- Нисколько, герр лейтенант! - пропищал Елкин.
- Тогда вы олух, Елкин, и вам место в гестапо…
Елкин покрылся холодным потом.
- …там работают такие же олухи, как и вы, - закончил фразу Май.
Елкин перевел дух.
- Наши инженеры завершают испытания принципиально нового оружия, которое в корне изменит ход военных действий. Надеемся, что это произойдет уже в ближайшее время. И мы должны быть готовы к переменам. Когда вылетает Иванов? - Май повернулся к Елкину.
- Как только позволит погода.
- А где ваши родственники, Иванов? - переменил тему разговора Май.
- Жена, Иванова Надежда Викторовна, скорее всего, в Одессе, а маленький сын у бабушки. Но я давно не имел вестей из дома.
- Хорошо, мы постараемся узнать что-нибудь о ваших близких, - пообещал лейтенант и кивнул, давая понять, что аудиенция окончена.
Когда за посетителями захлопнулась дверь, Май вытащил из сейфа коньяк, налил в широкий бокал, пригубил и достал из папки с надписью «Иванов» небольшой листок. Это было сообщение, полученное утром от агента, работавшего в структуре румынской разведки во время оккупации Одессы. Агент сообщал, что некий майор «сигуранцы» на протяжении всего периода пребывания в Одессе союзных войск имел тесную связь с Ивановой Надеждой Викторовной, выпускницей Одесского медицинского института. Их видели в театрах, ресторанах. Иванова хотела уехать с майором в Румынию, но не сумела. Дальнейшая ее судьба не известна.
Донесение было получено в связи с разработкой румынского майора, показавшегося абверу подозрительным, и фамилия Ивановой мелькнула там случайно. А тут пришел запрос от Мая, который наводил справки о готовых к заброске агентах. Данные совпали, депешу отправили в «Абверкоманду 204».
«Не надо ему пока об этом знать, - подумал лейтенант, - пусть спокойно летит на задание». Он положил листок в папку и захлопнул в сейф.
Глава одиннадцатая. Иванов
- Доктор!.. Доктор!.. - переодетый Степанов «Сомов» и лейтенант Мулин, помигивая фонариками, пытались отыскать среди деревьев белое пятно парашюта.
Только что самолет, покрутившись над кострами, сбросил груз и повернул на запад.
- Как они в 41-м до Москвы дошли с такими летчиками, - ворчал Степанов, - два мешка и одного мужика точно сбросить не могут… И ведь, наверняка, не самые плохие летают: в одиночку переть через линию фронта на тихоходном тарантасе, без прикрытия истребителей - тут ас нужен. А как доходит до выброски - на тебе, мазилы косоглазые! Им только в парке на карусели кататься. Ну, Геринг… ну, толстожопый… вот доберемся до тебя, я тебе припомню наши мучения… Чтоб ты так ложкой в рот попадал, как нам груз сбрасываешь. Слышь, Мулин, а может, они просто халтурят? Мол, мы вас до места довезли, а дальше хоть трава не расти: слезайте, граждане, ваша остановка… А если хотите с комфортом - за дополнительную плату! Ха-ха… Ну, а чем он, рядовой шпион, «подмазать» может? Да ничем, кроме как «большое спасибо» сказать. Вот его, бедолагу, и кидают, куда ни попадя. Ну-ка, вон там, кажется, что-то мигнуло…
- Да, свет… Доктор! Доктор!.. Да он это, кому здесь еще фонарями светить. Пошли!
Шагов через пятьдесят они увидели человека, стягивающего с дерева парашютные стропы. Услышав треск веток под ногами, он бросил свое занятие и двинулся навстречу фонарику.
- Ну, наконец-то, доктор! Мы вас так ждали! - почти крикнул Мулин и радостно обхватил парашютиста.
- С приземлением, доктор! - подключился к объятиям Степанов. - А вещички ваши, кажется, немного в стороне должны лежать… Найдем!
- Вы Мулин? - врач вопросительно посмотрел на Степанова.
- Нет, я Сомов, - улыбнулся тот.
- Я Мулин, - кивнул лейтенант, - командир группы. С приземлением доктор.
- Спасибо! - радости в голосе врача заметно не было. - Долго летели, но, слава богу, без неприятностей; линию фронта миновали удачно. А красивое зрелище, я вам скажу…
- Да, если смотреть сверху, когда в тебя не стреляют, - ухмыльнулся Мулин.
- Ладно, все разговоры потом… Вы себя-то не назвали, доктор, - протянул руку для знакомства Степанов.
- Ах, да, простите, второй раз в жизни прыгал, - все в голове кругом идет… Иванов Борис Семенович.
- Пошли, Борис Семенович, нам еще ваш багаж найти надо - и к кострам, нас там уже заждались и водка согрелась. Пошли! Сгребай парашют…
«Посылку» нашли быстро, и через полчаса Иванов уже знакомился с радистом Платоновым и «дезертиром Мартисовым».
- Соловья баснями не кормят, садитесь, где стоите, Мартисов, наливай! - командовал «Сомов», ухаживая за гостем и командиром. Мулин снисходительно позволял подхалимаж.
- Ну, давайте за встречу, закусим, чем абвер в прошлый раз послал, а потом поговорим. С благополучным прибытием вас, доктор! - Мулин отхлебнул из алюминиевой кружки, поморщился, нюхнул кусок хлеба и полез ножом в банку с тушенкой.
- А вас, Борис Семенович, одного в таком самолете катали? - поинтересовался «Сомов», откусывая огурец.
- Нет, кроме меня летело еще пять человек.
- Они раньше сошли? - не унимался «Сомов».
- Да, часа за полтора. Хорошо вооруженная группа, все с ППШ. И груз с ними был немалый, тюков 20, если не больше. Долго сбрасывали, я аж замерз… А минут за сорок до моей цели сбросили еще тюков 15. Наверное, где-то рядом действует еще один отряд.
- Наливай, Мартисов, надо доктора согреть, - скомандовал «Сомов».
«Мартисов» разлил водку по кружкам, из мятого, но чистого ведерка достал несколько соленых огурцов, выложил на расстеленную плащ-палатку.
- За то, что о нас помнят «наши товарищи», - поднял кружку «Сомов» и залпом выпил. - Что там творится-то, в нашем тылу, в немецком? Расскажите, а то у нас здесь одна советская пропаганда, а по радио много не услышишь - Платонов батареи жалеет.
- Всех русских мобилизуют в РОА, к Власову; готовится генеральное наступление. Когда, понятно, не говорят, но, скорее всего, в конце лета. Начальство возлагает большие надежды на ваш отряд, Мулин.
- На наш отряд, на наш, - вы теперь с нами, доктор, - уточнил Мулин.
- Да, и видимо, надолго. Мне приказано развернуть здесь госпиталь. Вероятно, предстоят серьезные бои.
- Госпиталь? - оживился «Сомов», - так это и медсестры будут?..
- А какой же госпиталь без них, - потер руки «Мартисов», - вот это по-нашему, а то мы здесь совсем одичали без баб…
- Без женской ласки, Мартисов, ты ж культурный человек, хоть и живешь в лесу, - укоризненно поправил «Сомов».
- Хватит зубоскалить, у вас одно на уме! - прикрикнул Мулин.
- Виноват, командир, больше не повторится, - притих «Мартисов» и незаметно подмигнул «Сомову»: во дает лейтенант!
- А у вас, я смотрю, строго, - заметил Иванов.
- А как же, у нас если что - командир семь шкур спустит. Когда Волков заправлял, было попроще. А лейтенант прилетел - всем хвосты прищемил! Если так дело дальше пойдет, скоро строевой подготовкой заниматься начнем, - засмеялся «Сомов». - А вы, доктор, от строгости, наверное, там отвыкли?
Иванов вздохнул, внимательно посмотрел на «Сомова» и мотнул головой:
- У меня это «удовольствие» тянется с июля 41-го, как в плен попал.
- Вы о чем? - вроде не расслышал «Сомов».
- О строгости… Налейте, что ли, еще, давно не сидел в такой приятной компании.
- Еще насидитесь, доктор, - по-простецки пообещал «Сомов». - А ты чего, Мартисов? Наливай! Гулять так гулять, теперь нам не страшно - с нами медицина!
Выпили еще, закусили, потянулись к табаку.
- Конечно, не все и в плену складывалось плохо, - начал врач. - Поначалу было трудно, а потом как-то привык. Да и профессия помогала: лечил всех - и немцев, и красноармейцев. Как врачу мне поблажки делали: комнатка у меня в лагере была, зарплата.
- Это где? - спросил Мулин.
- В Гохенштайне, в Восточной Пруссии.
- И что, даже в лагерях выздоравливали? - с недоверием произнес «Сомов».
