вперед на добрый сантиметр.
– Ни звука, – предупредил он. – Важный звонок.
Пламя желания разгоралось все жарче. Мне следовало расстроиться, что он разговаривает по работе, пока меня трахает, но я так возбудилась, что не могла ясно мыслить. Было нечто особенно развратное и восхитительное в занятии сексом под болтовню ничего не подозревающего собеседника Алекса.
Алекс задвигался в ровном, изнурительном темпе, и я уже не держалась за подлокотник – я лежала на диване, уткнувшись лицом в подушки, а мои твердые как камни соски и набухший клитор терлись о ткань, пока он трахал меня с такой силой, что ноги отрывались от пола.
И все это время он продолжал разговор, включая динамик только на время ответов. Его голос оставался спокойным и ровным, хотя я слышала тяжелое дыхание в перерывах. Я уже не следила за разговором, погрузившись в туман страсти, и не различала отдельных слов и фраз.
У меня из горла вырвался невольный крик, и я резко выгнула спину, когда он коснулся особой точки.
Алекс схватил меня за волосы и потянул назад, а другой рукой взял за горло. Предупреждение и напоминание одновременно. Ни звука.
Я старалась изо всех сил. Правда. Но я потеряла контроль – это было видно в окне: мокрое от слез лицо, остекленевшие глаза, приоткрытый рот. Оргазм за оргазмом накрывали меня в бесконечной, раскаленной волне ощущений. Можно ли умереть от избытка наслаждения? Если да, происходило именно это. Я умирала миллионом крошечных смертей, каждая из которых рвала меня на части и собирала вновь, чтобы меня уничтожила следующая.
Очередной всхлип наслаждения, и Алексу пришлось отпустить волосы, чтобы закрыть мне рот и заглушить стоны.
Одна рука зажимает мне рот, другая держит за горло.
Я снова кончила, задрожав всем телом от извержения.
Алекс трахал меня все сильнее и глубже, и диван протестующе скрипел – он уже проделал по полу немалый путь, и его остановила только стена, – когда я поняла, что беседа стихла.
Разговор закончился.
– Я думал, ты лучше умеешь исполнять указания, солнце, – вкрадчиво сказал он. – Разве я не велел тебе молчать?
Я ответила невнятным бормотанием – проваленной попыткой извиниться.
– Нет слов? – Алекс провел рукой по моему горлу к соскам. Сильно ущипнул их, один за другим, спровоцировав очередной исступленный стон. – Я что, вытрахал тебе все мозги, моя роскошная шлюшка?
Если учесть, что я не помнила даже собственного имени, – возможно.
За стремительно летящие минуты – часы – я растворилась в нем. В нас.
В сладком, грязном, развращенном забытьи.
Глава 25
Ава
Подруги отреагировали на новый статус наших с Алексом отношений по-разному. Джулс пришла в восторг, воскликнула, что знала о чувствах Алекса ко мне, и потребовала рассказать, каков он в постели. Я отказалась, но густо покраснела, и другого ответа ей уже не требовалось. Наверное, Джулс бы умерла от разочарования, если бы Алекс оказался не столь хорош в постели, как обещала его сногсшибательная внешность.
Стелла же, наоборот, встревожилась. Обрадовалась за меня, но встревожилась. Она предупредила меня не спешить и не влюбляться слишком сильно и быстро. Я не решилась признаться ей, что поезд давным-давно ушел. Ну, не считая слова «быстро» – Алекс Волков похищал мое сердце все эти годы, кусочек за кусочком, когда я даже не подозревала, что он мне нравится. Но «слишком сильно»? Сердце, познакомься со свободным падением.
Бриджит отреагировала нейтрально. Видимо, дипломатия у принцесс в крови – она сказала, что если я счастлива, она тоже счастлива.
На горизонте замаячил призрак Джоша – я жутко нервничала во время последнего созвона, и он потребовал рассказать, что стряслось. Я сказала, у меня болит живот из-за месячных, и он сразу заткнулся. Месячные отстой, но с их помощью очень удобно пресекать мужские расспросы.
Но сегодня моя голова была занята другим членом семьи.
Я попрощалась с Бриджит и Бутом, которые довезли меня до дома отца – полтора часа от Хазелбурга, – чтобы мне не пришлось ехать на поезде или автобусе, и открыла входную дверь. В доме пахло хвойным освежителем воздуха, и мои кроссовки скрипели о полированный пол, пока я искала отца.
Во вторник у него был день рождения. Но из-за учебы, работы и назначенной на тот день фотосессии я решила сделать ему сюрприз сегодня и привезти его любимый торт.
Я услышала какие-то звуки из комнаты отдыха, отправилась туда и обнаружила папу за заваленным бумагами столом в углу.
– Привет, пап, – я сбросила с плеча лямку кожаной сумки и позволила ей упасть к ногам.
Он поднял взгляд и посмотрел на меня с большим удивлением.
– Ава. Не знал, что ты приедешь на этих выходных.
Майкла Чена нельзя было назвать красавцем в привычном смысле этого слова, но мне он всегда казался привлекательным – все маленькие девочки считают своих пап красивыми. Черные волосы с сединой на висках, широкие плечи и легкая щетина на подбородке. На нем было полосатое поло и джинсы – обычная для него одежда, а на переносице виднелись тонкие проволочные очки.
– Я и не планирую. Ну, не на все выходные, – я смущенно улыбнулась. – Просто решила заскочить и поздравить тебя с наступающим днем рождения, – я опустила на стол коробку с тортом. – Прости, что мы с Джошем не сможем приехать на сам день рождения, но вот твой любимый чизкейк.
– Ой. Спасибо.
Он посмотрел на коробку, но к ней не прикоснулся.
Я в неловком молчании переминалась с ноги на ногу.
Мы никогда не умели друг с другом говорить. К счастью, у нас был Джош, который заполнял пустоту болтовней об учебе на медицинском, спорте и его последнем адреналиновом приключении. Скайдайвинг, банджи-джампинг, зиплайн – он пробовал все.
Но сейчас Джош был в Центральной Америке, и я осознала, как мало у нас с папой общих тем. Когда мы в последний раз разговаривали наедине по душам?
Возможно, когда мне было четырнадцать, и он рассказывал мне, что случилось с мамой.
– Не понимаю, – нахмурилась я. – Ты же говорил, мама умерла из-за проблем с сердцем.
Я не помнила маму. Я вообще ничего не помнила из раннего детства – лишь мимолетные мгновения, возникающие в голове в самые неожиданные моменты, – отрывок колыбельной, плеск воды, крики и смех, поцарапанная после падения с велосипеда коленка. Но фрагменты прошлого были слишком короткими и обрывочными.
Разумеется, еще были мои кошмары, но о них я старалась думать лишь в кабинете у психотерапевта, и то вынужденно. Фиби, мой доктор, считала кошмары ключом к подавленным воспоминаниям. У меня не было
