В заговоре против Цезаря участвовали шестьдесят человек. И многие из них были его лучшими друзьями, людьми, которым он безмерно доверял, – Сервий Гальба, Гай Требоний, Марк Брут. Организатором убийства стал помпеянец Гай Кассий Лонгин. Заговорщики, напуганные имперскими амбициями консула, в его устранении видели единственную возможность спасения республики. По крайне мере, именно так они это потом объясняли. Из двадцати трех ран, нанесенных Цезарю, только одна оказалась смертельной. Цезарь кричал и метался, отражая удары врагов, но, увидев Брута, который был для него как сын, накинул на голову тогу и подставил себя под удары. Весь день его мертвое тело пролежало в сенате у статуи Помпея. Два друга, на мгновение ставшие врагами, вновь были вместе. Цезарю было пятьдесят шесть лет.
Уже через несколько дней заговорщики бежали из Рима навстречу своей незавидной судьбе.
Царица сидела за столом сгорбившись, в черной тунике и накидке, только что вернувшись с похорон. Возле рта залегла горькая складка, лицо осунулось, глаза были заплаканы и подернуты пеленой. Клеопатра наблюдала за тем, как Хармион кормит сына. В доме было тихо и тревожно. Все понимали, что случилась непоправимая беда и теперь судьба многих зависела от того, как царица сумеет справиться с этим несчастьем.
– Мама, а где папа? – спросил ничего не знающий Цезарион.
– Умер твой папа! – с тихой яростью и злобой прошипела Клеопатра.
Мальчик испуганно замер, а Хармион с удивлением посмотрела на царицу.
– Ты! Ты виноват! Не сумел его заставить полюбить себя! Вот и будешь теперь нищим! Ничтожество! – заорала Клеопатра, выплевывая, выкидывая из себя эти грязные и подлые слова.
Вскочив со стула, она со всей силы ударила сына по лицу. Мальчик заплакал. Схватив его на руки, испуганная Хармион выбежала из комнаты.
– Ты! Ты виноват! – яростно кричала Клеопатра, поднимая стулья и бросая их на пол, разбивая статуи и вазы. – Я убью тебя, щенок! Убью тебя! Принесите мне его, я убью этого маленького гаденыша!
Вбежавшие слуги схватили царицу, связали ей руки и ноги. Лекарь Олимпа насильно влил ей в горло настойку, после чего та затихла.
Страшным и неожиданным ударом для Клеопатры стала не только смерть Цезаря, но и его похороны, на которых было оглашено завещание. Она больше не стояла в первых рядах, как раньше, при Цезаре. Окруженная личной охраной, Клеопатра наблюдала за тем, как на Форуме сжигали его тело.
Серые облака нависли над Римом. Вот-вот должен был пойти дождь. Сильные порывы ветра трепали ее траурную накидку. Со своего места она все хорошо видела и слышала, она кожей ощущала на себе враждебные взгляды римской знати. Да уж, теперь они попытаются на ней отыграться.
Марк Антоний, недавно назначенный Цезарем консулом, произнес хвалебную оду. В завершение речи он поднял на копье окровавленную тунику Цезаря. Клеопатра зашаталась, но взяла себя в руки. Презрение и надменность не сходили с ее лица.
После того как погребальный костер догорел, а угли были залиты вином и убраны в урну, Марк Антоний огласил завещание. По Риму уже ходили слухи, что Антоний успел захватить не только деньги Цезаря, но и его документы. Так что Клеопатра понимала: рассчитывать ей не на что.
Не на что. К горлу подступили рыдания. Царица тревожно вслушивалась в голос Марка Антония. Своим единственным наследником Цезарь назначал Гая Октавиана, которого усыновил незадолго до смерти – об этом Клеопатра ничего не знала. Также в подарок Риму отходили его сады над Тибром, где жила царица.
Клеопатра стояла, словно пораженная громом. Даже думать ей было больно. Только сейчас она начинала понимать, какая беда случилась в ее жизни, сколько потерь одним разом обрушилось на нее.
Смерть и горе. Разбитые мечты и одиночество. Вот что завещал ей Цезарь.
Сверкнула яркая молния, раздался гром, сотрясая небо, вселяя страх в сердца людей. Над Форумом разнесся дикий крик обезумевшей женщины. В толпе зашептались, зеваки вертели головами, выглядывая, кто же это?
Марк Антоний и Октавиан переглянулись. Это был тот редкий случай, когда они поняли друг друга без слов. Судьба Клеопатры решилась. И не в ее пользу.
Потерявшую сознание Клеопатру несли на руках слуги. Кальпурния провожала взглядом темную маленькую фигурку египетской царицы.
Вновь над римским небом раздался гром – это боги встречали того, кто бросил им вызов и почти победил. Гая Юлия Цезаря, потомка богини Венеры, ждала его покровительница Фортуна. Протягивая руки, она игриво улыбалась.
– Но я еще не все сделал! – возразил Цезарь.
– То, что ты задумал, не под силу ни одному человеку. Мир никогда никому не покорится, ибо он создан силой, неподвластной человеку.
Взглянув вниз, Цезарь увидел толпу и двух женщин в черном. Опережая его вопрос, Фортуна произнесла:
– У Кальпурнии все будет хорошо, она проживет долгую жизнь и умрет в почете и уважении.
– А Клеопатра?
Глаза Фортуны потемнели, сильные порывы ветра развевали ее белокурые волосы.
– Ее судьба принадлежит року.
С неба сорвалось несколько капель дождя…
Сюжет IV
Марк Антоний: игры ума
1
Штормило. Черные тучи затянули небо. Сильный ветер бился в паруса. Грозный голос капитана Наварха, отдающего на палубе приказы, был слышен даже в царской каюте. Клеопатра лежала на кровати, ни о чем не думая и ничего не чувствуя. Она бежала из Рима тайком, ночью.
Бежала… Не уехала, как и подобает всем честным и добропорядочным людям и царям, при свете солнечного дня, а бежала, словно опасная преступница. Нет, не преступница, ведь никакого преступления, кроме преступления против самой себя, она не совершила. Она бежала, как бежит плохая актриса из лучшего столичного театра, совершенно случайно в него попавшая. Когда актрису разоблачили и уличили в плохой игре, ей пришлось уйти со сцены.
Уже несколько дней Клеопатра ничего не ела и не пила. Лекарь Олимпа прекрасно понимал, что, если он не сумеет пробудить царицу к жизни, главный советник Аполлодор его казнит. Тяжело вздохнув, он в который раз повторил свою просьбу:
– Божественная, я не прошу вас есть, я прошу только выпить настойку. От этой настойки вам не будет никакого вреда, вы получите именно то, что хотите.
– Это яд? – слегка приподняв голову, спросила Клеопатра.
Олимпа побледнел, но не оттого, что она хотела яда – об этом знала вся свита. Лекаря поразил ее голос – грубый и надломленный.
– Увы, Божественная, но яда я с собой не брал.
– Врешь, – еле слышно прошептала царица. Но в следующее мгновение, собрав остаток сил, заорала: – Тогда пошел вон!
Неожиданная вспышка царского гнева его нисколько не испугала. Таких криков он слышал по десять раз на дню. Олимпа погримасничал, изображая гнев Клеопатры, – он надеялся, что царица расценит это как оскорбление и хоть что-то начнет делать: встанет с кровати, чтобы дать ему оплеуху, затопает ногами…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
