— Ты в нее влюблен? — после долгого молчания спросила я, почувствовав, как рука Кости коснулась моих пальцев.
— Да, — тихо ответил он, но не отпустил ласково окольцованное запястье.
Нет, ну это ж надо быть таким садистом, а? Неужели он надеется найти в моем лице утешителя? Фиг тебе, вампир. Поищи того, кто приласкает, в другом месте!
— Надя? — окликнул меня этот правнук Дракулы, когда я отстранилась от него и собралась уйти домой.
Собраться-то собралась, а уйти так и не смогла. Боялась признаться, что не хочу разрывать эту предательскую теплообменную близость. Нужно обладать неприступностью, крепкой совестью и истинной верой в свет, чтобы противостоять соблазну тьмы. Я была уверена, что хочу заплакать от обиды, от вины перед Либрой, от голой жопы то и дело вертящейся фортуны. Но чувствовала, как губы охватывает всемогущая, насмешливо-презрительная ухмылка. Ощущала, как видоизменяется мое понуро-несчастное лицо, словно из глубины меня выбирается совершенно другой человек. Элпис.
Похоже, Костя это тоже заметил, удивленный столь негаданной, кардинальной переменой моего поведения.
— Ducunt volentem fata, nolentem trahunt, — остановившись у стены в подъезде, проговорила я, позволив своей наглой руке змеей проползти по плечу Кости и обвить его шею.
— Что ты только что сказала? — подавшись вперед, прошептал тот, ухватив лишь последнее слово, прозвучавшее несколько неприлично.
Вот и мне хотелось бы знать, что я сказала, зачем и на каком языке. Но если честно, другого в этот момент мне хотелось гораздо больше. Какая разница, что слетело с языка в самый неподходящий момент! Внук Дракулы, судя по всему, придерживался того же мнения. По крайней мере, дожидаться ответа на заданный вопрос он не стал. Лишил меня возможности говорить, наложив на губы печать поцелуя.
Какая же ты стерва, Элпис, — думала я, отодвинутая ею на задворки, оттесненная в темный угол. — Целует-то он тебя, разглядев под безликой личиной коварную красотку, а мне опять расхлебывать последствия сварливой совести.
— Ты мой maritus! — ухватив Костю за его гриву и оттянув от себя, почему-то грозно проговорила я. — А я — твоя femina!
Если Костя подумал, что у меня приличные нелады с головой, то явно не мне его разубеждать. Объяснить самой себе, что происходит, я тоже не могла, потому молча подхватила Пешку и забежала в квартиру. Закрывшись, привалилась спиной к двери. Пес осуждающе покосился на меня красными глазами, помотал головой и посеменил к миске, доедать костяные сухари. Даже он понимал, что в няньки ему досталась идиотка.
* * *
Утром, как и следовало ожидать, я побитой собакой побежала в больницу. С трудом уговорила Макса, этого змея Ермунганда, позволить мне навестить Либру. И пожалела об этом, как только увидела ее. Мне показалось, что она далеко от этого мира. Здесь осталось от нее лишь тонкое, хрупкое очертание. Коралловые губы, ставшие еще больше похожими на два рыбьих хвостика, сменили свой цвет. Натянувшаяся на скулах кожа поблескивала перламутром чешуи, а рука, скрюченная судорогой, так до конца и не расправилась.
«Что ты хотела мне сказать, Либрушка? — думала я, боясь прикоснуться и потревожить живущее в ней странное умиротворение. — Простишь ли за то, что не услышала твой зов? За то, что стала причиной твоего одиночества? За то, что дважды предала».
Я больше не могла находиться в этом больничном Етунхейме. Мне не хватало воздуха и силы воли. На прощание я взяла Либру за руку, погладив ее по ладони с не сошедшим, врезавшимся в кожу отпечатком. И как ни странно, в противовес моей меланхолии, я была уверена, что она обязательно придет в себя, и мы опять будем вместе.
— Могу я вам помочь? — нерешительно спросила я у Макса, когда вышла в коридор.
— Опоздала, — дал мне пинка под зад Макс. — Генеральша горшков и ее старикан уже побеспокоились об этом. Так что, проваливай и не мозоль глаза, пока не схлопотала.
Такой удивительной вежливости я от него не ожидала. Обычно, если он кого-то посылал, то без матерщины и грязной пошлости не обходилось. Может, он и строил из себя крутого Тора, разъезжающего на козлах, но смерть сестры, которую он вечно доводил до слез, страшила его не меньше, чем меня.
Я долго плелась до ближайшей остановки, изнемогая от сорокоградусной жары. С час ждала нужный автобус. И все это время боролась с душившими меня слезами. Запечатлевшийся в памяти облик Либры, выскользнувшей в озаренный лучами проем «Незапертой Двери», постоянно возникал перед глазами.
Приткнувшись на свободный краешек скамейки, я позвонила Верке, зная, что сейчас она должна быть на обеде. Рассказав, что побывала в больнице, поблагодарила и ее, и Романа за оказанную помощь.
— Да нам-то не за что, — смущенно протарахтела Верка. — Мы не особо чем могли помочь-то. Это Костя через нас передал Анне Николаевне внушительную сумму. От него они не хотели ничего принимать, поэтому он попросил нас уладить это дело. Ты же знаешь, этот Макс как упрется! Кстати, День, нам как-нибудь надо… поговорить.
— Ты о том, что произошло между тобой и Женькой?
— Так ты в курсе? День, понимаешь, тут такое…
— Не беспокойся, от меня Роман ничего не узнает.
— Не в том дело. Ты же уже год встречаешься с Женькой. Время от времени.
— Это ни его, ни тебя, ни меня ни к чему не обязывает.
— Спасибо. Ну все, мне пора бежать.
Я пожелала ей доброго дня, затолкала телефон в сумку и поднялась навстречу соизволившему явиться автобусу. Протиснувшись между горячими телами пассажиров, я зависла в неудобной позе. Предоставила карманникам случай покопаться в застрявшей у дверей сумке. Так проехала несколько остановок, после людей стало поменьше. Мне удалось добраться до открытого окна и подставить горящее лицо пыльному ветру.
— Девушка… Эй, мадам в панамке! Тебе звонят!
Я обернулась, поняв, что обращаются ко мне. Тетка с авоськами показала на мою сумку, в кармане которой мигал мобильник. Терпеть не могу, когда приходится разговаривать по телефону в магазинах, банках и автобусах, где полно навостренных ушей.
Звонил крот. Неужели заподозрил, что это я увела его паспорт? На кого же подумать?
— Здравствуй! — взволнованно дыхнул мне в ухо Алик. — Когда сможешь заглянуть? Я тут кое-что наскоблил насчет Ларки. Как подкатишь, расскажу подробнее.
— Буду через два часа, — прикинув, сколько мне еще ехать, сколько уйдет на принятие душа и обед, сказала я.
— Заметано. До встречи.
По правде сказать, после утомительной дороги, посещения больницы и разговора с Веркой, хотелось хлобыстнуть стакан воды, вымыться и завалиться спать. Но любопытство, как всегда, взяло верх и подтачивало изнутри оставшиеся двенадцать остановок. К тому же, я хотела сунуть кроту ничего не давший нам с Костей листок с надписью. Я считала его самым умным в нашей нелепой компании. Так пусть оправдает мои нехорошие подозрения!
Опустившись на раскаленное сидение, я посмотрела из окна. На остановке стоял Ванька, лакавший с похмелья лимонад и тыкавший кнопки МР3-плеера. Подняв осоловелые после гулянки глаза, он заметил меня и показал свою красивую игрушку. Что-то прокричал вслед тронувшемуся автобусу. Я дернула плечом и дала понять, что не расслышала. По жестикуляции предположила, что он хочет дать мне послушать плеер. Я в ответ кивнула. Ладно, как-нибудь пересечемся, и я сделаю вид, что тащусь от «черного бумера» его фаворита Сереги. Кстати, нужно узнать у крота, если он в курсе, что за ахинею я гнала вчера Косте. Сегодня с утра ее повторяю, чтобы не забыть. Даже записала, пока стояла в очереди.
Наконец, я высвободилась из автобусной утробы и пошла к дому, явно не укладываясь во времени. Но торопиться не стала. Приняла ванну, потом пообедала, накормила Пешку и полила загнувшиеся от невнимания цветы. Да, влетит мне, недоделанному садоводу, за сгубленные традесканции и герани Марьи Сергеевны. У чужих дядей ухаживала за штамбовыми розами, а тут не могла даже вовремя полить!
К пяти часам я была готова отправиться к Алику, названивающему мне уже с полчаса. Затолкав рисунок Ракушки в карман джинсов и прихватив паспорт крота, я вывалилась на раскаленную асфальтовую сковородку и поджаривалась двадцать минут. Спускаясь в подвал, опасалась услышать нечто такое, после чего придется пить надоевшую валерьянку.
— Наконец-то! — вздохнул и надул щеки Алик, когда я нарисовалась на пороге его обиталища. — Куда пропала?
— В больницу к Либре ездила, — с укором проговорила я, отбив у крота желание возмущаться. — Что тут у тебя?
— Кое-что насчет Лариски. Иди сюда и посмотри на это.
Снова-здорово. Я подошла к компьютеру, возле которого приткнулся Алик, и пригляделась к растянутому на весь монитор профилю рыжей Барби. Алик ткнул карандашом Лариске в шею, туда, где торчал из-за ворота край побрякушки. Каких дифирамбов дожидался от меня крот, уставившись поверх очков на мой подбородок?
