Мальчики подружились, а повзрослев, вместе отправились за границу и объехали всю Европу. Когда через полгода они вернулись домой, сидевшее в них зерно недовольства, о котором прежде они лишь смутно догадывались, уже созрело и готово было прорасти. Грандос посвятил себя добыче и переработке рыбы. Ума ему было не занимать, и он быстро сделал важное открытие: рыба, водившаяся в Рондаквивире, – главное блюдо в рационе рондийцев и признанный деликатес для гурманов, – могла быть использована и для других целей. Ее изогнутый хребет, если распилить его вдоль, по форме идеально подходил для «косточек», которые вставляют в дамские бюстгальтеры, а рыбий жир, растертый в однородную массу и ароматизированный цветками ровлвулы, позволял изготовить косметический крем, способный смягчить и оживить самую загрубелую, морщинистую кожу.
Грандос наладил экспорт новой продукции, постепенно охватив поставками весь западный мир, и вскоре стал самым богатым человеком в Ронде. Даже его соотечественницы, прежде понятия не имевшие о бюстгальтерах и кремах для лица, поддались на посулы рекламы, которую Грандос размещал в газетах, и задумались: может, и правда стоит попробовать? А вдруг с этими нововведениями жить станет лучше и веселее?
Его товарищу промышленное производство было не по нутру. Презрев родительский виноградник, Марко выбрал журналистику и вскоре получил должность редактора «Рондийских ведомостей». Когда-то это была непритязательная газетка, печатавшая новости дня и сообщения об успехах сельского хозяйства и торговли; три раза в неделю газета выходила с приложением о новостях культурной жизни. У рондийцев давно вошло в обычай просматривать газеты во время сиесты – неважно, где они располагались на послеполуденный отдых: под кустом в поле или за столиком в городском кафе. С приходом Марко все изменилось. Новости по-прежнему печатались, но теперь их подавали под определенным углом, с насмешкой над рондийской стариной. Под прицел попадали то дедовский способ давить виноград босыми ногами (камешек в огород родителей Марко), то обычай бить рыбу острогой (от остроги страдали рыбьи хребты, и Грандос терпел убытки), то традиция собирать цветы ровлвулы (еще одна попытка оказать услугу Грандосу – в состав его крема входили истолченные сердцевины цветков, для чего золотую ровлвулу требовалось сперва распотрошить). Марко искренне ратовал за безжалостное обращение с цветами, потому что любил смотреть, как гибнет красота, и еще потому, что это больно ранило старшее поколение рондийцев: по весне жители всегда выходили на сбор благоуханных цветов, которыми они украшали свои жилища, столицу и дворец. Столь невинная и бесхитростная привычка выводила Марко из себя, и он решил раз и навсегда ее искоренить – как и прочие бессмысленные обряды. Грандос действовал с ним заодно, хотя мотивы у него были другие. Сам он не питал к рондийским традициям особой неприязни; просто их отмена отвечала его интересам: с ростом экспортной торговли росло его богатство и власть – теперь он мог заткнуть за пояс любого соседа.
Мало-помалу молодые рондийцы приобщались к новым ценностям, о которых им каждый день твердили «Ведомости». Выпуск газеты был сдвинут во времени с таким расчетом, чтобы она поступала в продажу не в полдень, к началу сиесты, когда ее лениво пролистывали и тут же откладывали в сторону; Марко распорядился продавать газету – и на дворцовой площади, и в деревнях – на закате, когда рондиец после трудового дня потягивает рицо: в вечерний час человек намного впечатлительнее и легче поддается внушению. Результат не заставил себя ждать. Молодые жители Ронды, раньше думавшие только о том, как бы поинтереснее провести два своих любимых времени года – зиму, с ее снегом и лыжами, и весну, с ее сочной молодой зеленью, – и совместить спорт с любовными утехами, начали сомневаться в истинности привитых им представлений о жизни.
«Неужели мы будем и дальше мириться с тем, что уже семь столетий наш народ прозябает в невежестве? – спрашивал своих читателей Марко. – Неужели Ронда окончательно превратилась в рай для дураков? Всякий, кто хоть раз побывал за границей, знает, что реальный мир не здесь, а там, – мир смелых свершений, мир прогресса. Слишком долго рондийцев кормили лживыми сказками. Наша хваленая уникальность только в том, что мы нация безмозглых идиотов, и все просвещенное человечество нас презирает».
Кому понравится, если его назовут дураком? Насмешка порождает стыд и растерянность. Молодые люди, даже самые способные и образованные, вдруг почувствовали себя неуверенно. То, чем они занимались – независимо от рода деятельности, – вдруг показалось им лишенным смысла.
«Тот, кто давит виноград босыми ногами, попирает собственное достоинство, – проповедовал Марко. – Тот, кто копает землю лопатой, роет свою собственную могилу».
Как видите, он был отчасти поэт и довольно искусно выворачивал наизнанку прекраснодушную философию Ольдо, подменяя ее самыми уничижительными фразами.
«Доколе мы, молодые и сильные, будем мириться с системой, которая отнимает у нас все то, что принадлежит нам по праву? – гневно спрашивал он. – Мы могли бы быть нацией победителей, а мы нация рабов. Вместо того чтобы вести за собой, мы сами покорно идем на поводу. Обладай мы тайной бессмертия, мы могли бы править миром, но секретная химическая формула в руках одного афериста».
Эту публикацию Марко приурочил к ежегодному национальному Празднику весны, постаравшись, чтобы его газета попала в каждый дом, в каждую семью, после чего у жителей сомнений не осталось: в их маленьком мире назрели большие перемены.
– Доля правды тут есть, – говорил один сосед другому. – Мы чересчур покладисты. Испокон веку привыкли, что все решается за нас.
– Читала, что пишут в газете? – говорила одна подруга другой. – Если живую воду разделить на всех, мы тоже не будем стареть! Воды в источниках столько, что с лихвой хватит на всех женщин в Ронде.
И хотя до прямых нападок на эрцгерцога пока не доходило, подспудное недовольство усиливалось; народ все больше убеждался, что его дурят и принижают – на посмешище всему свету. Впервые за много столетий Праздник весны прошел без привычного всеобщего веселья.
«Вместо того чтобы заниматься бесполезным сбором цветов в угоду отживающему поколению, по прихоти снедаемого тщеславием себялюбца, – писал Марко, – лучше бы трудящиеся массы рондийцев занялись переработкой цветочного сырья для собственного блага, для собственной выгоды. Природные ресурсы нужно грамотно осваивать и экспортировать, нужно поставить их на службу нашей родине и всему человечеству».
В его словах была своя логика. Только подумать, шептались люди, сколько добра пропадает зря: сколько ценных цветов, сколько живой воды!.. Сколько непойманной рыбы уносит Рондаквивир в открытое море, а между тем эта рыба могла бы снабдить сырьем корсетные фабрики и придать достойный вид фигурам наших женщин! Над их дремучей отсталостью, говорилось в газете, несомненно потешается весь цивилизованный мир.
В тот вечер, впервые за всю историю Ронды, выход эрцгерцога был встречен растерянным молчанием.
– Кто дал ему право, – буркнул себе под нос какой-то юноша, – помыкать нами? Он такой же человек, из плоти и крови. Чем он лучше нас? Легко быть молодым, если знаешь тайну эликсира!
– А еще говорят, – шепнула стоявшая рядом девушка, – будто он знает и другие тайны. Там у них, во дворце, тайна на тайне. Знают не только как продлить молодость, но и как удержать любовь.
Так с легкой руки Марко и Грандоса родилась зависть, и заезжие иностранцы стали замечать новые черточки в поведении и характере местных жителей – нетерпеливость и раздражительность, так плохо вязавшиеся с их располагающей внешностью. Вместо того чтобы с простодушным удовольствием демонстрировать чужестранцам национальные обычаи и традиции, они принялись ни с того ни с сего извиняться за собственное несовершенство. Прежде за ними такого не водилось. Все чаще звучали заимствованные слова – «порабощенные», «отсталые», «неразвитые»; рондийцы применяли их к себе, смущенно пожимая плечами. А не слишком тактичные туристы подливали масла в огонь больного самолюбия, именуя местных жителей «колоритными» и «самобытными».
– Дайте мне год, – по слухам, заявлял Марко, – ровно год, и я разделаюсь с правящей династией с помощью одних только издевок и насмешек.
Грандоса этот расклад более чем устраивал. За год он рассчитывал подписать со всеми промышлявшими на Рондаквивире рыбаками контракт на поставку рыбьих хребтов и рыбьего жира, так чтобы ни одна попавшая в их сети рыбина не проплыла бы мимо; за тот же срок все сборщики цветов в возрасте до семнадцати лет подрядились бы снабжать его сырьем из цветков ровлвулы – источником эссенции для духов, которые он мог бы экспортировать в Соединенные Штаты. И тогда они вдвоем, журналист и промышленник, стали бы вершить судьбы рондийского народа.
