Он вытащил из кармана платочек и промокнул испарину на лбу.
— Все произошло быстро, и я сомневаюсь, что ганки смогут нас опознать, — сказал Дункан. — Бога ради, человече! Мы так долго блуждали во тьме! Мы изголодались по информации и горим желанием, просто страждем сделать что-нибудь для организации! Кстати, если вы ослушаетесь приказа, начальство может вам всыпать. Идите сюда и давайте письмо. И мы тут же уйдем. Как только заживут наши синяки и ссадины.
— Я же не знаю, что там, — сказал Изимов.
— Что? — спросили все трое хором.
— Что написано в письме. Я собирался дать карточку одному парню, который мне иногда помогает, а он должен был передать ее официантке и заплатить ей за то, чтобы она подала вам ее вместе с напитками. А вы бы прочли ее и стерли написанное. И вот, когда я собрался передать карточку тому парню, началась вся эта свалка. Я велел ему исчезнуть и…
— И вы позволили бы этой карточке побывать в руках тех, кто не является членами организации?!! — спросила Сник. — Я никак не могу в это поверить. Да вы представляете, что могло случиться, если бы свалка началась, когда этот парень уже вошел бы в таверну, но еще не дошел бы до официантки? Мы-то из этого выкарабкались бы, а вот вы можете прозакладывать свой жирный зад, что очень скоро ганки бы вас за него взяли.
— Нечего меня оскорблять! — Изимов снова промокнул испарину. — Мне было приказано передать вам карточку со всеми возможными предосторожностями. И ни в коем случае не делать этого лично. Теперь все пошло к чертям. Вы знаете меня в лицо. Поэтому, пожалуй, я отдам ее, что бы мне ни грозило со стороны организации, все равно спрятаться от нее у меня нет никакой возможности.
— А что они вам сделают? — спросил Дункан. — Убьют?
Глаза Изимова вылезли из орбит, челюсть отвисла. Он бешено вращал глазами и молчал.
— Не понял, — сказал Дункан. — Что вы этим хотите сказать?
— Нет! Нет! Они не станут меня убивать! Но меня могут исключить или наказать еще как-то иначе. Я не знаю. Откуда мне знать, как они наказывают своих членов? Я изолирован. Контакт идет по цепочке — от звена к звену. Я ничего не знаю даже о тех, с кем виделся. И никогда я не встречался с ними ни у себя в магазине, ни тем более здесь, в своем доме. Если бы только не эта проклятая заваруха!..
— Но вы же добровольно вступили в организацию, — сказала Сник, — и, наверное, бывали на каких-то сходках, встречах, где могли тоже с кем-то познакомиться.
— Да, бывал. Но все они происходили в полутемной комнате. Все присутствующие были в масках, и даже голоса транслировались при помощи специальных аппаратов. До сих пор я был только на двух таких собраниях. Оба проходили в тренировочных залах, которые иногда используют как церковь или синагогу. Оба собрания длились не более получаса. Мы давали присягу… — Он достал еще один платок. — Кажется, я слишком много говорю. Стресс. Постараюсь быть посдержанней. Вы ведь не выдадите меня?
— Нет. Но только в том случае, если вы отдадите нам карточку, — сказал Дункан и посмотрел на Сник, словно пытаясь ей сказать: «Надеюсь, что остальные члены организации из другого теста».
Изимов достал из кармана кусочек плотного серого картона.
— Берите.
Дункан взял карточку, Сник и Кабтаб подошли поближе. В уголке пустого бланка был квадратик, очерченный толстой черной линией. Дункан приложил туда большой палец, и на карточке тут же проступил текст на английском: «ВАС СКОРО ИЗВЕСТЯТ».
— Что за ерунда? — сказал Дункан. — Мы же и так знаем, что с нами скоро выйдут на связь.
Он посмотрел на Изимова в упор:
— И за это мы рисковали своими жизнями?
— Не знаю, — сказал Изимов, отворачиваясь. — И знать не желаю. Пожалуйста, сотрите текст и верните карточку мне.
Дункан машинально выполнил его просьбу. Изимов еще раз протер карточку большим пальцем, чтобы быть абсолютно уверенным, что надпись не сохранилась, затем взглянул на стенные часы и тихо вздохнул: до того как лица его нежеланных гостей окончательно заживут и они смогут наконец-то уйти, оставалось еще минут пятнадцать.
— Это полный идиотизм, — сказала Сник. — Вся ваша организация — полные идиоты.
— Не говорите так. — Изимов поднял ладонь, словно хотел отбить ее слова, будто теннисный мячик. — Просто они очень осторожны. И, несмотря на это, они все же решили дать вам знать, что о вас не забыли. По крайней мере, я это понимаю так. Я не читал карточку, но по вашей реакции легко представить, что там было написано.
Кабтаб осторожно потрогал пальцем щеку под левым глазом: опухоль и краснота почти исчезли.
— Наш новый друг слишком нервничает. А то, что содержание карточки не очень ясно, еще не говорит о том, что вся остальная компания — стадо тупиц и кретинов, — проворчал он. — В любом случае нам не остается ничего, кроме как следовать предначертанным путем. Нам и уйти-то некуда. Где бы они ни были, этого нам не позволят.
— Уж будьте уверены, — сказал Изимов.
Больше они не разговаривали на эту тему и лишь перекидывались комментариями по поводу идущих новостей.
Сначала показали, как органики собирали бесчувственные тела в фургоны. Затем показали нескольких драчунов в районном участке. И, конечно же, не показали ни одного допроса. Их вообще никогда не показывали. То, что репортерам позволили все это заснять, свидетельствовало о том, что ганки расценивают это происшествие как простую массовую пьяную драку. Репортерам даже разрешили взять интервью у тех, кого уже отпустили из участка.
Репортер: Одну минутку, гражданин. Вы не могли бы представиться и сказать, в чем вас обвиняют?
Гражданин: Да пошел ты!
Репортер (обращаясь к другому человеку): Вы выглядите лояльным гражданином. Можете ли вы объяснить нашим зрителям, что же случилось в «Сногсшибаловке»?
Гражданин (ухмыляясь разбитыми губами): Греби, греби…
Репортер: Все в порядке, гражданин. Мы поняли, что вы имеете в виду. (Обращается к высокой широкоплечей женщине с растрепанными черными волосами и расцарапанной щекой.) Гражданка, не могли бы вы сказать что-нибудь нашим зрителям? Они горят желанием узнать подробности скандала в «Сногсшибаловке».
Женщина: А я и не была там. Меня ганки взяли потому, что мы с мужем кое в чем разошлись во мнениях, но если вы хотите знать всю правду об этом ублюдке…
Репортер: Спасибо. О, вот идет человек, которому, похоже, есть о чем рассказать. Гражданин, не могли бы вы…
Дункан ткнул пальцем в экран, указывая на мужчину с опущенной головой и низко надвинутой шляпой:
— Эй, ведь это же профессор Герман Трофоллаксис Каребара! Муравьелог, с которым мы познакомились в поезде.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
