— Я боюсь, — принялся хныкать Урувай, а Наран отодвинулся от кустов к центру полянки.
— Кто вы такие?
— Мы разбойники, — каким-то образом мешая в голосе надменность и робкую тихость, сказал человек.
— Что значит — разбойники? — переспросил Наран.
— Значит люди, которые грабят и убивают других людей, — кажется, заставший их врасплох был слегка удивлён тем, что только что танцевавший лисий танец сумасшедший может задавать разумные вопросы. В этом удивлении была толика правды — Нарану было довольно трудно говорить, язык казался неуклюжим и большим, и всё время цеплялся за зубы. А зубы казались непомерно большими и при каждом движении челюсти грозили оставить на щеках с внутренней стороны болезненные царапины.
— Что это за глупость? Разве один барс убивает другого барса, чтобы снять с него шкуру.
В чужом голосе послышалось смущение.
— О, на самом деле, это древнее искусство. Наши, степные племена довольно невежественны, и я по мере возможностей занимаюсь просвещением. Каждый раз, убивая очередную жертву, мне приходится ей это растолковывать.
Наконец, монгол выбрался на открытое пространство, так, что его стало возможно разглядеть. Костёр брызгал светом на оружие в руках, на побелевшие от напряжения кончики пальцев, между которыми зажата стрела. Черты лица отличались необычаянной тонкостью, и напоминали не то снежинки, не то узоры листьев папоротника. Вместе с тем, уже не молод. Седых прядей в его усах было столько же, сколько в усах старейшины из аила Урувая и Нарана, если не больше, и каждая была подвязана цветной шёлковой ленточкой, так, что, когда поворачивал голову или разговаривал, он напоминал священное дерево, в ветвях которого, запутавшись в лентах, шумит ветер.
А когда подбородок и взгляд оставался в спокойствии, незнакомец напоминал священное дерево в безветренный день.
Наран выгнал наконец обнаглевшего лиса, что, щёлкал зубами на хозяина тела, и вновь подал голос:
— Почему в вашем аиле не горят огни? Мы бы заехали в гости, поговорить о том — о сём по-соседски. И, конечно спели бы вам пару сказок. Мой друг очень хорошо поёт.
Незнакомец ответил церемонно:
— Наш огонь — это плодоносящие кусты смородины. Ничего удивительного, что вы его просмотрели, и было бы плохо, если бы увидели, и набрели на наше скромное жилище. Тогда нам пришлось бы вас убить. Кроме того, когда не горит костёр, Тенгри не видит наших злодеяний, и не может наслать на нас грозу или пожар.
Наран оглядывался, пытаясь понять, кто из кустов смородины — сообщник незнакомца, и на самом ли деле их дела так плохи. Глаза Урувая сейчас ему бы очень пригодились. Наран взглянул на друга — не занят ли он сейчас тем же самым? Но толстяк ни о чём таком не помышлял. Просто смотрел на незнакомца, открыв рот.
— Вы сделали так много плохого?
Монгол склонил подбородок.
— Наши злодеяния известны. Если бы он знал, где мы находимся, он бы сразу покарал самым жестоким из доступных ему способов. Наслал бы на нас барсов, или полчища ядовитых мух. Я уверен.
Речь свою, однако, он даже не пытался каким-то образом ни умерить, ни замаскировать. Наран слышал, что некоторые шаманы и хитрые вожди, желая скрыть свои слова от Верховного Бога, учились разговаривать задом наперёд. Однако, ему таких не встречалось — что скрывать кочевнику, кроме ничего за пазухой, и какие у него могут быть амбиции, кроме как проскакать от горизонта до горизонта, — и он сомневался, что когда-нибудь таких встретит.
— Но где ваши шатры? Отсюда хорошо просматривается степь на половину дневного перехода, и мы не увидели ни единого шатра!
Монгол ответил охотно:
— Потому что вы сейчас на поёте и играете на его крыше. Мы, пожалуй, не будем грабить вас прямо здесь. Проведём внутрь и накормим, как полагается кормить гостей, а потом уже решим. Сдайте оружие, и отпустите на волю свои луки. Может, вы будете стрелять из них позже. Если, конечно, у вас получится стрелять без рук.
Он сделал повелительный жест и хрипло расхохотался. После чего сам подошёл и забрал валяющийся здесь же наранов нож и лук. Шепнул:
— Вы уж простите перед лицом Тенгри за мои дерзкие речи. Но традиции и деловой этикет обязывают вести себя подобным образом. Возможно, ваши руки даже останутся при вас.
— А морин-хуур считается за оружие? — обеспокоенно спросил Урувай. — У меня нету ничего, кроме инструмента. Мой лук остался в седле, а я и стрелять из него толком не умею.
— Такие беспечные в степи, — обеспокоенно покачал головой монгол. — Айе! Ладно, вам попались мы. А если бы тигр или волки?.. Сейчас мы пойдём в убежище, и там хорошо поговорим. Ты не будешь надевать на своего зверочеловека уздечку? Разговаривает он разумно, но кто его знает… Нет?.. Ну тогда идёмте. Придётся выколоть вам глаза, чтобы наше убежище оставалось в тайне. Как я уже сказал, оно под землёй, поэтому пригибайте головы…
Видно, только теперь он разглядел лицо Нарана, и запутался в собственном языке. Но теперь, когда гостеприимное приглашение прозвучало, деваться некуда. На какие-то там убийства, насилия и прочие зверства Тенгри, может быть, и закрывает глаза, но нарушение обещанного гостеприимства уж точно терпеть не будет. Вежливость и гостеприимство — вот то, что отличает людей от остальных животных. Вовсе не необходимость носить одежду.
— Ладно, — пробурчал он. — Видно, вам и так неслабо досталось. Можно и просто завязать. Как ты пробрался в шкуру человека, подлый зверь? Ты разговариваешь, вроде бы, разумно. Но эта шкура, на самом деле, весьма потёртая. Это твоя работа?
Наран замотал головой, и разбойник подошёл к нему поближе, разглядывая шрамы. Урувай открыл рот:
— Нет, он…
— Я нашёл этого человека его мёртвым, — быстро сказал Наран, и наступил другу на ногу, чтобы не болтал лишнего. Он припомнил лисью речь, как сорвались с его языка первые слова-тявы, и старался произносить с этим же чувством человеческие слова. — Его выпила Степь. Я сделал его в голове нору, и поселился там. Моё тело склевали вороны. Оно было старым и слабым.
Разбойник заинтересовался. Спросил у Урувая:
— Как он это сделал?
Урувай беспомощно посмотрел на Нарана, и Наран сказал поспешно:
— Всего лишь лизал лицо. Вдохнул свою жизнь. Этот человек почти меня не знает. Мы встретились вчера, толстяк дал мне оружие и научил ездить верхом. Я погиб бы в Больших Пустых Местах, так как эти человечьи конечности такие неудобные!
Разбойник с нескрываемым удовольствием хлопнул в ладоши.
— Это трогательная история. У меня есть дочери. Думаю, им понравится. И куда же вы направлялись?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
