друга.
И вот мы снова смотрим друг на друга «так». У меня по позвоночнику пробегает дрожь. Я в каком-то трансе, с головой погружена в наш контакт. Со стороны может показаться, что два человека неподвижно сидят в молчании. Но если это не танец, то что же тогда танец? Все мои клетки синхронно двигаются с его клетками. Все мои клетки жаждут его клеток. Ощущать его кожу, руки, рот… Я пьянею. Я хочу его. Ужасно. Хотя одновременно я понимаю, что многое из того, чего мне хочется в жизни, – это не лучший выбор.
Люди бросают курить, ассоциируя сигареты с тошнотворной едой. Вот и я могу бросить Джо, ассоциируя его с разбитым сердцем. И это будет легко, потому что оно уже разбито.
Каким-то чудом я отвожу взгляд, разрушаю чары и обретаю нормальный голос.
– Прикольный получился вечер.
– Согласен, – кивает Джо.
– Церемония клятвы верности. – Я морщу нос. – Что это вообще такое?
Джо пожимает плечами.
– Думаю, это когда люди обещают, ну, быть друг с другом. Остаться друг с другом.
Он осекается, и я чувствую, как тепло разливается по телу и подступает к щекам. Потому что именно этого мы когда-то хотели.
– Ясно. – Я пытаюсь продолжить разговор: – Правду говорят: подслушивая, ничего хорошего о себе не услышишь. – Я корчу смешную физиономию, и Джо смеется.
– А чего ты ожидала, будучи мухой на стене?
– Наверное, я надеялась, что все они скажут: «Ай да Эффи! Ай да умница-красавица! Она в нашей семье лучше всех!» Шутка, – быстро добавляю я.
– Ты в вашей семье лучше всех, – с невозмутимым видом произносит Джо.
Я понимаю, что он тоже шутит, но внутри меня гложет тоска. Когда-то я была для него лучше всех. И он был лучше всех для меня.
Ну ладно. Проехали.
– Однажды я опрометчиво решил посмотреть отзывы о себе в Сети, – более непринужденно говорит он. – Пожалуй, это сродни подслушиванию, сидя под столом. Не рекомендую.
– О боже! – Я прижимаю руку ко рту. – Но ведь тебя все обожают.
– Кроме парня, который пожелал, чтобы я сунул свой понтовый член… – Он делает паузу. – Не помню, куда именно. Во что-то непристойное. По крайней мере, в твоем семействе до подобного не додумались.
Я фыркаю от смеха.
– Тогда им есть куда стремиться.
Я потягиваю шампанское, смотрю в лицо Джо и вдруг понимаю, что мне остро не хватает его мудрости. Прежде мы с ним говорили обо всем. В отличие от Бин он не переживает и не оберегает меня сверх меры. Он просто слушает и высказывает свое мнение. Мне до сих пор больно после услышанного, и я хочу знать, что он об этом думает.
– Джо, а ты как считаешь – я до сих пор в семье младшенькая? – смущенно выпаливаю я, и он удивленно поднимает глаза.
– Возможно, – немного подумав, говорит он. – Хотя иначе вряд ли может быть.
– Бин слишком много обо мне заботится, – внезапно доходит до меня. – А я ей позволяю. Она все организует, решает все семейные вопросы и переживает за меня. Она как мать-наседка. Она даже витамины мне заказывает.
– Ну так сама закажи ей витамины.
Ответ настолько в духе Джо, что я невольно смеюсь. Без околичностей. Практично. И по сути.
– У тебя есть решения на все случаи жизни, да?
– Не всегда. – По его лицу пробегает непонятная тень. – Не всегда.
Повисает странная тишина. Джо смотрит мне прямо в глаза, и у меня сжимается горло. Он имеет в виду… Что он имеет в виду? Но он отводит взгляд, и момент упущен.
– Иногда мы с сестрой Рейчел встречаемся за ланчем, и она заходит за мной в больницу, – более непринужденно продолжает он. – И каждый раз она говорит одно и то же: «Малыш Джо! Доктор!» И щиплет меня за щеку. Так что я понимаю. Родился самым младшим, навсегда им останешься.
– Она не щиплет тебя за щеку! – смеюсь я.
– Однажды ущипнула, – признается Джо. – Сказала, что в шутку. Я ей это еще припомню. Это я к тому, что тебя назначили на роль, и никуда от этого не деться. Младшенькая. Патриарх. И тому подобное.
– Сердцевед национального масштаба, – не могу удержаться я от подколки, и он кивает, иронично приподняв брови.
– Сердцевед национального масштаба.
Я молча смотрю на него, сопоставляя его знакомое, реальное лицо с тем, которое порой мелькает в СМИ. Я по-прежнему не могу увязать Джо – моего Джо – с «Доктором Джо, национальным достоянием».
– Одни имеют роли от рождения, – говорит Джо, словно читает мои мысли. – Другим роли навязывают. Да будет тебе известно, я вообще не должен был давать то интервью. Мной закрыли дыру в последнюю минуту.
– Но ведь это же… здорово, да? – осмеливаюсь предположить я. – Слава, всеобщее обожание?
– Сначала я был шокирован, – говорит он. – Это казалось нелепостью. Безумием. Потом минут двадцать мне было интересно. – Он пожимает плечами. – А затем стало препятствием на пути к тому, чего мне на самом деле хочется.
Теперь, по логике дела, я должна спросить, чего ему на самом деле хочется, но что-то меня удерживает. Может быть, гордость. Раньше я знала, чего хочется Джо. Или, по крайней мере, я так думала. Но теперь все кончено, с яростью напоминаю я себе. Кончено.
– Ты расстался со своей девушкой, – почти резко говорю я, внезапно желая расставить все по местам. – Об этом писали в газетах. Мне жаль. Наверное, это было тяжело.
– Спасибо, – кивает он.
– Можно узнать, почему? Или это слишком личное?
– Думаю, я просто раздражал ее, – немного подумав, говорит Джо.
– Ты ее раздражал?
– Думаю, да. – Джо произносит это бесцветным голосом, и я озадаченно смотрю на него.
– И что ее раздражало? Ты не закручивал колпачок зубной пасты? Шумно пил чай? Потому что ты не похож на человека, способного вызвать сильное раздражение. Нет, меня ты раздражаешь, – добавляю я, – но это другое. Это особый случай.
Джо криво усмехается мне – когда-то при виде его усмешки у меня замирало сердце. И, скажем прямо, по-прежнему замирает.
– Что ее раздражало? – задумчиво говорит он, точно начинает философский трактат. – Ну, полагаю, что главным образом мой уровень тревожности, хотя она никогда не признала бы это. Моя «неспособность функционировать как нормальный человек», как она однажды мило высказалась. И зубная паста, возможно, тоже, – мгновение спустя добавляет он. – Как знать?
Я смотрю на него в замешательстве. Джо и тревожность? О чем это он?
– Ты ничего не знаешь, – поясняет он, заметив выражение моего лица. – Одно время я был не в себе. Думаю, это продолжается и сейчас, – поправляется он. – Но я справляюсь.
Я настолько
