно кто-то, подойдя сзади, закрыл ему ладонями глаза.
– Угадай! – произнес мужской голос, нарочито измененный.
Чайкин назвал наугад несколько имен.
– Нет! Опять не попал! Напрягитесь, товарищ полковник, – с каждым разом все радостнее восклицал сзади голос, и с каждым разом в груди Сергея Александровича крепла совершенно невероятная догадка.
– Андрюха! – произнес он таким радостным голосом, что на них оглянулись.
– Наконец-то угадал! – Балабанов разнял руки, и они крепко обнялись.
– Жив?!
– Как видишь.
– Где пропадал столько лет? Я потерял твой след перед самой войной. Помнишь, когда ты на два месяца уезжал в командировку на полигон?
Балабанов кивнул:
– Ты ведь тоже там побывал? Мне рассказывали о необычайно дерзкой операции, которую провел мой знакомый осоавиахимовец, руководитель десанта. Подробности были настолько фантастичны, что верилось с трудом.
– Было дело.
– Ты, брат, сорвиголова! – восхищенно произнес Андрей Николаевич. – Папки, что ты вывез, нам ох как пригодились.
– В войну?
– Не только.
– А помнишь, как на этом самом месте, в Тушино, проходили Первые всесоюзные соревнования парашютистов? Как ты прыгнул тогда, век не забуду! – воскликнул Чайкин. – А после твоя лекция о новом способе прыжка с парашютом имела у нас в школе огромный успех.
– Это сколько же прошло?
– Полвека… Да, в августе будет ровно пятьдесят лет. С ума сойти! – вздохнул Чайкин. – А помнится так, словно вчера было.
– Слушай, а как супруга? Ты познакомил меня тогда с Машей.
– Маша во время войны окончила курсы радисток и была заброшена во вражеский тыл со спецзаданием. Одним словом, Маша погибла.
– Извини, брат, не знал, – положил ему Балабанов руку на плечо.
Подошла очередь, они взяли билеты и по скрипучим сходням прошли на палубу легкого суденышка.
– После войны мне твоего батю увидеть не довелось, – сказал Балабанов, когда они сели. – Знаю, что он был одним из руководителей оборонной промышленности.
– Да, пришлось ему заниматься и парашютами, и самолетами. Вот сердце и не выдержало.
По проходу прошла мороженщица с тележкой, они взяли по эскимо.
– Да, каждый из нас воевал по-своему, – задумчиво произнес Сергей Александрович. – Мне повезло: аэроклуб дал отменную закалку, умение обращаться с оружием, летать научился и на самолете, и на планере.
– Помню твой первый опыт полета на планере, – усмехнулся Балабанов.
