Она никогда не испытывала чувства сострадания к матери, но сейчас Честити искренне пожалела мать. Она должна смотреть правде в глаза. Она больше не ребенок, твердила она себе. И нужно смириться с мыслью, что ни один из ее родителей не является совершенством.
Откровения матери были для Честити подобны легкому землетрясению, так же, как и высказывание отца об Алексе. Она еще могла бы простить отцу его слова, потому что он не знал о любовных аферах Алекса с графиней. Но узнать о том, что отец все эти годы лгал и разыгрывал комедию перед матерью!
Честити сделала из своего отца идеал. Теперь она поняла, что его терпимость по отношению к матери вызвана совсем другими причинами, а вовсе не его ангельским терпением. «В чем еще он лгал?» — бешено колотилась в ней мысль. Честити глубоко вздохнула и заставила себя успокоиться. Несмотря ни на что, он все-таки оставался ее отцом, единственным человеком, который ее понимал. Она должна любить его таким, каков он есть, и не принимать его за эпического героя.
Алекс стоял в углу и наблюдал за танцующими парами. Его лицо хмурилось все больше и больше при виде ослепительной улыбки Честити. Поначалу он успокаивал себя, что все это представление разыгрывается лишь с целью вызвать его ревность. Но по мере того, как количество джентльменов, желающих танцевать с нею росло, а веселость Честити не уменьшалась, им начали овладевать сомнения. Она танцевала даже с Рэйвенвудом, и, по-видимому, это доставляло ей удовольствие. А Рэйвенвуд смотрел на нее как томящийся от любви молокосос.
Все дело в платье! — подумал Алекс. — Этот изумрудно-зеленый цвет удивительно подходит к ее глазам! Впервые увидев Честити на освещенной лестнице, он не обратил внимания на ее глубокое декольте. Сейчас Алексу не нравилось, что платье было таким открытым, оставляя обнаженной чуть ли не половину груди Честити. Куда только смотрела ее мать, позволяя дочери надеть такое платье!
Музыка смолкла, и Алекс, расталкивая пары, направился к Честити.
Взяв ее за руку, он увел ее из под носа очередного кавалера.
— Я хочу поговорить с вами, — грубовато произнес он, не имея, впрочем, понятия, о чем собирается с ней говорить.
— Честити! — прошептал он взволнованно, снова взяв ее за руку и поворачивая к себе. Слова упрека, которые Алекс собирался произнести, были забыты, едва он взглянул в ее глаза. — Прошу вас, Честити. потанцуйте со мной!
— Боюсь, что следующий танец уже занят, — проговорила она.
— Честити! — взревел Алекс.
— И следующий, и следующий, и следующий!
Перед ней возникло улыбающееся лицо лорда Питершэма, и Честити, не думая, схватила его за руку, оставив Алекса одного.
Дрожа от волнения, она начала танец; ее ноги двигались машинально, и она чувствовала, что все ее глубоко запрятанные даже от самой себя надежды рухнули.
— Боюсь, что мистер Фицсиммонс несколько расстроен, — произнес лорд Питершэм, молча наблюдая за ней в течение нескольких минут.
— Разве?
— Я бы отошел, если бы вы мне сказали, — продолжал он, любезно улыбаясь.
— Ну что вы, милорд. Я выбрала партнера, которого пожелала, — добавила она, ослепительно улыбнувшись, и наполнив его сердце еще большей гордостью.
— Благодарю вас, моя дорогая. Даже мы, пожилые люди, любим комплименты. Но у меня создалось впечатление, что Алекс очень хотел поговорить с вами.
— Пустяки.
— О, я понимаю, — начал он осторожно, и затем рассмеялся. — Весьма рад оказать ему помощь, вы знаете. Он затевает такое смелое дело.
Честити немедленно захотелось вывести лорда Питершэма из круга и все разузнать. — Что вы имеете в виду, милорд? — быстро спросила она.
Он смущенно кашлянул и пробормотал:
— Ничего, моя дорогая. Совсем ничего. Такие вещи никому нельзя говорить. В интересах безопасности.
Все оставшееся время Честити пыталась выудить из лорда Питершэма хоть немного информации, но ее старания оказались тщетными.
Когда танец окончился, Честити бросилась искать Алекса, но его нигде не было видно. Тогда она подошла к отцу, который старался не замечать ее. Приложив всю свою настойчивость, она вытащила его из круга закадычных приятелей и привела в танцевальный зал, единственное место, где они могли поговорить без посторонних ушей.
— Расскажи мне об Алексе, — немедленно потребовала Честити.
Отец посмотрел на нее сверху вниз и буркнул:
— Странно. Полчаса назад ты не желала ничего о нем слышать.
Честити вздохнула и попробовала снова:
— Пожалуйста, папа, скажи мне, чем он занимается.
— Я не понимаю, что ты имеешь в виду, — ответил он и улыбнулся, когда их развели.
Вновь оказавшись рядом с отцом, Честити спросила с хитринкой в голосе: — Как хотя бы зовут твою любовницу?
Лорд Хартфорд перепутал шаги и наступил Честити на ногу.
— Твоей матери следовало бы вымыть тебе рот с мылом.
— Я так не думаю, потому что именно она и рассказала мне правду. Как ты мог, папа? Да еще сообщил ей эту новость на балу у леди Гамильтон! — воскликнула она, в порыве гнева.
— Итак, она рассказала тебе. А она сообщила о том, что просто отказывалась родить мне еще одного ребенка, возможно, сына?
Честити смягчилась.
— Нет, папа, она мне этого не говорила.
— Кроме того, ей было так же все равно тогда, как и теперь — лишь бы я был благоразумен. А я действительно благоразумен.
— Папа! Значит, у тебя и сейчас есть какая-то возлюбленная?
— Не какая-то, а та же самая.
— Та же самая женщина? Но, ей, должно быть…
— Ей сорок лет. Да, и она одна из моих самых лучших друзей.
Рука Честити дрогнула, и отец произнес озабоченно:
— Я шокировал тебя. Извини.
Честити покачала головой. Музыка закончилась, и она покинула зал, тяжело опираясь на руку отца. Она чувствовала себя ужасно уставшей.
— Папа, расскажи мне правду об Алексе, — попросила она мягко.
— Это не моя тайна. Ты должна спросить его сама.
— Но ведь его нет здесь!
— Я знаю. Когда ты отказалась танцевать с ним, он подошел ко мне и сообщил, что уходит. Тебе придется подождать до завтра.
— Я так запуталась, так устала!
— Почему бы тебе не поехать домой? Мой грум мог бы отвезти тебя.
Честити колебалась, оглядывая бальный зал. Затем кивнула: здесь ее больше ничто не удерживало.
Честити прибыла домой во втором часу ночи. У дверей ее встретил озабоченный Петри.
— Что случилось? — спросила она, снимая шаль.
— Кухарка, мисс Честити.
— Она заболела?
— Нет, нет, она осталась у своей дочери сегодня, потому что Джеймс сказал, что у него дополнительная работа, и он должен быть здесь.
