— Да, потому что, если бы я вам все это рассказала, вы бы либо подумали, либо заявили, что его убила я…
— Нет, — покачал головой Пуаро, — вы его не убивали. Он был убит своим сыном.
— Бог свидетель, я до него не дотрагивался! — сказал Стивен Фарр.
— Это были не вы, — согласился Пуаро. — У него есть и другие сыновья.
— Какого черта… — начал Гарри.
Джордж смотрел во все глаза. Дэвид закрыл лицо руками. Альфред часто-часто моргал.
— В первый же вечер моего появления здесь, — сказал Пуаро, — в тот вечер, когда произошло убийство и я познакомился с мистером Гарри Ли, мне показалось, что я его уже видел. Приглядевшись к нему, я понял, что он похож на отца, и сказал себе, что именно это сходство вызвало такое чувство.
Но вчера человек, сидевший напротив меня, засмеялся, откинув голову, и я сообразил, кого мне напомнил Гарри Ли. И я снова вгляделся в портрет Симеона Ли.
Ничего удивительного, что бедняга Тресилиан был сбит с толку, потому что он открыл дверь не двум, похожим друг на друга людям, а трем. Ничего удивительного, что он признался в полной растерянности, ибо в доме находятся три человека, которых на небольшом расстоянии можно вполне принять друг за друга. Тот же рост, те же манеры (в особенности обыкновение поглаживать пальцем край подбородка), привычка смеяться, откинув голову, тот же нос с горбинкой. Правда, это сходство нелегко заметить, потому что у третьего человека есть усы.
Он подался вперед.
— Порой забывают, что офицеры полиции — тоже люди, что у них есть жены, дети, матери и… — он помолчал, — отцы… Вспомните здешнюю репутацию Симеона Ли: человек, который разбил сердце своей жены многочисленными связями с другими женщинами. Сын, рожденный вне закона, может унаследовать и черты своего отца, и даже его манеры. Он может унаследовать его гордыню, его злопамятность и его жажду мести!
Голос его окреп.
— Всю свою жизнь, Сагден, вы испытывали ненависть к своему отцу. По-моему, вы давно пришли к решению его убить. Вы родились в соседнем графстве, неподалеку отсюда. Несомненно, ваша мать с деньгами, которыми так щедро одарил ее Симеон Ли, смогла найти себе мужа, который считался вашим отцом. Вам было нетрудно поступить на службу в миддлширскую полицию и выждать, когда представится возможность отомстить. Старший инспектор полиции имеет полную возможность совершить убийство и легко уйти от ответственности.
Сагден стал белым как полотно.
— Вы сошли с ума! — вскричал он. — Меня не было в доме, когда произошло убийство.
— Нет, — покачал головой Пуаро, — вы убили его перед тем, как впервые вышли из дома. Никто его не видел живым после вашего ухода. А совершить преступление вам было нетрудно. Симеон Ли ждал вас, но он никогда за вами не посылал. Это вы позвонили ему и довольно невразумительно сказали о попытке кражи алмазов. Вы обещали зайти к нему вечером около восьми под предлогом сбора денег на благотворительные цели. У Симеона Ли никаких подозрений не возникло. Он не знал, что вы — его сын. Вы пришли к нему с придуманной вами историей о подмене алмазов. Он открыл сейф, чтобы продемонстрировать вам, что камни на месте. Вы извинились, вернулись вместе с ним к камину и в ту минуту, когда он ничего не подозревал, перерезали ему горло, зажав другой рукой рот, дабы он не мог кричать. Для человека вашей комплекции это детская игра.
Затем вы подготовили сцену убийства. Забрали алмазы. Сдвинули вместе столы и стулья, лампы и вазы и, взяв тонкую веревку, которую принесли с собой, спрятав под одеждой, обвязали их ею вдоль и поперек. У вас была при себе бутылка с кровью только что убитого животного. Вы облили все вокруг этой кровью и добавили натриевой соли[1] к той луже крови, которая вытекла из раны Симеона Ли. Вы разожгли камин, чтобы труп не закоченел. Затем вы выкинули оба конца веревки через открытое окно и оставили их висящими вдоль стены снаружи. Вы вышли из комнаты, заперев за собой дверь. Это было важно для того, чтобы никто раньше времени не проник в комнату.
Вы покинули дом и спрятали алмазы в одной из каменных чаш в саду. Если рано или поздно их бы там обнаружили, то они бы только усилили подозрения — на это вы и надеялись — против законных детей Симеона Ли. Около девяти пятнадцати вы вернулись и, перемахнув через ограду как раз под окном, потянули за концы веревок, приведя в движение все то, что было собрано вами в комнате: мебель, фарфор и стекло. А затем, ухватившись за один конец веревки, вы снова обмотали ее вокруг себя под одеждой. А потом использовали еще одну уловку! (Он повернулся к остальным.) Помните, как каждый из вас по-своему описывал предсмертный крик мистера Симеона Ли? Вы, Альфред, назвали его криком человека в предсмертной агонии. Ваша жена и Дэвид Ли оба использовали одно и то же выражение: «Душа в аду молила о пощаде». Миссис Дэвид Ли, наоборот, сказала, что так кричит тот, у кого нет души. Она сказала, что это был звериный крик. А вот Гарри Ли оказался ближе всех к истине. Он сказал, что так визжит свинья, когда ее режут.
Видели ли вы когда-нибудь длинные розовые воздушные шары, что продаются на ярмарках и на которых нарисована голова свиньи с надписью «Резаный поросенок»? Когда из такого шара выходит воздух, раздается звук, похожий на нечеловеческий вопль. Вот это, Сагден, и был ваш финальный штрих. Вы оставили в комнате такой шар. В свиное рыло был вставлен колышек, тоже привязанный к веревке. Когда вы дернули за веревку, колышек вылетел, и из шара стал выходить воздух. Вот так, после грохота падающей мебели и звона фарфора, и раздался нечеловеческий крик.
Он снова повернулся к остальным.
— Теперь вы понимаете, что подняла с пола Пилар Эстравадос? Старший инспектор подоспел вовремя и забрал у нее этот кусочек резины, пока никто не заметил. Однако потребовал он его у Пилар самым официальным тоном. Но вспомните, он ни разу не упомянул об этом инциденте, что уже само по себе было очень подозрительно. Я узнал об этом от Магдалины Ли и задал инспектору вопрос. Он был готов к такому повороту событий. Он заранее отрезал кусочек резины от губки мистера Ли и предъявил его мне вместе с деревянным колышком. Внешне все соответствовало тому, о чем мне рассказала Магдалина Ли, — кусочек резины и деревянный колышек в тот момент для меня ничего не значили. Но хотя я ничего не понимал, тем не менее не спешил заявлять: «Это ничего не значит, поэтому вряд ли эти вещи были там, и инспектор Сагден лжет…» Нет, я настойчиво продолжал искать объяснение. И только когда мадемуазель Эстравадос, играя с шариком, впоследствии лопнувшим, крикнула, что подобрала с пола в комнате Симеона Ли то же самое, я все понял.
Вы видите, как все совпадает? Грохот, который должен был помочь фальсифицировать время убийства. Запертая дверь, чтобы никто не мог проникнуть в комнату раньше времени. Крик погибающего человека. Преступление обретает логику и причину.
Однако с той минуты, когда Пилар Эстравадос высказалась вслух насчет шарика, она стала источником опасности для убийцы. И если он слышал ее слова (что вполне могло иметь место, поскольку голос у нее был звонкий, а все окна в доме были открыты), она сама оказалась в большой опасности. Она уже раньше поставила убийцу в весьма неприятное положение. Говоря о покойном мистере Ли, она сказала: «Он, должно быть, был очень красивым в молодости». И добавила, обращаясь непосредственно к Сагдену: «Вроде вас». Она сказала это без всякой задней мысли, но Сагден испугался. Ничего удивительного, что он побагровел и чуть не поперхнулся. Это было так неожиданно для него и так смертельно опасно. Он надеялся взвалить вину на нее, но это оказалось очень трудно, поскольку у нее, как у внучки покойного, не было никаких мотивов для совершения убийства. Позже, когда он услышал ее звонкий голос, оповещающий о воздушном шарике, он решился на крайние меры. Пока мы обедали, он установил ловушку. К счастью, почти чудом его затея провалилась…
Воцарилось мертвое молчание.
— Когда вы перестали сомневаться? — тихо спросил Сагден.
— Я не был уверен до тех пор, пока не купил фальшивые усы и не приложил их к портрету Симеона Ли. Передо мной было ваше лицо, — ответил Пуаро.
— Пусть душа его мается в аду! Я не раскаиваюсь, что сделал это! — произнес Сагден.
Часть VII
ДВАДЦАТЬ ВОСЬМОЕ ДЕКАБРЯ
1
— Пилар, — обратилась к ней Лидия Ли, — по-моему, тебе лучше пожить у нас, пока твое положение окончательно не определится.
— Большое спасибо, Лидия, — тихо ответила Пилар. — Вы очень добры и легко прощаете людей, не делая из этого шума.
— Я по-прежнему называю тебя Пилар, — улыбнулась Лидия, — ибо до сих пор не знаю твоего настоящего имени.
— Меня зовут Кончита Лопес.
— Кончита — тоже звучит красиво.
