И вот меня ведут по этому длинному коридору родильного отделения, а в боксах идет «производственный процесс» – одна пока еще ходит, другая уже рожает, третья родила. Все это происходит в невообразимом гвалте, состоящем из криков и воплей рожающих мам и родившихся детей. Я еще подумал – уж моя-то жена так орать не будет...
Через 10 минут я услышала голос Олеси Викторовны:
– Вот, помощника тебе привела.
Оборачиваюсь и вижу Диму. Какой же он смешной! На ногах знакомые синие тренировочные, а вот сверху – что-то белое, вроде медицинской футболки. Знаете, в таких врачи операции делают.
– Откуда у тебя это? – спрашиваю, тыча пальцем в белый верх.
– Акушерка в приемном дала.
Заботливая какая!
– Олеся Викторовна, хочу новую дозу обезболивающего, – жалобно простонала я.
– Подожди-подожди. У эпидуральной анестезии есть один минус. Она может замедлить родовую деятельность. Давай посмотрим, как идет раскрытие.
Опять влагалищный осмотр. Фу-у-у, как недужно.
– Пока 5 сантиметров. Да, процесс замедлился, – ощупывая меня изнутри, сказала доктор Прохорова.
Как это замедлился, думаю я про себя. Инна на курсах нам рассказывала, что шейка матки раскрывается примерно в час по сантиметру, а у меня за три часа – уже пять. Странно как-то. Но я молчу. Врач лучше знает.
– Давай-ка, мы пока сделаем перерыв, – продолжила Олеся Викторовна. – Ты полежи немного. А когда родовая деятельность активизируется, мы введем вторую дозу.
И тогда я поняла, что такое НАСТОЯЩИЕ роды. Боль подкатывала и, казалось, поглощала меня всю. В такие моменты очень хотелось сменить позу, но ни повернуться, ни встать мне не давала капельница. Дима сидел рядом и держал меня за руку. Когда начиналась схватка, я с ним разговаривала. Ни петь, ни правильно дышать мне не хотелось. Мне хотелось говорить. И я несла полную чушь. Первое, что приходило в голову. Но это помогало пережить боль. Я ее как бы «заговаривала».
Мужской взгляд. Во время схваток любимая мучилась по нарастающей. То есть, поначалу морщилась, на следующей схватке – постанывала, на следующей – охала, а потом и вовсе кричала в голос. Видать, действительно, больно. В такие секунды понимаешь, что максимум, чем можешь помочь, это подержать за руку (хотя я знаю, что некоторые – особо продвинутые – мужья делают женам массаж и помогают правильно дышать). Но именно это, по-видимому, и есть лучшая помощь. Между схватками мы мило беседовали о текущей мелочевке, хотя оба понимали всю важность момента. Я чуть было не ударился в панику, потому как со всей очевидностью осознал, что все происходящее совершенно от меня не зависит. Оставалось только дожидаться развязки...
Так прошло полчаса. ВСЕГО полчаса, а мне показалось – целая вечность. В половине десятого наступило спасение: решив, что я достаточно настрадалась, врач разрешила ввести мне новую порцию анестетика. Я повеселела. Как же это здорово – рожать без боли!
Вообще, как я поняла, делать эпидуральную анестезию – это настоящее искусство. Надо точно рассчитать дозу обезболивающего, время его введения, чтобы оно прекратило действовать как раз тогда, когда нужно – перед вторым периодом родов. И здесь важен профессионализм не только анестезиолога, но и врача, ведь именно он, опираясь на свой опыт, прогнозирует развитие родов и рассчитывает, к какому моменту действие анестетика должно закончиться.
По всей видимости, с врачом и анестезиологом мне крупно повезло: моя доза обезболивающего, как выяснилось, была рассчитана точно – на один час, как раз к полному раскрытию шейки матки. Весь этот час мы с Димой болтали, он даже вынул фотоаппарат и сфотографировал меня, лежащую под капельницей на кровати. Теперь я смотрю на эту фотографию и заново переживаю события давно ушедших дней.
В половине одиннадцатого я снова почувствовала боль. Очередной осмотр выявил неожиданную (для меня) вещь – раскрытие шейки матки ПОЛНОЕ. То есть за полтора часа у меня раскрылись оставшиеся 5 сантиметров. Вот это скорость! Получается, что тот самый ужасный переходный период, которым пугают во всех книжках про роды (когда хочется тужиться, а нельзя, потому что раскрытие еще неполное), я счастливо избежала. Значит, можно тужиться? Тем более, что-то захотелось.
Но к моему удивлению, на кровать Рахманова меня не пригласили. А сказали на схватке глубоко-глубоко вдохнуть воздух и не задерживать его, как при потугах, а медленно выдохнуть «через низ», как бы этим воздухом выталкивая ребенка. Такой способ дыхания стал для меня полнейшей неожиданностью. Я к нему была совершенно не готова. Понадобилось несколько минут, чтобы я вообще поняла, что от меня хотят, и еще какое-то время, чтобы я задышала примерно так, как добивались врач и акушерка.
Я очень хорошо помню: Диму оттеснили в угол бокса, акушерка встала рядом со мной у кровати, командуя моими дыхательными экзерсисами, а Олеся Викторовна разместилась у моих ног – за спинкой кровати. Как я потом поняла, при полном раскрытии шейки матки головка ребенка еще недостаточно продвинулась, чтобы начать потуги, поэтому понадобилось такое необычное дыхание, чтобы быстрее подтолкнуть его к выходу.
Я запомнила еще один момент. В то время, когда я вот так отчаянно дышала, в мой бокс вошел ординатор и попросил Олесю Викторовну посмотреть другую пациентку – женщину с преждевременными родами на 34 неделе. Но доктор Прохорова строго ответила, что сейчас подойти не может. И осталась рядом со мной. Я тогда подумала, что, пожалуй, на пять минут она бы могла отлучиться. Но, видимо, Олеся Викторовна придерживалась другого мнения. Меня переполнило чувство безмерной благодарности к своему врачу за то, что «не бросила в трудную минуту».
Глубокие вдохи и еще более глубокие выдохи вконец измотали меня. Я чувствовала себя деморализованной и обессиленной. Так что когда мне наконец-то скомандовали встать, я не удержалась на ногах и чуть было не упала, ухватившись за капельницу. Благо, Дима меня поддержал.
– Расставь ноги широко, – на ухо говорила мне акушерка. – У тебя там уже головка ребенка, не зажимай ее.
Меня облачили в новую ночнушку, помогли забраться на «гинекологический лежачок», привязали к нему ноги, всучили в руки железные поручни и приказали тужиться. Олеся Викторовна встала слева от меня, акушерка – справа. Еще в боксе в тот момент находилась медсестра с неонатологом. И мой муж, куда же без него?
За схватку нужно было потужиться три раза и делать это, что есть силы. Я старалась, но было страшно. Я чувствовала, что каждое мое усилие выталкивает ребенка наружу, и инстинктивно пыталась замедлить этот процесс, опасаясь, что головка малыша меня просто разорвет. (Вот где пригодились бы упражнения Кейгеля, а я филонила!) Дима, стоявший у изголовья, попытался было вытереть пот с моего лба, но в тот момент мне было не до его заботы.
– Отойди, не мешай, – сказала я и снова стала тужиться.
Места справа и слева от меня были уже заняты, поэтому ему ничего не оставалось, как занять уютный наблюдательный пункт прямо по центру – напротив, извините, выходного отверстия. Ох, и насмотрелся же он, бедолага!
На второй потуге я почувствовала, как головка разрывает меня на части.
– Ой-ой, как больно, – завопила я.
– Ира, Ира, что ты кричишь, как тебе не стыдно, – недоуменно одернула меня Олеся Викторовна.
Я сделала квадратные глаза. Можно подумать, это так необычно – кричать во время родов. Но потом я поняла, что доктор Прохорова осадила меня специально, чтобы я собралась и доделала начатую работу.
На четвертой потуге тужиться стало как-то легче. И я даже не поняла, что ВСЕ. Ребеночек родился. Для меня было очень неожиданно, когда мне поднесли к носу скользкое, покрытое смазкой тельце и спросили:
– Ну, кто у тебя?
– Девочка, – выдохнула я и откинулась назад.
Часы показывали двадцать пять минут двенадцатого. Значит, я рожала всего шесть часов. И моя дочка родилась 26-го марта, за тридцать пять минут до начала следующего дня. А что, тоже красивая дата – 26.03.2003.
Мужской взгляд. Когда мы с акушеркой переместили Иринку на кресло (а для беременной это почти акробатика, да еще и с капельницей), в наш бокс стал стекаться народ – медсестра, неонатолог, и все сгруппировались около кресла. Сначала я встал у изголовья и попытался промокнуть пот любимой. Но поскольку я сбивал ее с темпа, она в жесткой форме попросила не мешать. Опешив, я отошел в сторону и решил подержать за ручку, но и тут оказался не к месту, поскольку по бокам встали врач и акушерка. В итоге, я оказался примерно в полутора метрах от эпицентра.
Зрелище, братцы, скажу я вам, не для слабонервных. Это нельзя сравнить даже с самым навороченным фильмом ужасов. Это вообще НИ С ЧЕМ сравнить нельзя. Но после ТАКОГО начинаешь понимать всю ценность человеческой жизни.
