С кухни донесся аппетитный аромат блинчиков и кофе. Но даже он не смог заставить меня сдвинуться с места. Нарастающее волнение в груди переросло в учащенное сердцебиение. В глазах медленно темнело, а комната словно накренилась.
— Софи! — Айрис подхватила меня, приложив ладонь ко лбу. — Ты еще не восстановилась, зря встала с кровати.
— Где Майя?
— В гостиной. Все еще без сознания. Но выглядит как Майя, а не как та тварь.
Разговором мы разбудили Скотта: он резко дернулся, с опаской озираясь по сторонам. Расширенные зрачки остановились на мне. Парень потер глаза, а после скрыл зевок в кулаке.
— Ты же сказал, что будешь спать в комнате? — Айрис только заметила Скотта и теперь недоуменно уставилась на него.
— Она занята Тимом, — прохрипел Скотт, поднимаясь на ноги. — Он все еще не пришел в себя.
— Скоро очнется. Побочный эффект после того, как я стерла ему память.
Скотт коротко кивнул, словно уже влился во все наши ведьминские дела. Смешок застрял в горле, и я лишь криво улыбнулась.
— Тебе нужно поесть.
Мы отправились на кухню, где Николас заботливо раскладывал блинчики по тарелкам, щедро поливая их клубничным сиропом. Вид у него был задумчивый: он машинально раскладывал еду, даже не обращая внимания, что тарелок намного больше, чем людей в доме.
Как только мы вошли в комнату, Николас резко остановился и резко втянул воздух носом.
— Боже, Николас, нас всего четверо! — воскликнула Айрис, выхватывая у супруга тарелку. — Или ты всю стаю позвал на завтрак?
Легкий румянец вспыхнул на его щеках, словно он действительно кого-то пригласил. Я украдкой бросила взгляд в окно, но никого не заметила.
Блинчики и вправду выглядели аппетитно, да еще и Скотт с таким удовольствием ел, что и мне захотелось присоединиться, вот только желудок продолжал сворачиваться узлом. Я взяла чашку и сделала большой глоток, наслаждаясь горечью напитка. Мысли постепенно становились ясными, однако осознание произошедшего еще не пришло.
Майя мирно спала на диване. Лицо ее оставалось бледным, но бледность эта была живой. Не такой мертвецкой, как у двоедушника. Я отчего-то вспомнила, как первый раз встретилась с предками и пересказала все, что произошло с Майей. Кто-то дополнял мои слова, кто-то съеживался от них. Так или иначе, все духи, с которыми я встретилась, не могли понять, кем стала Майя. Такого существа не существовало никогда. Предки из других кланов, ведьмы из других кланов, более древние предки, которых я даже никогда не видела, старейшины — никто не знал, что из себя представляет Майя. Какой силой обладает, сколько живет, чем грозит. Мы искали несуществующие ответы на вполне логичные вопросы и не могли их найти. Бесполезные встречи исстрачивали мое время. Я и так заложник стабильно—глупой жизни, однако больше не хотелось бесполезно сотрясать воздух. Но именно после всех этих встреч предки и окрестили Майю двоедушником.
Звон столовых приборов смолк. За завтраком никто не проронил слова. Тишина стала удушающей, и мне необходимо было ее нарушить.
— Понятия не имею, что будет дальше.
— Все ответы мы получим с наступлением ночи, — пожала плечами Айрис и отнесла посуду в раковину. Ловкими движениями она намылила тарелки и быстро сполоснула под струей воды. Я как завороженная следила за ее движениями, пока Скотт не прочистил горло.
— Софи, мне нужно показаться дома. Боюсь, если еще проведу несколько дней без связи с матерью, она поднимет на уши весь Димале.
Скотт выдержал мой пристальный взгляд и даже распрямил плечи. Казалось, он в очередной раз пытался доказать свою верность и умение хранить секреты. Я все еще не разобралась, какие чувства испытывала к нему, однако стоило признаться, что только ему я и доверила нашу семейную тайну.
Пауза вышла неприличной долгой, даже терпеливый Николас заерзал на стуле. Айрис заметила наше смятение и внезапно предложила Скотту проверить Тима. Как только они покинули комнату, Николас обратился ко мне.
— Не пытайся подавить свои чувства. Бесполезность — это не то, что ты должна сейчас ощущать. Для начала прими новую реальность и попытайся с ней жить.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Всю свою жизнь я только и делала, что заботилась о Майей. А последние сто лет и вовсе были постоянным контролем. Вдруг для ничего другого я не гожусь?
— Я понимаю, о чем ты. Посмотри на меня: проклятый волк, который обращается лишь раз в год. Вожак стаи, который не может защитить свою семью, если это потребуется.
— Как ты пережил это?
— Мне, кажется, я до сих пор это переживаю. Обращение — основополагающие для волка. Наша природа. Мы с самого детства мечтаем о двенадцатилетие, чтобы услышать хруст ломающих костей, увидеть, как кожа покрывается шерстью, ощутить скорость, силу. Некоторые даже живут от полнолуния до полнолуния, искренне ненавидя человеческий облик. Я был таким же. Лучший в стае. Приверженец ценностей. Именно поэтому я стал вожаком, даже будучи проклятым волком. Я надеялся вымолить прощения. Надеялся, что в нашу обязательную встречу смогу убедить ее снять проклятие. Когда она не пробудилась, я продолжал искать ее дом каждый божий день. Я кричал до хрипов в горле, до боли в легких, но дорога не открывалась, а Сивилла откровенно игнорировала мои молитвы. После пришло осознание, что моя сила не в облике, а в уме, поступках и словах. Да, порой после обращения мне приходиться напоминать себе, что это бремя не сломит меня.
Мне нечего было ответить. Я опустила голову и уставилась на руки, покрытые царапинами и синяками. Из комнаты вернулись Айрис и Скоттом. Тишина ощущалась еще более напряженной. Нам все стоило выдохнуть и переварить произошедшее. Или же приготовиться к чему-то худшему.
Оставалась лишь нерешенная проблема, имя которой Тим. Я не могла разорваться.
— Поступим вот как, — начала Айрис, отбросив на столешницу полотенце, которым ранее вытирала тарелки. — Я возвращаюсь в лагерь, Скотт с Николасом отправиться в город.
Получив мой одобрительный кивок, все начали собираться. Николас решил Тима забрать с собой: вдруг он внезапно пробудиться в дороге. Я чувствовала себя слишком разбитой и сломленной, чтобы как-то оспорить это решение, поэтому молча наблюдала, как он с легкостью вынес Тима из дома. Дверь захлопнулась и на меня обрушилась оглушающая тишина. Мысли в голове завертелись вихрем, все быстрее подводя меня к панике. Я встала, села, снова встала, вытерла потные ладошки о джинсы, прислушалась к дыханию сестры и вновь села. Странно было ощущать себя беспомощной, когда на протяжение ста лет только и делал, что спасал мир. Свобода, которая внезапно подкралась сзади, была омрачена миллионами предположений.
Минуты перетекали в часы, а я все также не сводила глаз с Майи. Прислушивалась к каждому вдоху и выдоху, отмечала, как трепещут реснички, падая тенью на нежную кожу, как подрагивают пальцы. Напряженность отразилась на теле: руки и ноги затекли. Дала о себе знать жажда с голодом, но я так боялась сдвинуться с места и упустить из виду ее пробуждение.
Стрелка часов сместилась — прошел час, однако по моим меркам целый год. Я облизнула сухие губы и медленно поднялась с кресла. Стараясь не создавать шума, аккуратно, не сводя глаз с сестры, двинулась спиной к крану. Страх медленно пополз по телу, лишая меня возможности дышать. Я быстро отыскала стакан и наполнила его наполовину. Сердце бешено колотилось о ребра, кровь шумела в ушах. В собственном доме я боялась быть застигнутой врасплох. Однако Майя лишь причмокнула и изменила положение.
Я вернулась в кресло и провела в нем, по меньшей мере, лет десять, а по факту еще пару часов. Мысли не оставляли в покое голову. Я думала о прошедшем дне, о заклинание, которое дала мне мама, о том, как Майя трансформировалась и показала другую себя. Если проклятие не спало, то какой же силой на самом деле обладает двоедушник? Что если он обретет полную свободу? И знает ли об этой силе Аннабель?
Я не знала, как именно создаются проклятие и что в них вкладывают ведьмы. Всю жизнь мне говорили, что черная магия опасна и сокрушительна. А еще она вызывала зависимость: ведьмы, испробовавшие ее, редко возвращались к природной. Ведь черной магии не нужно обучаться, она сама повелевает, сама вырывается и творит, одурманивает, уничтожает. Никто не мог в полной мере управлять ей сам — она жила сама по себе.
