Перед сном Викентий уже в хорошем настроении подошел ко мне и спросил:
- А что будет завтра, командир?
- Как что? - не понял я.
Машкин загадочно улыбнулся и тихо запел:
Ведь завтра снова будет бой,
Уж так назначено судьбой...
Мы пожали друг другу руки и пошли спать.
Особое задание
В Прибалтике та зима выдалась мягкая. Частенько погода портилась, делалась ограниченно летной или вовсе непригодной к полетам. В эти часы летчики предавались воспоминаниям, писали письма домой, женам, невестам, сражались в шахматы, забивали "козла".
В один из таких февральских дней скучающие ребята собрались у меня в комнате. Матвей Барахтаев принялся готовить чай. Он без чая не мог прожить и дня. Заваривал его очень круто и выпивал кряду с десяток стаканов.
- Послушай, друг, - спросил его Мириан Абрамишвили, - куда такая прорва чая в тебя лезет?
- Э-э-э, милый человек, чаю не попьешь - откуда сила будет? - улыбаясь, ответил Матвей.
Сегодня, в скверную погоду, чай был очень кстати. Поэтому никто против него не возражал. Барахтаев поставил на плиту чайник, который возил с собою повсюду, уселся на табуретку и начал рассказывать очередную историю, которых знал уйму.
- Это случилось в нашей деревне. Отправились однажды трое на охоту. Вдруг у них перед носом появился большущий медведь-шатун и скрылся под вывороченным пнем. Яма была глубокая. Что делать? Один охотник предложил: "Давайте я полезу. Если будет мне туго, начну дрыгать ногами. Тогда тащите меня назад. Но предупреждаю - шкура моя, а мясо поделим на троих". С ним согласились...
Летчики-новички слушали Матвея Барахтаева с большим интересом, а тот вполне серьезно продолжал:
- Так вот, влез он в убежище к медведю и вскоре задрыгал ногами. Друзья поднатужились и вытащили его. Смотрят, а головы-то нет. Один говорит: "Слава аллаху, сам-то цел. Но где же его голова?" Другой охотник засомневался: "А может, ее и не было? Давайте спросим у жены". Пошли к жене несчастливого и спрашивают, была ли у ее мужа голова. А та отвечает; "Не знаю, но шапку он покупал каждый год".
В комнате поднялся сильный хохот. А Барахтаев, хитро улыбнувшись, начал разливать крепкий, душистый чай. В это время в комнату вошел майор К. Ф. Федоров.
- А у вас весело, - проговорил замполит, присаживаясь к столу.
Ему налили стакан чаю, но он отодвинул его в сторону.
- Из штаба дивизии, - сказал майор, - сообщили, что на одном из аэродромов Земландского полуострова приземлились транспортные самолеты Ю-52 для эвакуации в тыл нацистских ценностей. Этого допустить нельзя. Командование приняло решение немедленно выслать туда четверку истребителей и во что бы то ни стало расстрелять вражеские "юнкерсы" на земле, не дав им подняться в воздух.
Замполит немного помолчал, внимательно вглядываясь в наши лица, а затем продолжал:
- Задание - особо важное. Командир полка приказал вылететь Пинчуку в паре с Калюжным и Корниенко с Васильевым. Вылет через десять минут. О выполнении задания доложить лично командиру полка.
Мы встали и переглянулись. Задание нас не тревожило, бывали и посложнее. Беспокоила погода. Нижний край тяжелых, хмурых облаков опускался над землей на 150-200 метров. И конечно, лететь над головами немцев в такую погоду небезопасно. А кому хочется нелепо погибнуть, если долгожданный конец войны так близок. Но приказ есть приказ. Над ним некогда раздумывать, его надо выполнять, причем быстро, точно, безоговорочно.
Замполит разложил на столе карту полуострова и показал нужный аэродром, кое-какие ориентиры. Мы уточнили маршрут полета, боевой порядок, сверили часы и разошлись по машинам. Я с Алексеем Калюжным взлетели первыми. Вслед за нами в воздух поднялись Николай Корниенко и Григорий Васильев. Они летели позади в правом пеленге. Подниматься на большую высоту было бесполезно, оттуда ничего нельзя увидеть, поэтому мы шли под самой нижней кромкой облаков.
- Отличные мишени для фашистских зениток, - услышал я в шлемофоне недовольный голос Калюжного.
- Прекрати бурчать, Леха, держись поближе и внимательно смотри за воздухом!
- Слушаюсь, командир! Это просто погода на психику действует, виновато ответил ведомый.
- Психику отбрось, твои эмоции сейчас никому не нужны, - как можно строже сказал я. - А погода для такого дела самая подходящая. Вряд ли фашисты ждут нас в гости...
Указанный нам немецкий аэродром находился километрах в тридцати за линией фронта. "Там, конечно, в полной готовности средства противовоздушной обороны. Значит, успех дела во внезапности налета", - думалось мне.
С небольшой высоты мы хорошо видели отступавших немцев, разбитую технику на дорогах, пожары. Фашистские вояки отступали растянутыми колоннами и разрозненными группами, медленно двигались на автофургонах, мотоциклах. Увидев наши краснозвездные Яки, гитлеровцы падали в дорожные кюветы, приседали, втягивая головы в плечи и закрывая лица руками. При всем желании мы не могли их тронуть, хотя и чесались руки. У нас было особое задание и все свое внимание требовалось сосредоточить на его успешном выполнении.
Вражеский аэродром мы отыскали не сразу. Пришлось покружить в воздухе. А нетерпение все больше овладевало нами. Ведь немцы могли так замаскировать свой аэродром, что его на большой скорости и не заметишь, могли оборудовать вблизи ложный. Бортовой боекомплект же не бесконечен, он строго ограничен. Выпустишь его по ложным мишеням - и останешься в дураках.
Но вот наконец я увидел бетонированную взлетно-посадочную полосу, в конце которой стояли 4 транспортных "юнкерса". Около них пристроились автоцистерны - видимо, немецкие техники дозаправляли самолеты. Нашего появления в такую погоду они не ожидали. Подаю команду, и мы пара за парой идем в атаку по хорошо видимым целям. Запылала автоцистерна с бензином, огонь перекинулся на самолет. От машин в разные стороны побежали немцы. После первой атаки опомнилась и открыла огонь малокалиберная зенитная артиллерия. Мы ушли от аэродрома, сделали большой круг и через несколько минут с высоты 50-100 метров произвели повторный заход по стоявшим самолетам. С малой высоты и по таким большим целям стрельба особой сложности не представляет. Наши пулеметно-пушечные очереди оказались меткими. Дело было сделано, и после второй атаки мы ушли в сторону залива Фришес-Хафф. Затем развернулись и полетели вдоль береговой черты.
Наш аэродром от залива находился в полутора десятках километров. Но что такое? Береговая черта вдруг стала уходить на север. "Чертовщина какая-то. Неужели заблудились?" - подумал я. Об этом, видимо, думали и мои товарищи, но молчали, только плотней прижались к моему самолету. По времени мы должны уже быть над своим аэродромом, а его все не видно. Впереди показалась какая-то река.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
