толком не расслышала песню в первый раз — в ушах у меня звучало имя моего сына, как его произнесли — «Элвис Пресли!». Но долго переживать ей не пришлось — почти сразу же зазвонил телефон. Это был Дьюи — он спрашивал Элвиса. Когда она сообщила, что Элвис в кино, Дьюи рявкнул: «Миссис Пресли, сообщите вашему невеже–сыночку, что он должен срочно приехать на станцию. Я только что проиграл его запись, и этот чертов телефонный аппарат раскалился от звонков». Глэдис помчалась к одному выходу из «Сазор № 2», а Вернон — к другому, и через несколько минут Элвис уже был в студии (по крайней мере, так гласит история).
«Я перепугался до смерти, — рассказывал Элвис. — Меня всего трясло, я не мог этому поверить, но Дьюи твердил, чтобы я успокоился, что все это происходит на самом деле».
В 1967 году Дьюи рассказывал писателю Стэнли Буту о первых словах, с которыми он обратился к испуганному девятнадцатилетнему отроку: «Я сказал ему: «Сядь, я собираюсь взять у тебя интервью», а он ответил: «Мистер Филлипс, я ничего такого, о чем можно было бы брать интервью, и не знаю». — «Все в порядке, только не произноси в эфир бранных слов», — предупредил я. Он уселся, и я сказал, что дам ему знать, когда мы будем готовы начать. Я поставил пару пластинок, и, пока они крутились, мы с ним немного поговорили. Я спросил его, какую школу он заканчивал, и он ответил: «Хьюмз». Я хотел развить эту тему, потому что многие из слушателей подумали, будто он цветной. В конце концов я сказал: «Все отлично, Элвис, спасибо тебе». — «Так вы не будете брать у меня интервью?» — спросил он. «Я уже взял, — ответил я. — Все это время микрофон был включен и мы с тобой были в эфире». Он покрылся холодным потом».
Все это произошло в четверг, 8 июля. Элвис вышел из студии в горячую южную ночь. Прошел пешком от Мейна к Третьей улице, потом повернул на Алабаму. Дьюи закончил шоу, позвонил своей жене Дот. Как ей, понравилось? «Я ответила, что да, понравилось, — рассказывала она корреспондентам теннессийской Trenton Herald Gazzette в 1978 году, спустя десять лет после смерти Дьюи. — Он все твердил, что верит в Элвиса, что эта песня станет хитом… Дьюи все время потом вспоминал это первое интервью с Элвисом, пересказывал эту историю снова и снова».
В тот вечер Сэм Филлипс тоже был в радиостудии, но он не виделся ни с Элвисом, ни с Дьюи — с ним он встретился уже после окончания передачи. Но он знал, что происходит, видел, какая реакция, как звонили и звонили телефоны — при этом никому и в голову не приходило спросить, как выглядит этот певец. «Здесь, в Мемфисе, штат Теннесси, всем было наплевать на то, на какую полочку его поставить, — им просто понравилось то, что они услышали». Он также знал, что теперь начнется настоящая работа.
Новость распространялась со скоростью лесного пожара. Билли Чайлз, одноклассник Элвиса по школе «Хьюмз», никогда особо его музыкой не интересовался. В тот вечер он был на танцах в церкви Святых Четок. «Во время танцев одна парочка отлучилась на автостоянку, — через тридцать пять лет после события вспоминал Чайлз в беседе с бывшим репортером Press–Scimitar Биллом Берком. — Они включили в машине радио и… Помчались обратно в зал с криком: «Быстрее, быстрее, сюда! Вы не поверите, что сейчас Дьюи Филлипс передал по радио!» Еще один бывший одноклассник Джордж Клейн — в 1953 году он был старостой класса — в субботу был в радиостудии. Он только что закончил первый курс Мемфисского университета по специальности «Средства массовой коммуникации». Все прошлое лето он работал у Дьюи ассистентом — как он сам уточнял, «мальчиком на побегушках». В это лето он работал на станции KOSE в Оцеоле, штат Арканзас, и после окончания своей субботней смены отправлялся в Мемфис, чтобы провести воскресенье с матерью и своими старыми друзьями. Именно в эту субботу он, как обычно, заехал к Дьюи — тот как раз собирался выйти в эфир. Дьюи поздоровался с ним в своей обычной манере: «Эй, мамочка, как у тебя дела?»
«А потом сказал: «Знаешь что? Иди–ка сюда!» Он взял пластинку, прикрыл рукой «яблоко» (ярлык — прим. переводчика), поставил ее на проигрыватель. Он проиграл пластинку и спросил: «Догадался, кто это?» Я ответил: «Черт, Дьюи, откуда мне знать. Так кто это?» Он сказал: «А ведь ты этого парня знаешь, вы вместе учились в школе». И я понял, что это должен быть Элвис. «Сэм притащил мне на днях эту запись, я ее прокрутил в эфире, и в результате должен был крутить ее еще четырнадцать раз! Мы получили около пятисот звонков. Вот это будет хит!»
Но волнение волнением, а Сэм понимал, что им срочно требуется вторая вещь — ведь у пластинки две стороны! Все, что они до сих пор пробовали записывать, явно на вторую сторону не годилось, поэтому в пятницу вечером они снова собрались в студии, где и провели следующие несколько дней — в состоянии такой же взволнованности, ожидания и тщетных поисков чего–то «необычного».
«Blue Moon of Kentucky» в 1946 году стала хитом в исполнении Билла Монро — еще до того, как термин «блуграсс» вошел в обиход. В интерпретации Монро это был прелестный вальс, известный всем, кто слушал трансляции из Grand Ole Оpry, и почитаемый всеми музыкантами блуграсс, которые когда–либо держали в руках струнные инструменты. Скотти говорил: «Мы провели три или четыре вечера в тщетных попытках записать сторону В, которая бы являлась логическим продолжением первой стороны. Мы пробовали одну песню за другой, мы их даже не записывали — и вдруг Билл принялся дурачиться, колотить по струнам своего баса и петь «Blue Moon of Kentucky» высоким фальцетом, пытаясь спародировать Билла Монро. Элвис принялся подыгрывать на своей ритм–гитаре и тоже петь, потом вступил я.
Просто удивительно, как все это получилось — совершенно случайно. Незапланированно. Они просто оба заиграли эту вещь — вот оно возникло, это чувство. По сути, Элвиса никогда не считали хорошим ритм–гитаристом, но стоит послушать «That's All Right, Mama», которую он начинает на ритм–гитаре, чтобы понять: у него есть чувство ритма, он совпадал с нашим представлением о ритме, а это было непросто».
«Blue Moon of Kentucky» превращается из достаточно медленного блюза на четыре четверти со сдержанной инструментовкой и
