— О, поверь, амиго, поймай мои люди Твердолобого раньше тебя, я бы казнил пирата самой суровой казнью, — уверил меня диктатор, когда речь зашла об уничтоженной в его провинции банде одержимых. — Не думай, что мы сидели тут сложа руки! В последний раз моя речная полиция выставила на пути Либро мощный заслон. Но негодяю удалось прорваться через него. С тех пор у меня больше нет речной полиции, хо-хо!..
Непривычно было слушать, как некогда воинственный диктатор сегодня с легкостью распространяется о своих поражениях. Однако в этом тоже проявлялась душевная широта Фило, не делающего особой разницы между растранжириванием казны и жизнями своих подданных.
Пока диктатор в красках описывал, как Либро в пух и прах разгромил его речную флотилию, слуга принес по моей просьбе графин с водой и кружку, которая, даже будучи чисто вымытой, все равно отдавала терпким тропесаром. Мои вкусы оказались для Фило настолько неожиданными, что он от удивления оборвал рассказ на полуслове и прекратил жевать.
— Тебе не нравится мое вино, амиго? — огорченно насупив брови, вымолвил диктатор, кое-как проглотив непрожеванный кусок.
— Уверен, ваше вино превосходное, — поспешил утешить я его. — Просто отказ от употребления вина есть один из принципов всех слуг Баланса.
— Иметь жизненный принцип — это хорошо. Уважаю, уважаю, — закивал Фило. «Друзья» посмотрели на него, переглянулись и тоже покачали головами. — Но по-моему, амиго, такое воздержание совершенно излишне. Я не отказывался от выпивки, когда был обычным скитальцем, не отказываюсь и сегодня. Ты слышал, чтобы в Терра Нубладо выпивка кого-нибудь свела в могилу? Я, конечно, не имею в виду пьяные поножовщины или что-то в этом духе. А раз от пьянства нет вреда, зачем налагать на себя какие-то обеты? В свободном мире мы должны радоваться и веселиться всеми доступными способами, в чем же иначе смысл нашей жизни? Вот скажи, в чем ты видишь смысл своего существования?
— Цель моей жизни — служение Балансу, — ответил я так, как должен был отвечать Проповедник на официальном приеме.
— Прости за нескромный вопрос, амиго, но почему ты выбрал именно эту службу?
Что теперь следовало отвечать? Я не питал особой любви к своим покровителям, однако не хотелось выставлять Баланса в негативном свете, признаваясь, что он забрил меня в Проповедники, словно рекрута. Если священник вдруг обидится на церковь и начнет отзываться о ней плохо, он унизит только себя, ибо церковь и веру ему не унизить при всем желании. Все мои обиды на Баланс — наше с ним личное дело. Для остального мира я был и буду образцовым исполнителем самой могущественной силы в Терра Нубладо; человеком, гордящимся своим предназначением. Но и лгать, заявляя, что я подался в Проповедники добровольно, было для меня тоже неприемлемо. И мне осталось только напустить на себя важный вид и уподобиться философу, для которого дать однозначный ответ было все равно что подписать себе смертный приговор; чуждая мне роль, но иногда в качестве самозащиты приходилось надевать и эту маску.
— Даже в абсолютно свободном мире нас обязывают соблюдать множество правил, — ответил я на вопрос хозяина. — Многое в Терра Нубладо подчинено нашим желаниям, но кое-что и нет. Вы пожелали стать диктатором, вы своего достигли. Но теперь вам необходимо мириться со множеством скучных обязанностей, составляющих бремя вашей власти. Нечто похожее и со мной. За привилегию быть тем, кто я есть, мне приходиться делать вещи, которые мне порой делать совсем не хочется. Однако я воспринимаю их как обязательную плату за оказанную честь начать жизнь заново. Достойную жизнь в достойном мире Терра Нубладо.
— Значит, для тебя эталон достойной жизни — уничтожение тех, кто играет не по правилам? — полюбопытствовала Анна, закончив трапезу и неторопливо потягивая вино.
— Ну, если рассматривать жизнь как игру, то одержимых Величием действительно можно считать злостными нарушителями правил, — согласился я. — И раз уж силы Баланса обязали меня стать судьей, мне надо ценить оказанное доверие.
Анна и Фило обменялись недоуменными взглядами. Я не подозревал, что в моем ответе вызвало у этой пары недоумение. Вроде бы нечему удивляться: простые жизненные принципы — бороться с угрозой обществу. Идеализм, конечно, но вполне характерный для благородного романтика, какие в моем родном мире практически вымерли, а здесь еще попадались. Разве только, по мнению присутствующих, я слабо походил на идеалиста из-за напрочь отсутствующего у меня в глазах романтического блеска… Ну извините: какой мир, такой и романтик.
— Любопытные слова ты говоришь, амиго, — заметил Фило, наливая себе очередную кружку тропесара. — «Жизнь как игра»! Сдается мне, ты и впрямь веришь в то, что сейчас сказал. Но я не впервые сталкиваюсь с таким мнением. Подобным мировоззрением обладает каждый второй скиталец, правда, редко кто осмеливается заявить об этом вслух. И причина отнюдь не в Мертвой Теме. Эти люди наотрез отказываются признавать, куда сместился для них сегодня приоритет ценностей, но у тебя хватает духу заявить об этом в открытую. Жизнь и игра… Ты не просто уравнял для себя эти два понятия, ты переставил над ними знак приоритета. Не буду судить, хорошо это или плохо. Все зависит от конкретного человека. Но если ты хочешь услышать мое мнение на сей счет, то оно таково: нет ничего хорошего в том, когда игра начинает становиться для тебя жизнью. Надо все-таки четко разграничивать такие вещи, иначе велик шанс навсегда потерять связь с реальностью.
Я внимательно слушал Фило, пытаясь уловить, какую мысль он хочет выразить. Если это были простые пьяные разглагольствования, тогда все в порядке. «Жизнь — игра, а люди в ней — актеры» — обычная тема для застольных бесед у людей из высшего света. У представителей нижних слоев общества тема эта звучит уже не столь поэтично — «Жизнь — дерьмо, и все вокруг — подонки», — хотя, по сути, большого отличия в этих заявлениях нет. Однако Фило, пусть и был слегка выпивши, все-таки выглядел не настолько пьяным, чтобы нести вздор. Речь диктатора пока не сбивалась и логика в его словах присутствовала, только до меня не доходило, почему наша беседа вдруг повернула в эту область. Впрочем, я не собирался признаваться напрямую, что упустил нить разговора — понадеялся, что вскоре найду ее без посторонней помощи.
— Что ж, не буду спорить, может быть, вы и правы, респетадо Фило, — уклончиво ответил я. — «Игра как жизнь», «жизнь как игра»… Главное, чтобы и та, и другая проходили честно, разве не так?
— Совершенно верно, — подтвердил Фило. — Тут и спорить нечего. Пожалуй, за это следует выпить.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
