«Надо же! Ко мне так не повернется лишний раз, а тут так „с удовольствием“!» – разозлилась Нина и вперилась в листки, почти ничего не понимая. Отдельные слова прыгали у нее перед глазами, а смысл не связывался.
– Какая-то чепуха! – специально сказала она вслух, чтобы осадить Лизу, и перевернула страницу.
– То, что вам не нравится, можно переделать! – ответила Лиза, но голос ее прозвучал озабоченно. Все, что касалось работы, и для нее было теперь главным в жизни. А прежний блондинистый парик и легкое кокетство с незнакомым мужчиной так – просто шуткой. Мужчинка подвернулся – ей захотелось проверить, все ли еще так же, как раньше, сногсшибательно действует ее вид на противоположный пол. Мужчины ведь предпочитают блондинок, не правда ли? Ей было важно это подтвердить, несмотря на то что она презирала теперь таких куколок, какой несколько лет назад была сама. И отчего-то вдруг (бес не дремлет) при виде этого мужичка ей захотелось чуть-чуть позлить Нину. Кем была теперь Нина? Олицетворением правоты и благополучия. В сравнении с ней Лиза вдруг почувствовала себя абитуриенткой, на первом экзамене получившей высший балл, но с треском провалившейся на втором. Нина теперь представлялась Лизе поездом, груженным богатым товаром, который уверенно идет по расписанию от одной точки маршрута до другой, почти не меняя заданной скорости. Сама же Лиза себе казалась маленьким рейсовым автобусом, старым деревенским «пазиком», который вынужден терпеливо ждать, пока пройдет груженый состав. И Нина женским чутьем поняла, что Лиза ей теперь не соперница.
Юра тем временем читал придуманную Лизой «затравку». Сбоку Нина видела, как он быстро пробежал глазами отпечатанные строчки, ухмыльнулся, аккуратно почесал средним пальцем свою шелковистую бородку, поправил очки и начал читать уже снова и вслух с различным выражением – то быстро, а то нарочито медленно. Читал он негромко, но Нина села так, чтобы хорошо слышать и видеть его и держать ситуацию под контролем.
– «Известный актер высказывается на страницах не менее известной газеты. – В голосе Юры слышалась нескрываемая ирония. – ...Если я кого-то и могу убить, то, наверное, чисто теоретически я могу убить женщину!» Хм, хм! – Юра нарочито покашлял. – Скажите, – он повернулся к Лизе, – а вашей статьей и ее героями не заинтересуется милиция?
– Мысли вслух ненаказуемы, – ответила Лиза. – Я просто хотела наглядно продемонстрировать, что в нашем обществе женщина до сих пор находится на положении раба римской фамилии.
– Скажите, – Юра прищурился на Лизу поверх очков, – а женщина не может убить мужчину?
– Женщина тоже может. – Лиза вздохнула. – Но вопрос не в этом. Из слов актера следует, что мужчину он бы не убил, а женщину – пожалуйста. Может быть, даже он не убил бы и собаку. За что же такое отношение к нам, бедным девушкам?
Нина подняла голову от листков и посмотрела на Лизу:
– Женщина не только мужчину, но и женщину может убить. Соперницу, например. – Она сказала это и устыдилась, как будто уже сейчас готова была убить Лизу.
Лиза тоже внимательно посмотрела на нее.
– А что, были такие мысли? – спросила она как бы между прочим.
Юра не понял тайного смысла ее слов.
– Нет, никогда! – искренне сказала Нина, хотя одна такая мыслишка в ее сознание все-таки забиралась, было такое, было. Просто мыслишка эта была настолько несерьезной, что Нина о ней тотчас позабыла.
– Я не понимаю! – вдруг горячо заговорил Юра, и Нина почувствовала, что он неспроста начал с Лизой дискуссию. – Мужчина может убить женщину, женщина может убить мужчину. Это одинаково плохо, как любое убийство. Почему вы, журналисты, не говорите о людях вообще, а непременно делите всех по половому признаку? Если внимательно читать все, что вы пишете в ваших газетах, то получается, что мужчина обязательно должен быть мачо, то есть так называемым мужиком. А мужик, получается, не человек, а самец, который должен только и делать, что зарабатывать деньги и ежечасно совокупляться с кем угодно, без разницы, а какая у него натура, что он любит, что ненавидит, чем зарабатывает, как это ему достается – это уже стоит на последнем месте. При этом женщине в его жизни отводится роль глупой куколки с сексуальной начинкой, которую кто-то обязательно должен содержать, дарить ей подарки, для того чтобы она позволяла с ней совокупляться. И от этого всего несет таким непроходимым средневековьем, такой безудержной дикостью, что воротит с души! Вы в ваших журналах рекламируете красивое белье, косметику, кухню народов мира... Публикуете статейки, где говорится о том, как обольщать мужиков, какое надеть платье, как правильно накрыть на стол, чем накормить, чтобы возбудить его сексуальность... Для чего все это? Разве не для того, чтобы было легче подцепить дурачка Буратино и им командовать? А потом вы обижаетесь, что кто-то хочет убить женщину!
И Лиза, и Нина вначале оторопели от этого монолога. Лиза потом сказала:
– Не принимайте все так близко к сердцу. Мы тоже подневольные люди. Производители белья и украшений платят деньги за рекламу, которую мы помещаем на наших страницах. Что делать! Далеко еще не все женщины покупают красивое белье для того, чтобы понравиться себе самой, любимой. Кто нас будет читать, если мы перестанем публиковать слезливые любовные истории и будем резать только голую правду-матку? Но лично я специализируюсь на проблемных материалах. Вот как раз перед нами и сидит героиня моего очерка. – Лиза указала на Нину.
– Зря вы решили писать обо мне, – вздохнув, сказала Нина. – Я по сути и есть самый настоящий синий чулок. И не покупаю для себя красивое белье из принципа. У меня действительно ничего нет, кроме работы. Ни семьи, ни детей, ни любовников. – Нина заметила взгляд, брошенный на нее Юрием. «А! Пусть знает!» – решила она. Разговор как-то сам собой перешел за рамки их личных отношений с Лизой.
– Я думаю, что многим будет это интересно! – заявила Лиза. – Сейчас уже немало девушек, которые выбирают карьеру вместо рабства. К сожалению, они делают это не сознательно, а ввиду не сложившихся отношений с мужьями или возлюбленными, но хотелось бы думать, что это лишь первый шаг к освобождению и всеобщему равенству.
– Люди все равно будут стремиться к идеалу, – задумчиво проговорила Нина. – А он, мне кажется, недостижим. Мне, конечно же, до идеала далеко...
– Не кто-нибудь, а Мэрилин Монро, – Лиза поправила свой парик, – сказала, что «Любовь и работа – единственные стоящие вещи в жизни. Работа – это своеобразная форма любви».
– По-моему, она же и заметила, что «карьера – чудесная вещь, но она никого не может согреть в холодную ночь».
