Жрец произнес эти слова медленно и торжественно, а затем указал скипетром на скрытую в полумраке огромную арку, увенчанную блестящим крылатым золотым шаром.
«Перед тобою, по этим ступеням и под этими арками, пролегает тропа, ведущая к оку правосудия и стопам Амона Ра. Иди, и если ты чист сердцем — так же чист, как одежды, которые ты носишь, — и если твои побуждения бескорыстны, то ты не оступишься по пути и твоя сущность наполнится светом. Но помни, что Тифон со своим адским воинством притаился в каждой тени и неудача принесет тебе смерть».
Арадамас повернулся и вновь сложил руки на груди в виде креста. Медленно вошел он под темную арку, и тени великого Неведомого сомкнулись над тем, кто посвятил свою жизнь поискам Вечного. Жрец следил за ним, пока он не скрылся из виду среди массивных колонн за той пядью безмолвия, что отделяет живых от мертвых. Затем, медленно опустившись на колени перед гигантской статуей Ра и подняв глаза к теням, что в долгой ночи скрывали лик бога Солнца, он воззвал к нему с молитвой, чтобы юноша смог выйти из тьмы храмовых колонн к свету, которого искал.
Казалось, на мгновение лик огромной статуи озарился сиянием и странная тишина наполнила древний храм. Верховный жрец ощутил это, ибо, поднявшись, он вновь зажег свою лампаду и неспешно направился прочь. Его сигнальный огонек светил все слабее и слабее и наконец скрылся из виду среди храмовых колонн, изваянных в виде цветков папируса. Осталось лишь угасающее пламя алтаря, отбрасывающее странные мерцающие блики на огромную каменную гробницу и двенадцать судей египетских умерших.
Тем временем Арадамас, со все еще скрещенными на груди руками, медленно шел вперед, то поднимаясь, то опускаясь, пока последний луч от горящего на алтаре огня не затерялся во мраке далеко позади. Долгими годами очищения готовил он себя к этому великому испытанию, и теперь, очистившийся телом и успокоившийся духом, он держал путь между колоннами, высящимися вокруг. Казалось, слабое золотистое сияние исходило от него, освещая колонны, мимо которых он проходил. Он казался призрачной фигурой, шествующей сквозь рощу древних деревьев.
Внезапно колонны расступились, образуя новые сводчатые покои, тускло освещенные красноватой дымкой. Кружащиеся струйки этого алого света обвили продолжающего свой путь Арадамаса. Сначала они казались стремительно летящими облачками, но постепенно обрели форму и превратились в странные туманные фигуры в струящихся одеждах, которые парили в воздухе, протягивая к нему длинные колыхающиеся руки, чтобы остановить его продвижение вперед. Призраки, сотканные из красноватого тумана, обвивались вокруг него, нашептывая нежные слова, а в высоких залах раздавалась таинственная музыка, подобная звукам бури и крикам ночных птиц. И все же Арадамас шагал вперед, спокойно и уверенно, и его тонкое, одухотворенное лицо, обрамленное локонами цвета воронова крыла, странно выделялось среди извивающихся фигур, окруживших его и пытающихся совратить с пути. Не обращая внимания на странные фигуры, манящие из-под призрачных арок, и на мольбы нежных голосов, он упорно шел своим путем с единственной мыслью: «Да будет свет!»
Призрачная музыка звучала все громче и громче, пока не переросла в устрашающий рев. Даже стены содрогнулись, а пляшущие фигуры всколыхнулись, словно мерцающие тени от пламени свечи, и, все еще моля и маня, исчезли среди колонн храма.
Когда стены храма зашатались, Арадамас остановился; затем вновь пошел вперед медленными шагами, ища какой-нибудь луч света, но всегда находя лишь еще более черную тьму. Внезапно перед ним вырос еще один дверной проем, по сторонам которого стояли два обелиска из резного мрамора — черный и белый. Из проема шел неяркий свет, приглушенный тончайшим занавесом из голубого шелка.
Когда Арадамас медленно поднялся по лестничному пролету, ведущему к проему, на полу у его ног материализовался туманный вихрь, светящийся мертвенным светом. В этом тусклом свечении он вился кольцами, словно некий маслянистый газ, наполняя все покои отвратительными миазмами. Затем из этого облака выросла гигантская фигура получеловека-полуящера. В его налитых кровью глазах горел адский огонь, а огромные когтистые лапы тянулись к тонкой фигуре, стоявшей перед ним, чтобы схватить и раздавить ее. Арадамас на единственный миг дрогнул, когда ужасное видение бросилось на него, в светящемся тумане увеличившись в размерах вдвое. Затем неофит в белых одеждах вновь медленно двинулся вперед, со все еще сложенными на груди руками. Он поднял свое бледное лицо, освещенное божественным светом, и смело взглянул прямо в глаза страшному призраку. На мгновение грозная фигура, преградившая ему путь, нависла над ним подобно яростному демону. Внезапно Арадамас выхватил крест, который нес с собою, и поднял его перед чудовищем. И тут же Crux Ansata[85] заблестел чудесным золотым светом, который, озаряя склизкого, чешуйчатого монстра, словно распылял каждую его частицу на искорки золотого света. Когда последний из демонов-стражей исчез под лучами креста, коридоры древнего храма пронзила вспышка молнии. Она ударила в покрывало, висевшее между обелисками[86], разорвала его сверху донизу и открыла взору сводчатые покои с круглым куполом, слабо освещенные невидимыми лампадами.
Держа в руке свой крест, теперь уже пылающий, Арадамас вошел в комнату и невольно направил взгляд вверх, к высокому куполу. Там, высоко в воздухе у себя над головой, он увидел огромный закрытый глаз, окруженный клубами облаков и лучами всех цветов радуги. Долго созерцал Арадамас чудесное зрелище, ибо знал: то было Око Гора, Всевидящее Око богов.
Стоя там, он молился, чтобы ему открылась воля богов и чтобы его признали достойным открыть это закрытое Око в храме живого Бога.
Так стоял он, глядя вверх, и наконец огромное веко вздрогнуло. Глаз медленно приоткрылся, наполняя покои ослепительным светом, который словно сжигал огнем сами каменные стены. Арадамас дрогнул. Ему казалось, что каждый атом его существа сгорает дотла в лучезарности этого сияния. Невольно закрыв глаза, он теперь боялся открыть их, ибо в ужасающем блеске великолепия ему мнилось, что, сделав это, он непременно ослепнет. Но мало-помалу его охватило странное ощущение мира и покоя, и наконец он осмелился открыть глаза — и обнаружил, что ослепительный свет исчез и все покои залиты мягким, чудесным сиянием, исходящим от могущественного Ока в потолке. Белые одежды, в которые он прежде был облачен, также уступили место мантии из живого огня, в котором словно сверкали тысячи крошечных отражений божественного Ока, глядящего с высоты. Когда глаза его привыкли к сиянию, он увидел, что больше не один. Его окружали двенадцать фигур в белых одеждах, которые, склоняясь перед ним, поднимали вверх странные эмблемы, сделанные из живого золота.
Арадамас заметил, что все фигуры указывают куда-то. Взглянув в ту сторону, он увидел лестницу из живого света, которая уводила высоко вверх, под самый купол, минуя Око, взирающее с потолка.
Единым голосом двенадцать существ произнесли: «Вот путь, ведущий к освобождению».
Не колеблясь ни секунды, Арадамас ступил на лестницу и легко, словно едва касаясь ступеней, начал подниматься вверх, к заре великого Неведомого. Наконец он достиг двери, которая открылась, когда он приблизился к ней. Щеки его овеяло дыхание утреннего воздуха, и золотой солнечный луч заиграл в волнах его черных волос. Он стоял на вершине величественной пирамиды, перед горящим алтарем. Вдали, за горизонтом, песчаные холмы египетской пустыни озарялись первыми лучами утреннего солнца, которое, подобно золотому огненному шару, вновь поднималось из вечного царства Востока. И когда Арадамас стоял там, Глас, исходивший, казалось, с самих небес, пропел странную песню и рука, как бы протянувшаяся из самого дневного светила, возложила на чело нового посвященного змею из золота.
«Взгляни, вот Хепера[87], восходящее солнце! Ибо как он поднимает в своих лапах могущественное дневное светило из тьмы ночи, так и для тебя Солнце Духа взошло из ночной тьмы, и именем живого Бога мы приветствуем тебя, жрец Ра!»
Да будет так!
ПРИЛОЖЕНИЕ
ЛАЗУРНО-ЗОЛОТАЯ МАНТИЯ
Скрытые в глубинах неведомого, три безмолвных существа ткут бесконечную нить человеческой судьбы. Они зовутся сестрами, известными в мифах как норны, или парки[88], что непрестанно прядут в своих пальцах тончайшую нить, которая однажды будет вплетена в живое одеяние — коронационную мантию царя-жреца.
Мистикам и философам всего мира это одеяние известно под многими именами. Для кого-то это простые желтые одежды Будды. У древних иудеев оно символизировалось мантией первосвященника — Одеянием Славы Божьей. Для братьев-масонов это лазурно-золотая Мантия — Вифлеемская звезда, венчальный наряд Духа.
