«…в царствование Алексея Михайловича, около 1669 года, знаменитый волжский атаман Стенька Разин приплыл на стругах к берегам Дагестана и произвел там такой погром…, который живет и поныне в памяти прибрежных жителей… Три дня грабил атаман окрестности города, а затем сел на струги и уплыл громить Персидское царство…».
(В.А.Потто. «Кавказская война». Том 1. М . С.)
«…с Дону, во главе 700 новых удальцов, поднялся Сережка Кривой, разбил высланный против него отряд стрельцов и ушел к Разину в море; появляются затем Алешка Протокин, Алешка Каторжный, с не меньшими отрядами. Стенька в это время грабил дагестанские берега, разорял города и превращал их, как, например, Дербент, в груду развалин. В Реште Стенька предложил свою службу персидскому шаху. Переговоры по этому поводу затянулись. …Разин отплыл из Решта в Фарабад… Пять дней казаки мирно торговали с персиянами, а на шестой Степан Тимофеевич поправил на голове шапку. Это было условленным знаком: казаки бросились на беззащитных жителей, часть их перебили, часть взяли в плен…»
(Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона. Т. 51. С. 159—160.)
Господи! Свят, свят, свят! Так и вижу эти рожи — Сережку Кривого да Алешку Каторжного. Вот они, красавцы — казаки-разбойники. Джигиты, ничего не скажешь. А вот еще одна неплохая цитата из того же ряда:
«…Населяли Кавказ различные племена, modus vivendi которых всегда был война всех против всех. Следует сказать, что этот край весьма беден, особенно горные области, и разбой являлся постоянной статьей дохода населяющих его племен. Кровавые столкновения происходили постоянно, набеги хищников, сопровождаемые убийствами и самыми гнусными преступлениями, прочно вошли в обиход туземных племен. Не существовало никаких законов, не работали никакие договоры, сила и коварство решали все, воровство и убийство были возведены в доблесть. На Кавказе было обычным делом, когда объединялись два заклятых врага, чтобы общими силами погубить третьего, а после начать страшную резню между собой. „Ты не можешь украсть даже барана“, — таково самое страшное оскорбление для чеченца. И вот они, чеченцы, возвращались из похода, увешанные оружием, забрызганные кровью, волоча за собой награбленное добро и связанных пленников, и все соплеменники восхищались ими. Почти ничего не изменилось в менталитете чеченцев с того времени; как только в Чечне пала власть центра, тут же возродилось Средневековье, с постоянными набегами, грабежом, убийствами, заложниками и работорговлей…» (Венцеслав Крыж. «Чеченский синдром». М.) Исследователи вывели даже целую теорию. Мол, горная Чечня очень сложная для проживания местность. Земли там бедные, урожаи низкие, скотина на их пастбищах вырастает тощая, посему они вынуждены были из столетия в столетие заниматься набегами, вот и сформировалась такая специальная набеговая культура. Со своим фольклором, эстетикой, героикой и ментальностью. Что же теперь поделать?.. Ничего, мол, не поделаешь… И все, понимаешь, у них Тамерлан виноват — загнал с равнин в горы. Из исследования в исследования склоняют хромого Тимура почем зря.
А вот я хочу неудобные вопросы этим теоретикам набегов задать. Например, такой вопрос: казачки жили на плодороднейших донских и волжских черноземах, а триста лет грабили так, что любой чеченец позавидует. Это как? Нестыковочка получается. Опять же грабили, грабили, а к концу XVIII века последний раз Емелька Пугачев погулял — и все. И с тех пор — опора престола. Земледельцы. Исследователи. Защитники отечества (в том числе и от горцев, кстати).
Или, например, аварцы. Ведь именно аварцем, а не чеченцем был Шамиль — имам Чечни и Дагестана, — столько лет ведший войну с русским царем. И Хаджи-Мурат был аварцем. И вообще — аварцы тоже адепты набеговой культуры. Достаточно почитать «Мой Дагестан» Расула Гамзатова (царствие ему небесное, хороший был писатель). И пастбища у них ничуть не лучше, чем у чеченцев. И воевали они с русскими даже дольше, чем Чечня. Но ведь они не отрезают головы англичанам, которые приехали проводить им телефонную связь. И своих собственных милиционеров не убивают. Не уверен, что аварцы испытывают какие-то чрезвычайно нежные чувства к русским. Для такой любви у них нет особых оснований. Но они, способные к разбою не хуже чеченцев, как-то ведь себя сдерживают. Как-то понимают, что XXI век, человечество вышло в космос, то да се. Мол, хватит, наигрались.
Да что аварцы, вон братья-вайнахи — ингуши — и те как-то пытаются устроится в современном мире. Кто золотишком в Сибири приторговывает, кто шабашит по русским деревням, кто в Москве дурью мается, а кто и дома, в Ингушетии, землю пашет. Но ведь они не отрубают пальцы ворованным детям, не отрезают головы под видеокамеру и не обвязывают себя тротилом, чтобы разорваться на мелкие кусочки. У них что, не набеговая культура? И не воровали они у гяуров красивых невест себе? И не грабили они благодатную Грузию? Еще как воровали и грабили. Просто сейчас время изменилось.
Я отнюдь не пытаюсь оправдать действия русской армии в Чечне ни сейчас, ни 150 лет назад. Я тем более не пытаюсь оправдать сталинскую депортацию. Сам не понаслышке знаю, что это такое. Я просто хочу сказать, что представителям набеговой нации неплохо бы провести такой мысленный эксперимент. Вот вообразим себе, что не русская армия и внутренние войска, а, допустим на минутку, какая-то непреодолимая инопланетная сила, смерч духа, меч господень заставляет чеченцев изменить свои представления о добре и зле, о мужестве и милосердии, о доблести и чести. Да, отказаться от дорогих сердцу истин, да, «потерять лицо», как говорят японцы, но — сохранить нацию! Представьте себе, что неуклюжая и бестолковая русская армия — всего лишь орудие божественного Провидения. Быть может, это кто-то там, наверху, вам подсказывает — поменяйтесь, время не то, все уже по-другому, вы разве не видите? Что? Все равно — до последнего чеченца? Пророк Иеремия вот как описывал Божий гнев на народ Израиля и говорил, что вавилонская армия — есть бич бога:
7«…Выходит лев из своей чащи, и выступает истребитель народов: он выходит из своего места, чтобы землю твою сделать пустынею; города твои будут разорены, останутся без жителей.
8 Посему препояшьтесь вретищем, плачьте и рыдайте, ибо ярость гнева господня не отвратится от нас.
9 И будет в тот день, говорит господь, замрет сердце у царя и сердце у князей; и ужаснутся священники, и изумятся пророки.
10 И сказал я: о, господи боже! Неужели Ты обольщал только народ сей и Иерусалим, говоря: «мир будет у вас»; а между тем меч доходит до души?
11 В то время сказано будет народу сему и Иерусалиму: жгучий ветер несется с высот пустынных на путь дочери народа Моего, не для веяния и не для очищения;
12 и придет ко Мне оттуда ветер сильнее сего, и Я произнесу суд над ними.
13 Вот, поднимается он подобно облакам, и колесницы его — как вихрь, кони его быстрее орлов; горе нам! ибо мы будем разорены.
14 Смой злое с сердца твоего, Иерусалим, чтобы спастись тебе: доколе будут гнездиться в тебе злочестивые мысли?
15 Ибо уже несется голос от Дана и гибельная весть с горы Ефремовой:
16 объявите народам, известите Иерусалим, что идут из дальней страны осаждающие и криками своими оглашают города Иудеи. …»
(Ветхий завет. Поел. Пр. Иер. Гл. 4; 7—16).)
А вот имам Шамиль, мне кажется, такой эксперимент провел. И даже ответил на все вопросы, которые возникли по ходу эксперимента. Как ответил? Да вы знаете…
Как меняться? А кто его знает… Может быть, сначала ответить на более простые вопросы. Например, почему у большинства наций на войне: застрелил врага — да и все, а у чеченцев надо как-то покровавее, с отрезанием головы, да по телевизору, да кишки на забор, а голову на кол? Или почему чеченцы любят себя сравнивать с волком? Почему считается, что это красивое сравнение? Почему такая странная эстетика?
А я мечтаю, чтобы наступило когда— Нибудь такое время, когда чеченская мать, убаюкивая своего маленького сыночка, свою кровиночку, споет ему колыбельную песню не про кровавый набег на гяуров и не про героя— Абрека, а про плюшевого мишку, красивый цветочек и коровок на лугу. Вот тогда все и случится.
Свинаренко: С Чечней пора бы определиться. Или с ней по-хорошему, или по-плохому…
— А когда у нас было по-хорошему? Всегда по-плохому. Только Наполеона сделали, тут же на Кавказ пошел Ермолов, в 1816 году. И до тех пор, пока русские Шамиля не приняли.
— И все-таки что заставило Хрущева вернуть чеченов? Ну сказал бы, что вопрос рассматривается, ждите, партия заботится о вас…
— Бессмысленно это осуждать.
— Солженицын. Мы его сегодня уж немало цитировали. А вот сам факт, что он вернулся в Москву, в Россию, — как на тебя тогда подействовал?
— Я очень люблю Солженицына. Мне было приятно, что он приехал.
— И мне было приятно. А прежде, все те годы после 91-го, я думал — а чего ж он все не едет? Казалось бы, самое место ему на баррикадах у Белого дома… Но он, может, знал — как и многое угадал наперед, — что не очень он тут нужен. Этому народу. Который любит Жирика и Киркорова. И вот он тянул, тянул…
