— Я слышал, что Ярило — светлый бог, — сказал молодой варн. — Воплощение солнца. Почему здесь так много знаков, помятующих о смерти?
— Подлинная суть божества доступна лишь его служителям, — молвила Рысь, и лицо ее словно окаменело. — Но тебе я скажу о ней. Ярило Велесич, сын Вещего Бога, — бог и Жизни, и Смерти. Как младый бог он отворяет ярь природную и ярь людскую, насыщает немеряной силой. Не зря у ратоборцев наших родов его прозывают Яр-Буян Воем — покровителем воинской ярости и священного неистовства.
Кандих и Рогдай переглянулись, вспомнив урманского Одина.
— Однако кроме того, — продолжала ведунья, — Яр-бог — есть покровитель всех существ, владеющих оборотничеством и Волчий Пастырь. В этой сути своей он предстает пред нами в облике старца, одетого в звериные шкуры.
— Выходит, Ярило несет нам и жито, и меч? — острожно поднял глаза на Рысь Рогдай.
— Да. Он длит жизнь, но он ее и разрушает.
— Почему же так происходит, коли ярый бог дарит нам силу? — удивился мерянин.
— Сила, о коей мыслишь ты — ограничена, — проговорила ведунья. — Как и сила самого искусного ратника — она слишком скоротечна. Ярило Велесич дарит радарю, принимающему его стезю, прозрение силы подлинной. Ведь человеку не может принадлежать ничего ни в одном из миров: ни узбожь[102], ни имя, ни плоть, ни даже собь[103]. Все — лишь переход и превращение. Но превращенье то роднит нас с самим Всемирьем. Мы так же меняемся, как и оно, легко обновляя портища имен и ликов. За сим — нескончаемость, вековечность. Вот что есть сила Зрящих. Радарь, познавший ее — черпает из кладезя Неискоренимого, сокрытого от иных под пологом пугающего мрака. Он вбирает мудрость корней мирового древа, насыщается Безмолвным и Непреходящим, а посему — впускает в себя и богов, и могутных воев, и вещих кудесников — всю вереницу существ, что были, есть и будут. Он становится неотделим от них и может проявлять их умения, когда то ему потребно.
Рогдай и Кандих догое время молчали, потупив взоры и пытаясь постичь сказанное, но ведунья сама вернула их к цели посещения Берестяного Мольбища.
— Здесь, в укрывищах Яр-бога, хранится вся память наших родов — десятки и сотни берестяных плашек, о коих вы слышали от князя. Писалом на них просечены чиры о временах стародавних, о богах трисветлых, о героях славных. Доски Белого Укрывища повествуют о великих князьях колен Даждьбоговых и их деяниях. Доски Синего Укрывища — о тайных путях волхования. Планки Красного Укрывища — о Богах-Пращурах, от которых все мы длим свои верви, законах Свароговых и заветах наших Небесных Родичей. Немало было охочих до сего наследия людей, что пытались заполучить знания, прописанные лишь для посвященных. Движимые желаньем силы и власти, распаленные алчбой, они не гнушались ничем в погоне за древними писаниями. Иные — стремились уничтожить дощечки, дабы стереть всякую память о величии родов словенских в угоду нашим недругам из чужих земель.
— Кто же оберегает берестяное хранилище? — поинтересовался Кандих.
— В каждом поколении избирается достойный страж, сочетающий ратные умения и волшбу, — поведала Рысь. — Ныне обязанность эта лежит на моих плечах. Когда-то я приняла ее от старца Могучара. Но окромя меня и моих дочек Берестяное Мольбище боронят премногие дивии леса и мавки[104] окрестных бучил[105]. Они тоже следят, чтобы в руки чужаков не попало это сокровище.
— А Золотая Ладья?.. — спросил Кандих.
Рысь нахмурилась. Взгляд ее скользнул по лицу молодого варна, заставив его ощутить холод.
— Уж не ошиблась ли я в тебе? Ужели и в твоем сердце успела пустить росток гибельная жажда злата? Что такого ведомо тебе о ладье, что ты так упорно к ней стремишься? — ведунья не выпускала его из плена своего пронизывающего взгляда.
Кандих покачал головой.
— Я только слышал, что Золотая Ладья… — смущенно начал он.
— Может соединить Небо и Землю! — опередив его, выпалил Рогдай. — Путник, плывущий на ней, достигает подножия жилища Богов и может сам постичь всю их мудрость, а потом — воплотить ее на Земле.
— Да, — подтвердила Рысь снисходительно. — Однако большинство людей видит в ней лишь сокровище земное. И потому ее пришлось укрыть от чужих глаз.
— Мы сможем ее увидеть? — с надеждой спросил Кандих.
— Там видно будет, — неопределенно ответила ведунья. — Покуда же вам придется изрядно послужить мне, коли желаете, чтобы вам, людям пришлым, было здесь доверие.
— О какой службе ты говоришь? — решился справиться Рогдай.
— Вам надлежит каждый день приходить сюда и читать то, что прописано на священных дощечках, вникая в их потаенную суть. Кто знает, чьей рукой просечены были на бересте эти знаки? Быть может, теми могучими радарями, что сумели соединить некогда в одно целое Небо и Землю…
Черноглава и Зоремила принесли несколько лубяных коробов. В них оказались плашки, уложенные рядками и скрепленые разноцветной тесьмою. Некоторые — тонкие и почти почерневшие от времени куски бересты, другие — липовые оструганные таблички, глубоко прорезанные письменами. Рысь развязала тесьму и достала одну продолговатую плашку, протянув ее Кандиху.
— Когда дойдете до последней и уразумеете суть древних резов и чиров, а также умысел, с коим они были нанесены — сможете пойти дальше, ибо дух общих пращуров наших раскроет ваши сердца и очи, сделав достойными лицезреть Золотую Ладью.
Кандих осторожно притронулся к плашке, бросив на письмена пристальный взгляд.
— Да это же наш язык! — вскричал он, принимая из рук Любавы факел, чтобы лучше рассмотреть. — Тут говорится о том, кто основал наше государство!
— Да. Про вашего первого князя, Куяна, — отозвалась Рысь.
По ее знаку все женщины покинули хранилище, оставив Кандиха и Рогдая в окружении деревянных книг.
Глава 13. Князь Куян
…Когда пунцовое солнце стало оседать к окоему, утомленные битвой вои начали собираться на большой поляне за дубравой. Комонники в посеченных кольчугах на взмыленных, прихрамывающих жеребцах, мечники в порваных тягиляях[106], копьеносцы, опирающиеся на свои усеянные зарубками толстые пики. Лица у всех были черными после упорной сечи, но глаза пылали счастливым огнем. Вот она, долгожданная победа! Что может быть слаще и желаннее, чем разметать железную рать ненавистного ворога на его земле?
— Как мыслишь, княже? — басисто спросил крутогрудый гридень с висящими, как у сома усами, облаченый в броню из тяжелых круглых пластин, на которых запеклась черная кровь. — Пойдет василевс нынче на мировую? Всыпали от души, надолго запомнит…
— Обождем, Будила. Пускай оклемается чуток. Тогда и уразумеет, что против нашей силы ему дальше идти не резон. Советчики у Тиверия дельные. Понимают, что еще немного, и возьмем за глотку ромеев. Не спасут их ни высокие стены, ни прочные латы.
Князь снял с головы шелом, отер потные волосы и присел на щит под своим стягом, украшенным длинным пуком конских волос, который дружинники укрепили на взгорке. Положил на траву свою тяжелую булаву. Свершилось то, о чем он так долго мечтал, чего желали все вожди, годами угнетаемые и стравливаемые между собой ромейскими правителями.
Еще отцы Куяна ходили на земли Восточного Рума Тропою Трояновой, переправляясь через Дуну на легких лодьях-долбенках и совершая успешные набеги на грады и селения. Домой они привозили золото и серебро, полонян и породистых лошадей из царских табунов. Всегда казалось, что решающая уже победа близка, однако коварные ромеи неизменно вносили раздоры в стан Перуновых ратичей, разобщая их силы. Так было и при Юстиниане, и при его преемнике Юстине. А потом лазутчики василевсов и их патрикиев[107] умело сеяли семена разлада в самом краю варнов, вынуждая погружаться в затяжные распри с ближними и дальними побратимами.
Но Куян решил положить этому конец. Он знал, что сокрушить Царьград можно. Ромейские войска не единожды уже бывали биты, а народ, согбенный тяжестью поборов, не стремился защищать своих правителей, высасывающих из них последние соки.
Довольно уже было тревожить мелкими налетами злокозненных соседей, полагающих себя хозяевами мира, а всех остальных — дикими варварами. Князь варнов надумал начать большую войну, собрав могучий союз племен. Убеждать Куян умел, пользуясь заслуженным уважением среди всех свободных народов. Слова его обыкновенно находили дорогу к самому сердцу людей.
Несколько месяцев князь ездил по кочевьям ясов, утригоров, кутригоров и сабиров, по градам волгар, сагудатов, дулебов и тиверцев, по селищам валахов, драгувитов, рухов и угличей, встречался с вождями и старейшинами за братиной, склонял к совместному походу против Тиверия. Наконец, к концу лета союзная дружина была собрана.
