— Ну, оно и понятно. — Сидя за столом в кабинете менеджера, Тим Мецер непрерывно зевал. — Было глупо отправляться в такой лихорадке. Некоторые разогреваются перед сеансом, как атлеты. Но, знаешь, на мне теперь не надо ничего вымещать.
— Да, я вымещаю злобу. — Константин согнула руку. «Напряжение — наш друг». — Поскольку знаю, что вы так хитро снабжаете пользователей наркотиками, что уличить вас довольно трудно. Я только не знаю, кто с вами — Мэнк или Плешетт.
Тим Мецер на несколько мгновений перестал скучать, словно он что-то задумал.
— Плешетт, если захотите, вы всегда сможете переманить на свою сторону. Мэнк ничего не знает. Он даже не уверен, на той ли планете находится.
— Невинность — хрупкая штука. Не рассказывай ему. — Константин сердито на него посмотрела. — Еще я не понимаю, зачем ты послал меня к Боди Сативе, когда знал, что она расскажет мне о наркотиках.
— Я не думал, что она расскажет про салон, — обиженно ответил скучающий Мецер, — и про поставщиков.
— Это было не трудно выяснить, — недовольно сказала Константин. — Надо было только угадать поставщика. И у меня было всего три версии. Неужели ты всех здесь в реальности за идиотов держишь?
Мецер снова пожал плечами и беспомощно развел руками.
— Вопрос риторический? — спросил он, зевая.
— Нет, — с преувеличенным терпением ответила Константин. — Я просто пытаюсь объяснить тебе, что, просиживая под наркотиком в ИР часами, ты стал заблуждаться относительно восприятия живого мира, считая его глупым и медленным. Не говоря уж о скучности реального мира.
— Извини, но он скучен. — Тим Мецер зевнул. — Ну, правда.
— Тот парень умер в реальности, — сказала Константин. — И умер не от скуки.
Гилфойль Плешетт, как и ее адвокату, было не до скуки. Она сменила кимоно на длинную черную форменную одежду, которая была больше, чем платье, но меньше, чем пальто. Ее адвокат тоже был адептом церкви «Великолепные малыши», пожилой мужчина по имени Карл Розарио, который умудрялся не выглядеть нелепо, сидя на столе в костюме и со скрещенными ногами. У него был карандаш, пишущий широкими черными линиями, и блокнот вместо электронного архивера. Константин ему понравилась, что ее еще больше расстроило.
— Со смертью Тома Игучи ничего не поделаешь, — примирительно сказал Розарио. — И у нас есть много свидетелей, которые подтвердят, что в момент убийства моя подзащитная была в приемной вместе с Майлзом Мэнком. О наркотиках говорить не будем, поскольку вы расследуете дело не о наркотиках, а об убийстве. Думаю, это все. Вопросы?
— А вообще о рутинных буднях салона мы можем поговорить? — с каменным выражением произнесла Константин.
Розарио пожал плечами:
— Может, в более подходящих условиях, в кафе за ужином?
— Нет, — зарычала Константин. — Отсюда никто не уйдет, пока я не получу все, что мне нужно для эффективного расследования.
Адвокат неприязненно посмотрел на нее:
— Если я правильно понял, лейтенант, вы уже порядочно задержали мою клиентку, как и еще нескольких людей, уже прошло много времени с тех пор, как они должны были отправиться домой, а вы тем временем пропадаете в Искусственной Реальности, очевидно не получая никаких свидетельств или чего вы там…
— Но только потому, что была подключена на медленной скорости, — оборвала его Константин. — Так, Гилфойль?
Плешетт вздрогнула, услышав свое имя, но глаз не подняла.
— Что же мне делать, брать у всех пришедших придурков анализ крови? Или обыскивать их? Большинство приносит это дерьмо с собой и принимает, только полностью облачившись и отправляясь в путь. Если кто-нибудь желает скакать, пережравши дряни, у нас мало возможностей его остановить.
— Зато масса способов помочь. Да? — Константин нависла над столом и вплотную приблизилась к лицу Плешетт, не касаясь его. — Как получить соединение на большой скорости? Наркотики дешевле здесь покупать? Может, есть специальная цена за пакет услуг? Не вы ли говорили, что большая скорость здесь недоступна? Или я ошибаюсь?
Розарио взял ее за плечо, пытаясь отодвинуть Константин от Плешетт:
— Не забывайтесь, лейтенант. Мы знаем, что вы крутая.
— Да. Конечно. — Константин снова села. — Но здесь трудно выделиться, в ИР все крутые. Крутая, да? Собственную лавочку содержишь в послекатастрофных «Гангстерских войнах», а, Гилфойль? Крутость обязывает. Хотя крутость и быстрота еще лучше, а? И чем быстрее соединение, тем круче ты и круче забирает, да? А потом окружающее становится не совсем нормальным, совсем ненормальным, а потом и вовсе непостижимым.
Розарио нагнулся, чтобы поймать взгляд Константин:
— Вы понимаете, лейтенант Констан…
— Паранойя, мания и галлюцинации, — сказала Константин, глядя в упор на Плешетт, — весьма быстро сводят с ума, и они уже не понимают, в костюме они или нет. Им даже не надо шлем надевать, они все равно не поймут, в какой реальности, или поймут?
— Вы понимаете, лейтенант…
Константин помахала перед его лицом рукой:
— Что произошло с тем парнем на самом деле до нашего прихода? Он громко орал, распугивая остальных клиентов? Что это было? Змеи из стен? Или жуки? Насекомые под кожей, может быть? Ведь он натянул свой костюм на самые нервы, хотя уже и так был похож на святые дыры? Никто даже не пытался войти к нему и успокоить вместо убийства?
Розарио повернулся к Плешетт и начал говорить ей, чтобы она не отвечала, но она помахала у него перед лицом рукой, почти в точности повторяя жест Константин:
— Никто не убивал того парня. Мецеру слишком скучно даже муху прихлопнуть. Я слишком маленькая, Мэнк слишком бесполезен. Хотите знать правду? Думаю, он сам себя убил.
— Как? — Константин нахмурилась. — Мы не нашли ножа. Следователь сказала, что вряд ли он сам себе горло перепилил…
— Ну, может, следователь и ошибается, — угрюмо заметила Плешетт. — Сами сказали, что на большой скорости люди с ума сходят. Все в ИР крутые. Вам же еще больно, да?
— Какие у вас еще есть пленки? — вдруг спросила Константин.
— О чем вы?
— Не то дерьмо, что вы показывали, — запись на быстром соединении.
Плешетт покачала головой:
— Ее нет. Ни один салон не может позволить себе такой архив.
— Это удобно. Как подсоединиться к этому уровню?
— Не отвечайте, — сказал Розарио.
Плешетт не обратила на него внимания.
— Никак. Можете войти сами, или ничего не выйдет. Константин кивнула:
— Тогда я войду сама.
Розарио и Плешетт уставились на нее с одинаково оцепенелыми выражениями лиц.
— Что? — вместе сказали они.
— Что ? — спросил Тальяферро, хвостом следуя за ней к комнате, где убили парня.
— Я должна выяснить, — сказала Константин. — Мы должны выяснить.
— Мы? В смысле ты и я или…
Она остановилась в дверях номера:
— Меня достала вся эта чушь. Хватит. «Округ Колумбия, жизнь там так дешева, совсем иной мир». «Сломал те же ребра». «Токио после катастрофы только для японцев». И не надо забывать про Боди Сативу, всезнающую, всевидящую, но ничего не говорящую. Она мне ответит по e-mail. Ага. Мое имя будет у всех распространителей спама, и всю оставшуюся жизнь я буду разгребать почту в поисках заветного письма.
Он посмотрел, как она расправляет костюм:
— Да, но, господи… Ты там ничего не умеешь. А все, что ты вынесешь, ничего не докажет.
— Может, и докажет, если мне удастся убедить в этом кого-нибудь.
— Но кого?
Константин тяжело вздохнула:
— Не знаю. Если бы кому-нибудь появилось дело до этого, кто-нибудь бы помог. Если я найду тех, кто знает или видел что-нибудь, я скажу, что им надо прийти или еще что, а они придут… Тогда есть шанс. Так написано в онлайновом соглашении. Тебе надо взглянуть: этакий манифест идеальной жизни.
— Ты же меня так не бросишь, да? — простонал Тальяферро. — Одна из моих подруг по Академии подалась в прошлом году в наемники «Закона и порядка». А ей и не хватало всего маскарадного костюма и собственных комиксов.
— Нет, — сказала Константин, расправляя костюм ИР. Она помолчала. — Или не знаю. Может, и да. — Тальяферро начал что-то говорить, но она остановила его: — Просто я устала колесить вокруг со словами: «Господи, интересно, что там случилось?» Я собираюсь выяснить, и если единственный способ — вколоть себе это, — она помахала герметичным пузырьком с прозрачной жидкостью, — то, в конце концов, так мы теперь живем.
Тальяферро тревожно насупил брови:
— Этот крошечный адвокат Плешетт все зарубит.
— Только если там будут доказательства вины Плешетт. Может, я докажу, что она невиновна. Тогда в его интересах будет сохранить все найденное.
К ее удивлению, Тальяферро лишь разволновался немного больше.
— Нельзя быть твердо уверенным в таких вещах. Послушай, моя последняя и лучшая подача, выслушаешь?
