Варя вздыхает. Выдерживает долгое мгновение, прежде чем разнести все окончательно. Я предвижу. Мотаю головой, чтобы остановить ее.
Молчи. Не озвучивай.
Любомирова упрямо зеркалит это движение.
Озвучу.
Не отрывая от нее взгляда, торможу дыхалку, будто это способно спасти…
– А меня за что? – минирует безжалостно. Взрывает: – За что ты меня любишь?
Глава 34
Давай как угодно называть... Только не так, блядь.
© Кирилл Бойко
Изнутри меня взрывает.
Только она и умеет так разносить. Прицельно. Расчетливо. Уверенно. Быстро. И в этот раз как-то необычайно спокойно. Нет ни привычной дрожи, ни каких-либо предупреждающих нервных жестов. Стоит напротив меня абсолютно неподвижно.
Я же… Этот взрыв выносит все мои чувства и эмоции наружу. Разбрасывает по периметру. Не собрать. Физически ощущаю, как кровь с шумом несется по телу. Пронизывает мышцы огненными иглами, как электрическим током. В груди образуется громадный и увесистый булыжник. Это мое дикое сердце. С грохотом долбит в ребра. Оглушает. Одуряет.
Полный ступор. Я не знаю, что ответить.
В один миг утрачиваю человечность. Пялюсь на Варю и удивляюсь тому, что она продолжает смотреть на меня, находиться рядом, ждать ответа.
– Ты же любишь меня?
Взрыв.
Пауза.
– За что любишь?
Взрыв.
Пауза.
Все, что осталось внутри, выплескивается во взгляд. У нее тоже. Охреневаю от ее темноты. Дикие эмоции. Бешеное пламя. Обмениваемся.
– Скажи, пожалуйста, – только в голосе все та же «хорошая девочка».
– Центурион… – выдыхаю с трудом. Странно, что получается действительно говорить, а не рычать, как животное. – Давай как угодно называть... Только не так, блядь.
– Не так? Как так? Не называть наши чувства любовью? Почему? Ты же сам сказал про мою фамилию… – вот теперь ее голос дрожит. Центурион теряет уверенность. Я не этого добивался. Но меня все еще клинит. Я даже с места сдвинуться не способен. – Ты сказал: «На хрена мне мир, Центурион? Я всегда за войну», – цитирует старательно моя заучка. – Я сражаюсь. За себя. За тебя. За нас. Всегда. А ты?
Сердце топит. Грудь жжет. Глаза палит. Вены натягивает.
Вынужден впервые разорвать зрительный контакт. Отвожу взгляд и натужно вентилирую легкие. Спасает хреново. Но вроде удается собрать мысли в кучу.
Вернув на Любомирову взгляд, закусываю изнутри губы. Надеюсь, блядь, что та хрень, которая выжигает мне глаза, не прольется. Потому что это уже будет, на хрен, полный зашквар.
– Вот, наверное, за это и вмазался, – выдаю грубовато, однако абсолютно, мать вашу, искренне. – За то, что ты такая… – хочется сказать «охуенная», но понимаю, что Варя, если заговорила настолько прямо, определенно не оценит подобных эпитетов. – Воинственная. Смелая. Блядь, порой преступно бесстрашная. Бесяче настырная. Моментами, пиздец просто, безжалостная. Но всегда справедливая и честная, – прерываюсь, чтобы набрать с шумом полную грудь воздуха. – Проницательная. Нащупываешь главное. И… – резко шмыгнув носом, склоняю голову немного набок. Держим контакт. – Валишь напролом, Центурион. Всегда попадаешь, – вроде как небрежно указываю большим пальцем себе на грудь, – точно в центр. Но и тогда не бежишь. Остаешься, – снова чересчур громко перевожу дыхание. Вибрирует не только голос. Все внутри колотится, будто в припадке каком-то. Варя смотрит, не моргая. И я просто вынужден закончить. – Потому что ты добрая, нежная, самоотверженная. Ну и красивая, конечно. Все.
Под конец выдыхаю так протяжно и шумно, словно секунду назад не душу изнанкой вывалить пришлось, а бежать двадцатикилометровый марафон.
– Все?
Ей, мать вашу, еще и мало!
– Да, все.
– И все равно не скажешь прямо?
– Бля, Центурион, куда прямее? – ожидаемо закипаю. – Сколько можно меня выворачивать? Куда прямее, а? Разве это не палка в небо? Вот от этого места, – остервенело тычу пальцем в пол. – И до Урана, – палец в потолок.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
– Почему не до Нептуна? Нептун дальше, – включает чеканутую заучку.
– Серьезно? – морщась, какой-то мрачный звук издаю – то ли коротко смеюсь, то ли просто хмыкаю. – Сказал, до Урана. Хватит. Куда выше? Все нормально с головой? Выше нам нельзя.
– Нет, – мотает активно. – Нет, не в порядке.
Вот, кажется, уже знаю ее, могу просчитать действия… А снова застигает врасплох, когда вдруг несется на меня. Влетает в грудь. Сходу закидывает за шею руки. Подтягивается, чтобы коснуться губами уха.
– Попробуй еще раз, – выговаривает с дрожью.
И я не могу определить: просьба это или все-таки требование. Прет ведь напролом, как всегда. Если Любомировой что-то влетело в голову, уже не уймется, пока не добьется результата.
– Смотри… – шепчет и берет паузу. Смотреть, конечно же, никуда не надо. Это команда приготовиться. Тяну старую броню. Скрепляю. Да только хрен она смягчает, когда Варя, качнувшись на мне, жарко выдает: – Я люблю тебя, Кирилл.
Дернувшись, ловлю ее руками. С силой сжимаю, не позволяя отстраниться. Только после этого едва ли не со стоном тяну губами воздух. Заливает глаза. Обжигает огнем. Просто кислород не проходит. Просто задыхаюсь. Просто физически плохо… Блядь, наебываю. Конечно же, наебываю. Сам себя. Из-за Любомировой все это. Чтобы скрыть тремор в руках, все крепче ее сжимаю. Трещим двухсторонне.
Я охреневаю.
Потому что не был готов. Потому что думал, что выше уже некуда. Потому что… Это, мать вашу, самое весомое и мощное, что мне когда-либо доводилось принимать.
Кислота проливается из глаз двумя узкими выжигающими бороздами. Перехватывая Варю одной рукой, быстро смахиваю с лица гребаную хрень. Только после этого нормально вдыхаю и, наконец, выравниваю вентиляцию.
Чувствую, что уже готов ее отпустить. Однако Любомирова теперь сама не отпускает. Обнимая, гладит в довесок к этим разрывным словам как-то особенно ласково. Прочесывает ногтями затылок, вызывает мурашки. Ладно, с ними я уж точно могу справиться. Тяну дополнительную порцию кислорода, рвано выдыхаю и, вновь неосознанно стискивая Варю, прижимаюсь губами к изгибу ее шеи. Усиливаю контакт. Вдыхаю.
– Не могу так сказать… – голос тотально виляет. Принимаю это и сходу продолжаю. – Ты же знаешь, что все взаимно… Просто так сказать не могу. Не обижайся, хорошо? Я тебя даже больше… Больше, чем это ебучее слово. Веришь мне?
Любомирова вздыхает. И даже в этом я улавливаю разочарование.
В голосе в разы гуще оно, хоть она и пытается скрыть:
– Ладно. Верю.
Не знаю, что еще сказать ей. В голове одни маты. Нутряк вдребезги.
– Погнали. Заправимся, – не взглянув в лицо, подбрасываю Варю, чтобы обхватила ногами, и тащу ее в кухню.
Там тоже делаю вид, что все нормально. Сажаю ее на стол и, метнувшись к холодильнику, быстро выкладываю все, что находят глаза.
– Кир… – тихо зовет Любомирова. – Посмотри на меня уже.
Застываю у открытой дверцы. Собираюсь с силами, блядь. Направляя на нее взгляд, вроде как ухмыляюсь. На самом деле – дух захватывает. Снова шпарит грудь кипятком. Ползет дальше. Долбаное сердце отекает и под воздействием своей одуряющей тяжести ухает вниз. Нормально, ниже члена не упадет. А тот уже подскакивает и отбивает потерявшийся орган обратно. Пинг-понг, короче.
Странно, что визуально не трещит. Высекает искры конкретно, пока смотрю на Варю.
«Я люблю тебя, Кирилл…»
Она это сказала. Именно это сказала. Именно так. Мне. Меня. Любит меня. Любит. Любомирова любит меня.
«Я люблю тебя, Кирилл…»
Что может быть круче? Вышка же. Максимум, о наличии которого я никогда даже не знал. Никто никогда не любил меня. Никто и никогда. Этого слова просто не существовало в моей жизни. А сейчас оно есть. И оно такое огромное. Всепоглощающее. Огненное. Незаменимое.
Выполнив череду машинальных действий, бросаю все и иду к Варе. Она вздрагивает, когда между ног пробираюсь. Ничего такого не требую. Странно, но не до секса, хоть и привстает. Ее взгляд, запах, уникальное тепло. Это скорее физика сейчас – пористое тело, наполненное кровью дубеет и подрывается. Как-то так, в общем. А рулит ведь химия – она прорезает и долбит грудь. Дергаю Любомирову к краю, только затем, чтобы притянуть к себе. Целую, потому как это уже инстинкт, когда вижу ее губы. Прихватываю слегка, она уворачивается. Упираясь ладонями мне в плечи, смотрит в глаза.
