Какое-то время, оказавшись на поверхности, Мухаммед Казим плыл, как мертвец. Лицо его было голубовато-белого воскового оттенка. Потом старик открыл глаза и закашлялся.
Росс расслабился, но ненадолго, ибо спасенный купец принялся неистово, в панике молотить по нему. Он ударил Росса коленом в живот, и тот едва не задохнулся. Прежде чем Росс пришел в себя, старик сомкнул руки вокруг шеи своего спасителя и потянул их обоих на дно.
Россу огнем обжигало легкие, он изо всех сил пытался разорвать удушающие объятия Мухаммеда. Оба наглотались соленой воды, и в какой-то миг Росс решил, что наступил конец и сейчас он погибнет — здесь, в Центральной Азии, прямо на глазах у Джулиет.
«Какую же плохую память я ей о себе оставлю!» При мысли об этом он почувствовал невероятный прилив энергии и высвободился из смертельной хватки. Он попытался всплыть на поверхность, потом развернул старика, не давая ему возможности двигаться, и стал поддерживать его за грудь.
Россу удалось глотнуть воздуха, и он на несколько мгновений отдался на волю потоку, наслаждаясь роскошью дышать полной грудью. Потом Мухаммед Казим завозился, конечности его слабо задергались.
— Успокойтесь, дядя, лежите тихо, — успокаивающе пробормотал Росс. — Вы спасены.
Старик еле дышал от страха, но, несмотря на это, подчинился, и Росс поплыл к берегу, таща Мухаммеда Казима за собой. Глаза его были залеплены илом, однако он смутно видел, как стоявшая на берегу горстка мужчин выкрикивает что-то одобрительное.
Они продвигались медленно, поскольку Росс греб только одной рукой, а неистовая, беспорядочная, как горный поток, река мешала. Удары от обломков горной породы сыпались со всех сторон. А искривленный ствол дерева врезался в них с такой силой, что оба снова пошли ко дну. На то, чтобы освободиться от спутанных ветвей, у Росса ушла почти вся энергия. Но он упрямо боролся за жизнь.
Когда он оказался неподалеку от берега, кто-то скатился по крутому склону вади и схватил его за руку, а потом подтянул Росса и его ношу к берегу.
Даже если бы Росс и не услышал английских фраз, сказанных ему на ухо, он все равно догадался бы, кто это.
— Ты, чертов дурак! — зарычала на него Джулиет, оттаскивая прочь Мухаммеда Казима. — Ты бы мог утонуть!
— Но я же не утонул, — задыхаясь, ответил Росс. Он был слишком изнурен, чтобы придумать что-либо поумнее.
— Проклятый герой!.. — пробормотала Джулиет. И поскольку Росс еле двигался, обвила его рукой за талию и с усилием выволокла на сушу.
Он быстро опустился на колени и принялся выплевывать соленую воду, которой наглотался в избытке. Руки Джулиет надежно поддерживали его и были намного нежнее, чем ее голос. Когда же он наконец выпрямился, горло у него раздирало от боли. Джулиет подняла бурдюк и поднесла его ко рту Росса, чтобы он смог прополоскать горло.
Пошатываясь, Росс, не без помощи Джулиет, встал. Он дрожал от ледяной воды, а холодный ветер пронизывал его до костей через прилипавшую к телу, промокшую насквозь тунику и брюки. Джулиет, раздраженно смотревшая на него, тоже была мокрой с головы до ног, но, к счастью, просторный плащ, надетый поверх всего остального, скрывал очертания ее фигуры, которая любому человеку могла бы показаться подозрительно женской.
Теперь Карлайл поднял голову и увидел, что все путники каравана сгрудились вокруг. Большинство глазело на него. Несмотря на то что волосы его от воды потемнели, они все же были достаточно светлыми. Цвет волос и белые ноги Росса ни у кого не оставили сомнений в том, что он иностранец. Среди бормочущих голосов в толпе часто повторялось слово «ференги».
Стоя рядом с ним, Джулиет напряглась, опустив руку к поясу, где висел кинжал. Она ничего не говорила, просто смотрела на зевак, и ее серые глаза скозь узкую прорезь покрывала метали громы и молнии. Прямо как кошка, защищающая своих котят. «Джулиет назвала меня „чертовым дураком“, но не усомнюсь ни на миг, что она готова сразиться с любым, кто попробует на меня напасть».
К счастью, героизм Джулиет не понадобился, поскольку толпа оказалась больше удивленной и любопытствующей, нежели враждебной. Единственным человеком, на лице которого сохранялось угрожающее выражение, был угрюмый погонщик верблюдов, узбек Хабиб. Он частенько насмехался над слугами каравана, в том числе и над «Джелалом». Джулиет всегда игнорировала его колкости, однако понимала, что от этого грубияна ничего хорошего ждать не приходится. Такой тип может настроить толпу против иностранца.
«То, что Росс — европеец, вовсе не значит, что это непременно повлечет за собой какую-то беду. Ни он, ни Александр Бернс не попадали в сколько-нибудь значительные передряги, когда путешествовали по Туркестану. Правда, это было несколько лет назад. Тогда в Центральной Азии было спокойнее и не так опасно. Теперь же достаточно одного недоброго, ненавидящего ференги человека, чтобы начались неприятности».
Хабиб сплюнул на землю.
— Не просто ференги, а неверный и к тому же шпион.
Вокруг погонщика верблюдов раздались смущенные голоса, потом они разом оборвались: сквозь толпу пробирался Абдул Вахаб.
— Ветер холодный, — сказал он, вручая Россу грубое полотенце. — Вытритесь, иначе простудитесь. — Потом повернулся и закричал:
— Здесь есть вода, поэтому остаемся на ночлег!
То, что проводник каравана принял ференги, устраняло любую потенциальную враждебность, а приказ разбить лагерь отвлек большинство зевак на поиски подходящего места, где можно было бы развести костер и привязать животных.
Росс вытирал голову, когда подошел Мурад и собрал раскиданную одежду хозяина. Росс с благодарностью надел теплый ватный халат поверх промокших насквозь туники и брюк. Он уже натягивал башмаки, и тут появился Мухаммед Казим. Старика поддерживал под руку его сын.
— Я старик, и моя жизнь немногого стоит, но все равно я благодарен тебе за то, что ты сохранил ее. — Купца слегка пошатывало, однако в его голосе была различима кривая усмешка. — Ты явил мужество и силу льва, а в ответ я едва не утопил тебя.
Его сын, красивый властный мужчина лет тридцати, добавил:
— Правда, это Божья милость, что вы оказались рядом, Кхилбурн. — Он низко поклонился. — За то, что вы спасли моего отца, я, Хуссейн, и вся моя родня перед вами в вечном долгу.
— Ни о каком долге не может быть и речи, ибо я сделал то, что было в моих силах. Так поступил бы любой человек. — Росс вложил кинжал в ножны. — Милостью Божьей, я вырос на море и еще в детстве научился плавать. Уметь плавать и не воспользоваться этим, чтобы спасти вашего отца, было бы грешно.
— Вы скромный человек, Кхилбурн, — отозвался Хуссейн. — И все равно вы рисковали жизнью ради моего отца, и я этого не забуду. — Он повернулся и ушел, все так же поддерживая Казима.
