— А сама не соскучилась?
Нина ответила не вдруг. Потеребила зубами петельку фуфайки, села рядом с Наташей.
— Если говорить по правде — здорово соскучилась. Но телушек я не брошу, пока не придут пастухи. А ты?
Наташа не ожидала такого вопроса, опустила глаза. Тонкие губы ее дрогнули.
— А я хочу домой… Мама у меня хоть и смешная, а хорошая… Все думаю о ней.
— Эх ты, неженка! — неожиданно вскипел Миша Калач. — «Думаю, думаю»! Правда, что тебе только в артистки, а не телят пасти! — И, все больше распаляясь, Миша понес без остановки: — Ну и уматывай, никто не заплачет! Правильно говорил Витька, нечего было с девчонками связываться…
Далеко за лесом глухо застрекотало.
— Летит! — прошептала Нина.
— Летит! Летит! — забыв Мишины упреки, закричала Наташа.
Все, кто оставался в домике, высыпали на улицу. До нытья в ушах прислушивались к слабому стрекотанию, но оно не приближалось. А вскоре и совсем затихло.
— Вот тебе и «думаю», — передразнил Миша Калач Наташу.
Ребята приуныли. Не ослышались ли? Увидев учителя, побежали навстречу.
— Да-да, вертолет, — подтвердил Василий Терентьевич. — Другим курсом заходит. С той стороны, откуда он летел, самый крутой подъем к полянам.
Второй раз услышали вертолет, когда уже выгнали на луг телят. Хоть и ждали этого звука, а возник он так неожиданно и так отчетливо, что даже телята и лошади пугливо запрядали ушами. Ровное гудение росло, ширилось, заполняя гулкие долины.
— Сюда! Сюда! — кричал Гриша-младший, размахивая над головой шапкой.
Издали низко летящий вертолет до смешного походил на головастика — брюхатого, с длинным тонким хвостом. Ребята видели в воздухе вертолеты не раз, но чтобы вот так низко — не приходилось. И не отрывали глаз от быстро приближающейся машины.
Облетев поляну, «головастик» повис над избушкой, покачиваясь, чуть приспустив хвост, словно бы разглядывая, куда присесть. Вращающиеся лопасти подняли ветер, и тот разметал вывешенные на просушку порожние мешки, одежду. Телята сумасшедше бросились к Цепёлу.
— Ни шагу к дому, пока вертолет не сядет! — приказал Василий Терентьевич. — А ну, поворачивать телят!
Не очень-то хотелось в такую минуту бежать за телятами, но Василий Терентьевич уже мчался им вслед, махая вицей. За учителем кинулись Витя Пенкин, Миша Калач. И вот уже все ребята бегут заворачивать животных, растекаясь широким полукружием, огибая стадо с боков и спереди.
Вертолет приземлился, сбавил газ и, почихав, заглох. Открылась бортовая дверь, на траву выпрыгнули люди. Ребята неслись к домику, не чуя под собой ног, далеко позади оставив Василия Терентьевича. Зеленый тупоносый головастик, утомленно свесив лопасти, стоял, просев колесами в сырой грунт, в двадцати метрах от избушки. Сильным завихрением воздуха от винта приподняло и скособочило левый скат ветхой крыши.
Летчики в черных тужурках, в фуражках с серебристыми кокардами уже расспрашивали о чем-то Наташу — она оставалась с Валей. Перепуганная, бледная Наташа бестолково твердила, показывая на крышу:
— Как затрещит, как затрещит!..
— Привет полярникам! — приложив к козырьку руку, энергично поздоровался с ребятами стройный, как гимназист, летчик с веселыми глазами и тонкими усиками-стрелками по краешку губы. Кажется, он считал подбегавших ребят. — Сколько же вас здесь?
— Много, двадцать три человека! — засмеялась Нина, снимая шапку и поправляя рассыпавшиеся волосы. — И еще Василь Терентьевич.
— Учитель?
— Ага.
— А сколько больных?
— Больных… — Нина поискала кого-то глазами, — больных — одна Валя. Она простудилась.
Подошел Василий Терентьевич.
— Рад… вас видеть, — сказал он с сильной одышкой. — А то мы… уж к геологам подались. Чертовски нас тут погода прижала…
— Знаем, Василий Терентьевич, — сказал летчик с усиками. — Двое суток дежурили в порту, не могли вылететь. От телефонных звонков устали…
И протянул письмо.
Быстро прочитав его, Василий Терентьевич непонимающе посмотрел на летчиков:
— Так это что же получается? Мы, значит, поехали, а телята с кем?
— Завтра в Кедрачи зайдет другая машина, возьмет на борт пастухов. А пока готовьте двенадцать-тринадцать человек.
В это время, к немалому изумлению ребят, из дома, в белом халате поверх пальто, с саквояжем в руке, вышла врач.
— Девочку перенесите в машину. Потеплее укутайте. У нее явные признаки пневмонии… Есть еще больные?
Ребята растерянно заоглядывались друг на друга.
— Ну-ка, герой, покажи доктору свое плечо, — Василий Терентьевич нацелился взглядом в Петю. — С медведем тут воевали…
Пока врач осматривала распухшее Петино плечо и накладывала на синяк чем-то пропитанный пластырь, ребята рассказывали о ночном происшествии. Вспоминая подробности, они смеялись, а летчики и врач — нисколечко. Когда Петя с помощью Наташи натянул рубаху и телогрейку, врач подвязала его больную руку на широкий бинт.
— Вот так и держи до самой больницы, — строго наказала она. — Ни в коем случае не снимай повязку!
Потом подошла к Василию Терентьевичу.
— Неужели этот мальчик не жаловался на боль?
— Не жаловался, но я знал, что рука у него болит.
— И работал?
— Работал.
Врач покачала головой:
— Удивительно! Просто удивительно! И это. — дети!..
Настало время занимать места в вертолете. Кто полетит? Нина, ни на кого не глядя, пошла к телятам.
— Ты куда? — обернулась Наташа.
— Белке трилистника давно собираюсь нарвать. Забываю все…
— А я путо с ноги у Буланки забыл снять, — вдруг вспомнил Витя Пенкин и пошел за Ниной.
Заторопился куда-то Миша Калач, тоже вспомнив про что-то важное. Сторонкой, по-за домом, направился к телятам Гриша-старший. И, может быть, все так и ушли бы, придумывая причины, если бы не Василий Терентьевич.
— Ну-ка, назад! Полетишь ты, ты и ты… — указывал он на Петю, Наташу, Гришу-младшего, Мишу Калача и еще восьмерых. — Живо собирайте рюкзаки — и в вертолет! Остальные — к стаду!
Миша Калач появился на пороге с рюкзаком и одеялом, свернутым в трубку, уныло посмотрел на луга, в которые уходил Витя Пенкин, и неуверенно попросил:
— Можно я останусь, Василий Терентьевич? Я же с Витей…
— Нет, не останешься! Я знаю, кому надо домой в первую очередь.
Василий Терентьевич никогда не менял своих решений, и Миша, зная это, пошел на последнее:
— Тогда можно я сбегаю к ребятам и… быстро вернусь?
— Валяй! Только сейчас же обратно!
