Дункан развернулся, танцующим шагом направился обратно в дом и исчез. Коналлу ничего не оставалось, кроме как последовать за ним. Он перевел дух и вошел внутрь.
Дом чуть не лопался. Казалось, тут собралась добрая половина города. Люди сидели везде – на кроватях, табуретах, на полу. Когда Коналл показался на пороге, они все повернулись к нему и хором поприветствовали, да так громко, что у него чуть не лопнули барабанные перепонки.
В доме пахло как в пивной бочке, и каждый человек держал в руке кружку, кувшин или бутыль, или…
Мясо??
И только сейчас в дальнем конце дома Коналл заметил не одну, не две, а целых пять оленьих туш. Более того, над коптильней, рядом с ними, висело множество кроличьих шкурок.
Коналл онемел. Сотня вопросов вертелась у него в голове, но он не знал, как описать свое состояние словами. Коналл пролепетал что-то нечленораздельное и посмотрел на Дункана, который метался вокруг, как пьяный осел.
– Я понимаю! – прокричал тот. Потом опять заглянул ему за спину и заявил: – Кое-кто хочет поздороваться с тобой, братец, а потом мы с тобой, – и он комично повел бровями, – поговорим с глазу на глаз, да?
Коналл развернулся и увидел свою мать, Лану Маккерик, в старом, поношенном пледе ее мужа Дэра. Она широко распахнула руки, ее глаза радостно блестели.
– Коналл, – заговорила женщина, слабо улыбаясь. Он обнял ее, все еще не понимая, что происходит, и мать шепнула ему на ухо: – Коналл, дорогой, случилось чудо. На такое уж я и не надеялась.
Коналл отстранился и наконец смог задать закономерный вопрос:
– Что тут происходит?
Его вопрос был встречен взрывом смеха. А потом все вокруг, включая брата и мать, начали забрасывать его встречными вопросами:
– Как ты это сделал?
– С чего это все, Маккерик?
– …Чертова куча зайцев!
– Бьюкенены все умерли?
– Да пошли они на хрен!
– …В лесу полно оленей и…
Коналл поднял руку и крикнул:
– Хватит! – Толпа постепенно успокоилась. – Откуда все это мясо?
И Дункан ему ответил:
– Это случилось три дня назад, – сказал он, весело глядя на него. – Будто Господь сжалился над нами! – Дункан повернулся к толпе, и все люди едва заметно наклонились в его сторону, боясь пропустить хоть слово. Но судя по тому, как они потом начали перебивать и дополнять Дункана, было ясно, что эту историю они уже знают чуть ли не наизусть.
– Я вышел из дому на рассвете, – начал Дункан.
– Чтобы как следует облегчиться, – пискнул маленький мальчик, получив от матери затрещину и улыбку.
– Да, – кивнул Дункан. – И пошел к амбару…
– Где хранился наш последний ячмень, – уточнила Лана, печально качая головой.
Дункан выдержал эффектную паузу. Толпа затаила дыхание.
– А там я увидел их, – прошептал он и пригнулся, будто возвращаясь к тому моменту и боясь спугнуть животных. – Семь оленей, стоящих посреди двора, ожидают меня! – Дункан развернулся, согнув локти, как для прыжка. – Я прицелился, очень осторожно приблизился, и – оп! – первый упал замертво.
Коналл понимал, что слушал брата, открыв рот, но ничего не мог с собой поделать.
– Семь оленей? – повторил он, глядя на пять свисавших туш.
– Да, Коналл! – Дункан вытаращил глаза. – Да, я два раза промахнулся. А ты вечно всем недоволен, да?
Толпа взорвалась от смеха, и Коналл покраснел.
– А зайцы? – спросил он.
Дункан сморщил нос и принялся качаться с носков на пятки, выпятив вперед грудь.
– Ба! – насмешливо воскликнул он. – Они мне уже надоели. Сейчас нельзя сходить в лес, чтобы не наткнуться на их выводок.
В углу чудаковатый старикашка вновь принялся наигрывать мелодию на дудке, и несколько жителей начали петь и хлопать в ладоши:
Коса до пояса, глаза голубые,Любил я шотландку в годы былые…
Мать Коналла положила ему на плечо свою нежную руку.
– Ты вернулся насовсем? – спросила она.
– Нет, мама, я… – он помолчал, – есть еще кое-что, с чем я должен разобраться.
– Да, конечно. Делай, что должен, – поспешила успокоить его женщина, усугубляя его смущение. Она повела его к огню. – Вот, иди поешь. Поешь! – Мать Коналла засмеялась, и этот звук показался ему слаще музыки, заполнившей его дом. – Дункан сделал отличный хаггис![1]
* * *
– Та женщина была из рода Бьюкененов, да? – шепнул Дункан, когда они уселись с едой у дальней стены дома.
Коналл чуть не уронил свою миску с прокрученным мясом и зерном.
– Заткни свой хренов рот! Боже мой, Дунк, ты что, издеваешься надо мной?
Дункан рассмеялся и принялся за еду.
– Да живи ты хоть с самим чертом! Наши люди тебе слова не скажут, если в результате у них будет еда. – Он посмотрел на Коналла и отправил в рот большой кусок хаггиса. Потом, указав ложкой на брата, объявил: – Но я прав, я знаю это.
Коналл заколебался. Он пообещал Ив, что никому не расскажет о ней, и собирался сдержать свое слово. Но сейчас ситуация изменилась, они стали мужем и женой. И это был его брат. И Коналл на самом деле ничего не рассказывал Дункану. Он сам догадался.
– Почему ты так решил? – осторожно спросил его Коналл и попробовал свою порцию хаггиса. Мама была права, Дункану блюдо действительно удалось.
– В ту ночь, когда к нам пришли олени, мне приснился сон. – Он замолчал.
– И? – спросил Коналл с набитым ртом.
– Мне приснилась женщина из рода Бьюкененов в длинной черной накидке. Она стояла рядом с хижиной в долине. – В блестящих темно-зеленых глазах Дункана теперь не было и следа опьянения. – У ее ног стояла волчица, а живот ее был круглым от ребенка.
Кусок мяса комом встал у Коналла в горле. Он поперхнулся и, забыв о хороших манерах, выплюнул его на пол.
– Что? – хрипло прошептал Коналл, оглядываясь вокруг, чтобы удостовериться, что их никто не слышит. – Ты уверен?
– Как в том, что я твой брат, – ответил Дункан. – Длинные волосы, вот досюда. – Он приложил ладонь к середине бедра. – С волчицей, а сама плачет, бедняжка.
Коналл отставил миску. У него исчез аппетит. Может, его брату приснился вещий сон. Волчица у ее ног, черная накидка – все совпадало!
Слова проклятия опять всплыли в его голове: «Сердечные муки и тяжелый труд будут вашим единственным урожаем, пока ребенок Бьюкененов не будет править Маккериками».
Могла ли Ив понести ребенка уже сейчас?
Коналл почувствовал, как кровь отхлынула от его лица. От тяжелой пищи ему стало дурно.
– А откуда ты знаешь, что девушка из твоего сна была из клана Бьюкененов? – спросил он Дункана. – Она говорила с тобой? Называла себя?
– Нет, – признался Дункан, – она не сказала ни слова, только смотрела на наш город и плакала.
У Коналла было такое чувство, будто его ударила молния. Он едва дышал, нервы были напряжены до предела.
