— Хорошо, Керк, — миролюбиво согласился Бервик. — Вы просто неправильно истолковали мои слова. Почему-то многие усматривают двусмысленность в том, что я говорю. Вот, например, мой брат постоянно меня укоряет именно за это.
— А он не… не из наших?
— Нет.
— Ну а хоть в дела Специального Корпуса посвящен? — слегка оторопев, поинтересовался Керк.
— Частично. А чему вы удивляетесь? Братья — это далеко не всегда самые близкие люди. Не говоря уже о том, что Артур — мой сводный брат. Наш отец — бессмертный, а матери — две разные женщины, которых разделяют тысячелетия. Но дело-то не в этом. Просто жизнь — слишком сложная штука, иной раз так странно складывается! Впрочем, где вам понять! Ведь на Пирре вообще все жители родственники. Отец, сын, брат, друг — все едино.
— Ну, не совсем так, — проворчал Керк, с тоскою вспомнив погибшего Велфа, а потом подумал, что он хоть и вождь, а все-таки самый „непиррянский“ пиррянин. Другие миры, коих он облетел немерено по понятиям родной планеты, все-таки очень сильно повлияли на его психологию. Керк и к сыну относился не по-пиррянски, и к Мете, и Язона в итоге сумел понять, а вот теперь — этого Бервика.
— Между прочим, — вспомнил Керк, — вы обещали рассказать о вашем имени.
— Я обещал Язону, — хитро улыбнулся Бервик. — Но, честно говоря, теперь можно и вам узнать эту древнюю тайну. Собственно, никаких тайн от вас, мои бессмертные братья, у меня уже не осталось. Видите ли, некогда сам Теодор Солвиц придумал, чтобы все бессмертные обращались друг к другу „уважаемый“, причем именно на старом английском. Кстати, это одно из немногих слов, которое и на современном меж-языке звучит почти так же — „ривер“. Ну вот, а потом спустя много лет, пережив десятки поколений и поменяв массу имен, я решил в память о давнем хвастливом братстве „Хозяев Вселенной“ назваться именно этим то ли прозвищем, то ли титулом.
— Уважаемый Бервик, — заговорил уже вдоволь намолчавшийся Рес, — а у меня к вам вопрос по существу.
— Что ж, по существу тоже небезынтересно, — откликнулся Бервик своей очередной двусмысленностью.
Но Рес был явно настроен на серьезный лад.
— Вы полагаете, доктор Солвиц жив?
— Я как раз полагаю, что его уже давно нет в живых, но вся его техника исправно функционирует. И это важно. Очень важно. Вы и не представляете себе, как заманчиво овладеть такой уникальной ценностью. Сошедшая с ума космическая станция без хозяина. Вылечить ее и заставить работать на себя. Керк, кажется, подобную задачу вам уже приходилось решать однажды?
— Я понимаю, о чем вы, но, когда мы захватывали „Арго“, кстати, еще называя его „Неразрушимым“, на борту этого страшилища не было наших друзей в качестве заложников.
— Поначалу не было, — поправил Бервик. — А потом? Вы же прорвались туда вместе с Язоном.
— Да, — согласился Керк. — Так, может быть, и сейчас мне самому рвануть вместе с молодежью? Пример показать. И вообще — на счастье.
— Рваните, коль есть желание. Ставки в этой игре столь высоки, что я просто не смею вам препятствовать. Сам бы полез к черту в пекло, да росточком, как говорится, не вышел. За долгие века ни разу не был космодесантником, даже в армии не служил. Всю жизнь по кабинетам и залам заседаний. Куда уж теперь?
На комбинезоне Керка пропиликал сигнал вызова.
— Готовность номер три, — рапортовал Клиф.
Бервик отключил систему обеспечения секретности, и Керк распорядился:
— Не переходите к следующему этапу без моей команды. Ждите. Я сейчас подойду.
Однако Керк не дошел до стартовых шлюзов: сообщение, пришедшее по каналам дальней связи, настигло его у большого обзорного экрана.
— Говорит Накса, говорит Накса! Керк, ты слышишь меня?
— Накса, я — Керк! Ты откуда?
— Я говорю из укрепленного пункта с северной окраины Открытого. Здесь творится что-то невообразимое!.. Космопорт почти уничтожен… огромные потери… повреждена подземная трасса…
Говорил ли Накса обрывочными фразами или так работала связь, осталось непонятным. У Керка вновь закружилась голова, будто ему вкололи повторную дозу вакцины бессмертия. Он стоял перед экраном, глядя на зловещую черно-зеленую поверхность астероида Солвица, и седовласому пиррянину, далекому от мистики и суеверий, показалось, что там, внизу, под чужеродным льдом копошатся такие узнаваемые рогоносы, шипокрылы, ядовитые игольчатые мухи, зубастые кактусы и мечехвостые ящеры. Родная, с детства знакомая фауна и флора.
Галлюцинации? Бервик как будто предупреждал о такой возможности. Но не поздновато ли?
ГЛАВА 18
Троу помнил все до того момента, как его начали резать. Мог рассказать в подробностях леденящий душу эпизод со сверкающим скальпелем, а вот дальше получался у него провал, который очень трудно заполнялся, если пользоваться обыкновенной логикой. Ни Язон, ни Мета долго не решались признаться, что стреляли в голову друга разрывными пулями. Однако в итоге Троу воспринял эту дикую информацию на удивление спокойно. Как, впрочем, и все остальные сведения об окружающем мире и происшествиях в нем. Молодой исследователь ничего не знал о небесной тверди, то есть о внешней оболочке, зато прекрасно ориентировался во внутренних помещениях научного городка, как он называл здешнюю территорию. Вопрос же о том, куда они попали в чисто физическом аспекте и даже в географическом, точнее, в астрографическом смысле Троу считал совершенно праздным. Все вокруг представлялось ему некой виртуальной реальностью, комплексом образов, внедренных в сознание на очень глубоком уровне. В свете такой гипотезы воскрешение человека с полностью развороченной головой чудом не являлось, потому что и скальпель был воображаемым и выстрелы — не настоящими. Если угодно, все это — просто ложная память?
Язон и Мета пересказали по второму разу все свои приключения и особо подчеркнули сделанные из них выводы. Троу по второму расу внимательно их выслушал, однако мнения своего не изменил.
— Так что же, Троу, наше путешествие к Зеленой Ветви на „Арго“ — тоже ложная память.
— Нет, — сказал Троу, — мы действительно сюда прилетели, но затем подверглись мощнейшему психологическому воздействию. И теперь не способны отличать иллюзию от реальности. В наших мозгах сдвинуты все критерии оценки. Сдвинуты по некой сложной схеме, не имея которой на руках в принципе невозможно восстановить концепцию мышления в прежнем виде. Вот так, — грустно подытожил Троу, и мелькнувшая было у Язона гипотеза о психическом расстройстве пиррянского ученого показалась ему самому несостоятельной. Вычурные и громоздкие формулировки Троу любил и прежде, но рассуждал он сейчас вполне здраво.
