Вдруг Полина остановилась, точно ноги её прилипли к земле. Фокки подбежал к ней и заглянул в лицо.
– Ая! Какой ужас, Ая! – воскликнула она.
– Ты что, Полиночка, что с тобой? – спросила Ая.
– Ая, – продолжала Полина, – но ведь тут не Остров Говорящих Лошадей!
– Я не понимаю, – отозвалась Ая. – При чём тут это?
– Потому что остров – вечнозелёный. А здесь – ты видишь?
– Что – видишь?
– Здесь тоже, как и у нас, весна. Ранняя весна! Наверно, март.
– Это хорошо, – неопределённо отозвалась Ая. – Весной воздух становится прозрачным, весной звёзды начинают ярче блестеть…
– Ты не понимаешь, Ая! – начала уже сердиться Полина. – Ты меня не слушаешь!
– Чего ты вдруг рассердилась? Я и в самом деле не понимаю, что ты имеешь в виду, – сказала Ая.
– Самое главное. Вардкеза.
– Мы его найдём.
– Но, Ая, в марте розы разве цветут? Что-то я совсем запуталась, Ая!
– Я думаю, у него они цветут круглый год. Даже в марте.
Уверенный тон Аи немного успокоил Полину. Фокки, понимая, что происходит какое-то волнение, начал было вокруг них бегать, а тут и он утих.
Вскоре они вышли на опушку соснового бора и вдали, за широким-широким полем, увидели очертания города. Город, как видно, был расположен на холмах. Издали казалось, что он растёт вверх, как дерево. Виднелись дома внизу, а потом повыше, вроде бы прямо над ними, снова дома.
– Пошли, – решительно сказала Ая. – Это, должно быть, и есть Крутогорск.
Они долго-долго шли по дороге, ведущей через поле. Дорога была почти совсем пустынна. Только один раз их обогнал грузовик-полуторка. Он показался Полине странным. Маленьким, почти что ненастоящим. Навстречу проехала телега, которую тащила тощая лошадка. Телега громыхала по булыжной дороге. В телеге было довольно много народу, и лошадь медленно тащила всю ораву. Потом навстречу попалась ещё телега – в ней стояли связанные верёвкой три огромных бидона. Мальчик-кучер шёл возле лошадиной морды, помахивая вожжами и приговаривая:
– Но, Мишка, но же, недалеко уж. Потом он сел боком на край телеги, и его рыжий Мишка пошёл почему-то быстрее. Никто не обратил на путников никакого внимания.
Ая шла молча, чтобы не бегали разноцветные огоньки и не смущали встречный народ.
Но вот город начал приближаться, и Полине даже стало казаться, что она уже издали узнаёт кое-что из того, о чём рассказывала бабушка.
Вон высится старая пожарная каланча. Вон на берегу реки – остатки старинного монастыря, и галки кружат над покосившейся колокольней. Вот тут, напротив, и должен оказаться мост через реку.
Бабушка говорила, он называется Татарский мост.
Они подошли к реке. Полина испугалась. Река не была похожа на спокойную речку бабушкиных рассказов. Вода едва не выходила из берегов, она была глинистая, мутная, временами по ней, вертясь, проплывали большие мохнатые льдины.
Город начинался прямо за рекой.
– Ты говорила про мост, Полина, а где же он? – спросила Ая.
– Не знаю. Он точно должен быть тут.
В голосе у Полины опять, в который раз за это нелегкое путешествие, послышались слёзы.
Ая задумалась.
– Я могу перебраться и над водой. Но ты не можешь. А со мной Вардкез не станет говорить. Он испугается. Это только дети не боятся, когда к ним приходит звезда и начинает с ними разговаривать. Взрослые этого не переносят. Они пугаются. Значит, должна с ним разговаривать ты – настоящая девочка. Птица Чур сюда ни за что не полетит. Она уже объяснила почему.
– Так что же, вернёмся без роз? – почти плача, спросила Полина. – Фокки же нам ничем не поможет. Фокки!
Фокки опять не было рядом! Но не успели они обеспокоиться или рассердиться, как поблизости раздался отрывистый лай и послышался голос:
– Это чья тут собака? Не тронет?
– Фокки! Ко мне! – крикнула Полина. И из-за полуразвалившегося сарайчика, стоявшего на берегу, выскочил Фокки, а за ним следом вышел старичок в прожжённой, вылинявшей телогрейке и в прожжённых валенках. Он курил смешную папиросу не папиросу, а просто газетную трубочку, из которой шёл противный дым.
– А-а, девочки, – сказал он. – Ваша, что ли, собака?
– Наша, – сказала Полина.
– А вы откуда?
Полине стало вдруг жарко от этого вопроса. Она совсем не знала, что же ей сказать.
Хорошо, что старичок был разговорчив и сам стал за них отвечать.
– Ты чего такая? – сказал он, поглядев на Аю. – А-а-а, вы, должно быть, на утреннике в железнодорожной школе были. Ишь в какую звезду нарядилась! Смотри не простынь, больно ты легко одета. Платьице всё аж просвечивает. А вы что же от других отстали? Я уже всех на ту сторону перевёз. Всё жду только, может, какой путник объявится. Я сегодня на перевозе дежурю.
– Дяденька… – робко начала Полина. – Дяденька, а где же… Татарский мост?
Старичок посмотрел на неё с большим удивлением.
– Да ты что, милка, с луны, что ли, свалилась? Не видишь, какой разлив? Озёрный лёд вдруг в реку хлынул, ну мост и снесло. Вода спадёт, снова наводить будут. А ты как же, – он поглядел на Полину подозрительно, – как же ты на ту сторону в школу перебиралась?
Полину опять бросило в жар. Но старичок снова сам её и выручил:
– А, должно быть, через железнодорожный мост, в объезд, на лошади, которая хлеб везла.
Полина на всякий случай быстро закивала.
– Ты чья же будешь?
Полина не поняла, что он говорит. Она не знала, что в Крутогорске так спрашивают фамилию.
– Не Коровина ли? У них внучка вроде такая же – конопатенькая.
Полина опять молча покивала.
– Ну дак, чего делать, садитесь, перевезу вас. Ишь махонькие. И собаку везти?
– И собаку, и собаку, – затараторила Полина.
– Ладно уж, и собаку. Поехали. А то подружка твоя совсем закоченела, всё молчит да молчит.
Под берегом оказалась огромная лодка. Старичок усадил их всех на одну скамейку, и на ней осталось ещё много места.
Он быстро грёб и сам себе в усы приговаривал:
– Звезда! Нарядилась тоже. А сама дрожмя дрожит. Студёно ведь.
Вскоре они достигли противоположного берега. Старичок помог им выбраться.
– Дяденька, – снова набралась храбрости Полина, – а как нам на Козье Болото идти?
Старичок удивился:
– Да ведь Коровины не на Козьем Болоте живут? А, понятно, подружку проводить хочешь. Да что ж ты, никогда на Козьем Болоте не бывала? А, ну да, может, бывала, да забыла. Дак вот так берегом идите, потом на Извозную свернёте, а там уж и Козье Болото. Уж почитай все улицы в Крутогорске переназвали, а вот Извозная да Козье Болото так по-старому и остались. Может, ещё Пальмовая…
Он махнул рукой и пошёл назад, к своей лодке.
– Спасибо, дяденька, – сказала Полина.
Ае стоило больших усилий промолчать и не поблагодарить доброго старичка.
Глава восьмая.Вновь песенка про пёсика.На кого похож Вардкез?
И они пошли берегом, как им и было указано. У Полины дух замирал. Это же он, тот самый Крутогорск, город бесконечных рассказов бабушки Таи. И не как на открытках, которые бабушка Тая привезла в прошлом году, когда ездила на дедушкину могилу. Там, на фотографиях, – высоченные дома, как везде, новый детский театр с забавной плоской крышей и огромным блестящим металлическим петухом на стене. А на площади – белый памятник (называется стела), в честь крутогорцев, отдавших свою жизнь за победу над фашистами.
Шёл март 1946 года. Первая послевоенная весна…
Перед ними был Крутогорск бабушкиной юности. Стояли одноэтажные и двухэтажные домики вдоль набережной. Собственно, набережной не было – был только спуск к реке. У каждого домика был небольшой палисадничек. Кое-где из дворов доносился приятный запах дыма – это жгли прошлогодние листья. Почему-то набережная в этот час была совершенно пуста. Однако же нет, вон показался человек – он несёт что-то за спиной в мешке. У него одна нога, а руки заняты костылями. Он шёл быстро, не оглядываясь, глядя в землю. Потом пробежала девочка. Полина заметила, какое на ней плохонькое пальтишко. Девочка несколько раз обернулась. Даже постояла. Потом пожала худым плечиком и куда-то побежала.
К Полине, точно откуда-то издалека, вдруг долетел папин голос: «Чудес не бывает, Таисья Гурьевна!»
Вот тебе и не бывает! А может, со взрослыми не бывает? А только с детьми?
Её мысли прервал Аин голос:
– Посмотри, Полина, вот Извозная. Нам надо сюда свернуть.
Зелёные огоньки её голоса быстро пробежали по дощатой стене и высокому крылечку углового дома. Возле крылечка рос сиреневый куст. Он был ещё по-зимнему гол. Огоньки на минуточку украсили его живой, трепещущей листвой.
Они свернули на Извозную улицу. Тут вдоль домов тянулся дощатый тротуар. Доски были старые, размахрённые, а кое-где и вовсе отсутствовали, и было видно, как сквозь чёрную землю пробивается крапива. Некоторые дощечки еле-еле держались, и на них можно было подпрыгивать и качаться.
