«Интересно, в каком году с вами произошел столь невероятный случай?» — хотел спросить я, но вместо этого лишь осведомился:
— А удобно ли будет без приглашения нарушать чужое уединение?
— Ничего страшного, амиго, — заверил меня Фило. — Кассандра будет только рада нашему обществу.
Мы ступили на мост. Во мне взыграло любопытно, и я, подойдя к невысокому каменному парапету, глянул вниз, во двор. Башня стояла на островке, прямо посреди искусственного озерца, устроенного внутри крепостных стен. Мост пролегал на высоте, достаточной для того, чтобы разбиться в лепешку, надумай я сигануть через парапет. Прозрачные воды озерца, сквозь которые, как сквозь линзу, дно просматривалось до единого камешка, не позволяли определить глубину водоема даже приблизительно. Она могла варьироваться от полуметра до нескольких метров. По всей видимости, вход в башню Забвения существовал только один — через мост. Хотя не исключено, что под озером был прокопан подземный тоннель, ведущий во дворец либо за его пределы.
— Откуда взялось такое название: башня Забвения? — поинтересовался я, отходя от парапета. — Это связано с какой-нибудь легендой?
— Легендой?.. Хо-хо! — рассмеялся Фило. — Все очень просто, амиго. «Забвение» — это потому, что мы всегда забываем об этой башне, когда устраиваем кутежи. В ней такими вещами заниматься опасно: непременно кто-нибудь да кувыркнется с балкона, и собирай его потом по частям, как куклу… Но это шутка, конечно. На самом деле имя башне дал прежний диктатор, строивший дворец. Я не спрашивал у него, с чем оно было связано, — не успел. Наша единственная встреча состоялась после осады фуэртэ Транквило и протекала всего несколько минут. Сам понимаешь, что мы обсуждали тогда совсем другие вопросы.
— И долго прожил бывший хозяин провинции после той встречи? — спросил я. Вряд ли у меня хватило бы мужества задать подобный вопрос другому диктатору. Однако я уже усвоил, что Фило такие намеки не оскорбляли, а лишь подзадоривали.
— Ага, тебе наверняка уже доводилось слышать эту историю, амиго! — шутливо погрозив мне пальцем, снова расхохотался правитель-«гном», но, увидев, что я помотал головой, вкратце обрисовал ситуацию: — Диктатор Титус спорил со мной, что я никогда не возьму штурмом его якобы неприступный город. Я же взял фуэртэ Транквило за три дня. Титус был так огорчен проигранным спором, что не пережил этого. Он скончался прямо во время нашей беседы.
— Был раздавлен горем?
— Нет, копытами моего боевого коня, хо-хо! Меня очень некстати укусил за шею москит, я вздрогнул и случайно уколол коня шпорами. Тот, естественно, на дыбы. А Титус как раз стоял передо мной и в глаза высказывал все, что обо мне думал. Так вошел в раж, что даже не успел отскочить. Нелепая смерть для диктатора… Я устроил в память о Титусе шикарные поминки, и мы целую неделю беспробудно горевали об усопшем…
На середине моста со мной произошло нечто странное. Я шел и вдруг словно наткнулся на завесу невидимой паутины. Ощущения были именно такие: лицо уперлось во что-то упругое, но податливое, и не успел я моргнуть, как уже преодолел незримую преграду, не иначе продавив ее грудью.
Я остановился и потрогал лицо. Никаких следов от контакта с невидимой паутиной на нем не осталось. Обернувшись, я провел рукой по воздуху, однако тоже ничего не обнаружил.
— Что-нибудь потерял, амиго? — участливо спросил Фило. Он и Анна, идущие на шаг впереди, остановились и наблюдали за моими действиями.
— Да нет, все в порядке, — почесав в недоумении лоб, ответил я. — Наверное, ветер чудит. Вы ничего не почувствовали?
— Да нет, ничего особенного… А ветер тут и впрямь бывает дикий, — подтвердил Фило. — Иногда просто с ног сбивает. Будь поосторожней, когда к перилам подходишь.
— Наверное, померещилось, — пробормотал я под нос, пожимая плечами.
Дверь в башне оказалась незапертой. Фило распахнул ее, но не стал учтиво пропускать меня и Анну вперед, как делал это во дворце, а вошел сам, после чего начал озираться, словно в поисках засады. Улыбка улетучилась у него с лица, а взгляд сделался суровым, как перед встречей с врагом.
Анну тоже как подменили. Она переступила порог с явной неохотой, хотя никто не принуждал ее идти с нами в башню. Пальцы целительницы нервно теребили поясок от платья, а походку сковало напряжение. Настороженность спутников, идущая вразрез с их заверениями о миролюбии гостьи, заразила и меня. Я неуверенно вошел в башню следом за Анной, гадая, чем вызвана такая перемена настроения моих спутников.
Второй ярус башни являл собой один большой круглый зал, показавшийся мне изнутри гораздо просторнее, нежели это представлялось снаружи. Очевидно, всему виной была причудливая игра света, отбрасываемого множеством узких окон. Струившийся из них свет разрезал полумрак зала на одинаковые сектора. Лучи света напоминали множество клинков, идеально прямых и ослепительно ярких — не иначе, от ангельских мечей, — направленных остриями в одну точку. Точкой этой являлся массивный круглый стол, расположенный в самом центре помещения. Чередование клиньев света и тени делало стол похожим на «колесо фортуны» — распространенное в моем родном мире приспособление для азартных игр. На столе не хватало только вписанных в сектора чисел, рукояток для вращения и стрелки, прикрепленной к оси «колеса».
Из-за контрастности освещения переходы между светом и темнотой выглядели чересчур резкими. Если «терминатор» проходил по какому-либо предмету — шкафу, стулу или гобелену, — та его часть, которая оказывалась в тени, практически пропадала из виду. Поэтому рассмотреть обстановку зала в деталях было сложно. Но из увиденного становилось ясно, что она приближена к средневековой — резная мебель; гобелены с незамысловатыми рисунками; стол, который по площади скорее напоминал деревянный помост, и большой камин, принятый мной поначалу за дверь в соседнее помещение. В кадушках вдоль стен росло несколько кипарисов. Меблировка не тянула на королевскую, больше походила на убранство замка вассала средней руки. Приглядевшись, я также обнаружил развешанные под потолком полотнища с незнакомыми гербами, а также расставленные на специальных подставках тут и там декоративные блюда. Именно блюда убедили меня в правдивости слов Фило, когда тот заявлял, что избегает устраивать пьянки в башне Забвения. В противном случае все эти произведения искусства были бы давно перебиты, а обстановка приобрела бы столь же упадочнический вид, что и во дворце. Но сейчас передо мной предстало, пожалуй, самое опрятное помещение из тех, где довелось сегодня побывать.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
