Раждан Херзи еще успел заметить, как что‑то мелкое со слившимися в единое серое мельтешение крыльями бросилось навстречу его клинку, потом сабля телохранителя рубанула по виску, а другая по руке.
* * *Кинжал с насаженной на узкое обоюдоострое лезвие жежерой все‑таки впился абсолютному контролеру в ключицу. Аверон сделал еще один шаг назад, привалился к стене и зажал рану рукой. Когда он, наконец, овладел своими мыслями и чувствами, побоище во дворе уже закончилось. Воздух наполняла вонь паленой плоти. «Убить их всех! Сжечь мерзкие трущобы»! – взвыла злость. Но взглянув в наполненные неподдельной тревогой глаза поднявшегося на террасу старшего контролера Шердени, Аверон приказал просто: «Оцепить пятый округ и Старые Мануфактуры. Никого не впускать и не выпускать». Убить, если что, успеется.
«Страж зрит в душах и говорит с заблудшими»… – открывшийся в свете покушения смысл этих строк прошелся холодком по коже абсолютного контролера.
Глава 15. (День пятый)
Дайджерик бер Закир, именованный в Свете как Иртрейтри, внезапно очнулся в светящихся голубых водах своей камеры. Пробуждение принесло с собой боль, ноющую и застарелую. Снаружи за толстым стеклом было темно и пусто. Безумный вихрь воспоминаний то и дело подбрасывал странные и страшные образы, связи между ними проследить не удавалось. Дайджерик стиснул зубы и, стараясь не обращать внимания на свербящее жжение в затылке, вгрызся в плоть прошлого. Первым вернулся Священный Обет Стража. Дайджерик вспомнил ТЬМУ. Тучи полные дождя, прожигающего людей насквозь. Нашествия железной саранчи, начисто сметающей мясо со всего живого. Женщин, рожающих скользких черных червей и уродливых демонов. Вспомнил годы обучения и возвращение в объятый огнем и мраком Вел–ихкар. И великий поход Рассветных Странников. Годы скитаний и битв.
Когда жребий Резиг–тара пал на него, радость и гордость завладели Дайджериком – наконец‑то, он станет частью смертоносного оружия, нацеленного в самое сердце тьмы, присоединится к товарищам, принявшим Обет до него, сможет прикоснуться к душам павших друзей.
Картины кровавых побоищ, голоса, лица и мысли снова закружились в голове Резиг–тара. После того, как он занял свое место в Башне, сознание его влилось в единый Логос Нового Рассвета. Дайджерик растворился в своих братьях и сестрах. Мир перестал быть непрерывной последовательностью событий, обратившись в яркий калейдоскоп образов. Сейчас Страж снова видел, как разит огнем демонов, исцеляет раненых и больных, исповедует умирающих. Но где и когда, происходило все это, он ни малейшего понятия не имел. Один, без помощи братьев, разобраться в бурном и безбрежном море памяти, Дайджерик не мог. С последним, наполнившим тело новой порцией боли, усилием Страж дотянулся до прошлого не столь отдаленного. И начал вытягивать события из причудливого узора снов. Получилось не слишком, но разбираться дальше у Дайджерика не было ни времени, ни сил. Он понял только, что борется с великими правителями, могущественной страны мору. Припомнил присосавшихся к его силам нечестивцев. И неожиданно поймал образ специалиста. Дайджерик немного удивился – магических манипуляторов, способных управлять могуществом Башен, истребили еще перед Великим Одиночеством. Впрочем, Резиг–тар не был уверенным ни в чем. Изобретательность тьмы могла воссоздать их снова. Так что манипулятора нужно было убрать. Тем более что вокруг него так и кишела мерзкая чернота. Уже погружаясь в полный призраков прошлого транс, Дайджерик различил на образе специалиста другую печать. Непослушные мысли Стража так и не смогли отыскать в Обете и его многочисленных дополнениях пункт, запрещающий причинять вред этому человеку. Впрочем, как научили Войны Ветра, некоторые запреты можно довольно легко обойти. Было бы желание.
Наполненная голубоватой светящейся жидкостью камера скрылась из вида, и Дайджерик растворился в потоке образов прошлого и настоящего. Это походило на сон, наполненный стремлением бороться с тьмой и опытом тысячи тысяч былых битв.
* * *Человек как будто выпал из липкой беспамятной темноты – вот не было ничего, а вот он есть. Он стоял, уставившись на собственные измазанные липкой кровью ладони. Наконец, человек оторвал взгляд от обагренных пальцев. Прямо перед ним на серых растрепанных одеялах лежали два детских тела. Чуть подальше, под окном валялась в темной луже молодая женщина, вся изрезанная и искромсанная. Человек взвыл, закрыл руками лицо и бросился прочь из комнаты. Споткнулся в темной пыльной прихожей, ударил локоть и разбил губу. Вскочил на ноги, распахнул дверь и застыл на пороге, жадно глотая густой воздух.
По искореженной давними дождями земляной улице шел парень. Обыкновенный. Правда, перекинутая через плечо дорогая кожаная сумка не очень‑то вязалась с измятой одеждой и всклокоченной гривой волос самой темной рыжины. Но человек с перепачканными кровью руками сумел различить подленькую ухмылочку на его лице. А потом, когда парень миновал злополучный дом, заметил на его спине чуть светящуюся лиловым надпись «Преступник». Человек понял: это важно. Вышел из дому и смотрел парню вслед, пока тот не свернул к одной из жмущихся к камышовой отмели развалюх. Потом беспамятный принялся рыться в заполонивших обочину заброшенной улочки зарослях лопуха и крапивы. Так и есть! Среди зелени лежал окровавленный до самой рукояти нож, длинный и потемневший. Теперь человек обрел окончательную уверенность, и решил, что делать. Ничуть не удивился, вспомнив внезапно себя и свое имя: Вейнир Кеври – никудышный портной и промышляющий на Летке мелкий торгаш.
* * *На этот раз специалист выбрал мазанку почище – благо Летковская Набережная практически полностью состояла из одних лишь заброшенных развалюх. Нужно было дождаться темноты, а полдня скитаний по замусоренным переулкам только подтвердили поговорку: «В ногах магической силы нет». Устроившись на связках какой‑то сушено–гнилой травы, Овер подложил под голову драгоценную сумку и уже собрался закрыть глаза, как у служившего входом и выходом окна что‑то зашуршало. Специалист мгновенно оказался у противоположной стены и приготовился отразить нападение.
Человек шагнул в низкий оконный проем, да так и остался стоять одной ногой внутри на шатающейся хлипкой корзине, другой снаружи – на песчаном пригорке. Втиснутые в маленькую сморщенную головку безумные глазенки вперились в Овера.
— Это ты убил их! Убил! Я знаю! – что‑то в голосе этого типа странно задело специалиста. Из крохотной царапины выползла исчезнувшая, казалось, навсегда чернота.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
