Дэниел усмехнулся. Анне показалось, что шпага оказалась в руке ее мужа быстрее, чем она услышала звон вынимаего из ножен металла. А потом – Анна даже не поняла, как это произошло, – шпага Фроули описала в воздухе дугу и упала на землю в дюжине футов от них. Шпага Люка застыла у горла Дэниела. Оцепеневшая Анна увидела, как тонкая алая струйка поползла за воротник его рубашки.
– Ты уйдешь один, Фроули. – Тон Люка не изменился. – Живым. И даже не истекающим кровью, если будешь хорошим мальчиком. Но я пущу ее, если ты посмеешь приблизиться к леди Дорис на расстояние оклика. Я мог позволить вам встретиться под строжайшим надзором, если бы ты не выказал такой готовности обменять мою сестру на деньги. Позволил бы, в надежде на то, что она сама увидит – эта перемена в жизни не сделает ее счастливой. Но теперь встреча с ней будет угрожать твоей жизни опасностью. Можешь поднять шпагу перед тем, как уйти. – Люк неторопливо убрал шпагу в ножны. Дэниел Фроули повиновался его приказу. Все это время Дорис стояла застыв и зажав руками рот. Она опустила их, когда ее возлюбленный скрылся из виду.
– Я ненавижу тебя, – бесстрастно сказала она Люку. – И я не буду тебе повиноваться. При первой же возможное убегу с ним.
– Анна, не будешь ли ты так добра вернуться в ротонду и попросить мою мать прийти сюда? Объясни ей, что она должна отвезти Дорис домой. И пожалуйста, оставайся с леди Стерн, пока я не вернусь за тобой.
Анна поспешила прочь. Она испытывала то же чувство, что, должно быть, испытывал Иуда Искариот, покидая Гефсиманский сад. Она предательница. Хотя Дорис спасена от несчастного брака, особенно если верить тому, что Люк говорил о деньгах.
Анна поняла, что склоняется к тому, чтобы поверить Люку, а не обвинениям, которые предъявляла брату Дорис со слов Фроули. Может быть, потому, что ей хотелось верить Люку.
Через пять минут вдовствующая герцогиня Гарндонская уже спешила к воротам, моментально поняв из нескольких сбивчивых фраз невестки, что случилось.
Анна еще несколько минут постояла в темноте и прохладе у дверей ротонды, стараясь успокоиться, прежде чем по совету мужа присоединиться к своей крестной.
Но, когда она повернулась, чтобы подняться по ступеням, высокая черная тень заслонила ей свет, падавший из дверей.
– Наконец-то мы одни, – произнес пугающе знакомый голос. – Приятная встреча, моя Анна.
Глава 12
Анне показалось, что все огни вдруг погасли. Ее как будто пригвоздили к тому месту, где она стояла.
– Твой муж сейчас занят, Анна, – произнес он. – Позволь составить тебе компанию. Давай пройдемся вдоль канала. – Он протянул Анне руку, чуть шагнув в сторону так, что свет фонаря упал ей на лнцо.
– Что вам нужно? – спросила она, едва шевеля губами.
– Хочу всего несколько минут поговорить с моей Анной наедине. Обопрись на мою руку.
Сама мысль о том, чтобы дотронуться до него, была ей отвратительна.
– Пожалуйста. Пожалуйста, оставьте меня. – Анна слышала в своем голосе просящие, жалобные ноты. Но ничего не могла с этим поделать. – Пожалуйста. Ведь я замужем. Все что было – в прошлом.
Жалкие слова. И к тому же – не правда. Это не было прошлым – это было настоящим.
– Возьми меня под руку, Анна.
Она повиновалась. Вдруг Анна поняла, почему ей так нравился рост Люка. Этот мужчина был много выше ее – она едва доставала ему до подбородка, и оттого у нее было ощущение, что своим ростом он подавляет ее волю и делает маленькой и беззащитной.
Они направлялись к темной аллее в дальнем конце канала ,а навстречу им, смеясь и болтая, шли люди в масках и карнавальных костюмах. Двое из них поклонились Анне. Но ей казалось, что она двигалась в полной тьме – в тени высокого человека в темной маске и темном плаще. Трудно было поверить, что это та самая аллея, где они только что гуляли с Люком.
– Что вам нужно? – повторила она.
– Только это, моя Анна. – Он указал на деревья, окружавшие их, и дотронулся до ее руки. Она отдернула руку. – Я жду не дождусь, когда мы поедем домой. Меня охватило жестокое разочарование, когда по возвращении я узнал, что ты уехала в Лондон. Это была отсрочка нашей встречи, Анна. Но в Лондоне я обнаружил, что появилось новое препятствие. Что ж, я решил не мешать тебе с этим бессмысленным замужеством. Я позволю тебе побыть еще немного с твоим герцогом. Мне нелегко это, дорогая. Пусть хотя бы эти короткие минуты скрасят мое одиночество.
– Что вы собираетесь ему рассказать?
– Ничего, совсем ничего. В этом не будет необходимости. Ты сама вернешься ко мне, Анна, когда придет время. И ему не надо будет знать больше, чем то, что ты просто устала от него. Он не узнает, что ты обманщица и воровка и что ты убийца и продажная женщина...
– Я верну все долги отца, и у вас не будет повода мучить меня.
– Мучить? Неужели ты до сих пор не поняла, что я люблю тебя? Когда придет время, я увезу тебя отсюда туда, где ты будешь так счастлива, как не могла мечтать. Разве ты не поняла, что твои долги ничего для меня не значат? Ведь я заплатил их для того, чтобы снять этот невыносимый груз с хрупких плеч моей возлюбленной Анны.
– Я верну их, – упрямо повторила она. – Верну деньгами. Я не стану больше выкупать их, подчиняясь вашим приказам и оказывая вам «услуги». Дайте мне только время.
– Не будем об этом. – Он похлопал ее по руке. – Давай насладимся короткими минутами нашей встречи. Как чудесно снова видеть и ощущать тебя рядом.
Анна вспомнила то чувство благодарности, которое она испытывала к нему сначала. Он казался таким надежным, добрым, спокойным, в отличие от отца, который долгие годы убивал себя алкоголем, азартными играми и жалостью к себе. Сэр Ловэтт часто посещал их и со временем сумел завоевать ее доверие. Однажды, когда она прогуливалась с ним под руку по парку – как и сейчас, – Анна, чувствуя себя рядом с ним спокойно и ощущая надежность и симпатию, исходившие от него, рассказала о долгах отца и о том, что они близки к разорению. Она так волновалась за судьбу брата и сестер. Несмотря на свои девятнадцать лет, Виктор казался еще совсем. ребенком, а Эмили была глухонемой.
Рассказать кому-нибудь о своих заботах уже было для нее огромным облегчением. Анна не задавалась вопросом, почему она поведала о своих горестях этому чужому человеку. Тогда он не казался ей чужим. Он был для нее как отец, на которого можно положиться.
И он выкупил все долги. Анна помнила, как он сказал ей об этом, это тоже происходило в саду. Она не смогла тогда вымолвить ни слова. Она прижала его руки к своему лицу и прикусила губу, пытаясь остановить слезы благодарности и облегчения. И смеялась потому, что они все равно текли у нее по щекам, и потому, что она никак не могла произнести даже «спасибо».
