— Видимо, вам требуется время на размышление, сеньор Колдуэлл. Надеюсь, что мои люди сумеют помочь вам улучшить свою память, — продолжал алькальд. — К сожалению, условия содержания арестованных у нас пока оставляют желать лучшего. А манеры стражников далеки от светских и порой даже удручающе грубы. Однако я искренне надеюсь, что вы проявите благоразумие и не станете провоцировать их на грубость.
— Разумеется, нет, ваше превосходительство, — с иронической улыбкой ответил Кейд. — Но чутье подсказывает мне, что мое хорошее поведение ничего не изменит.
— Вы продолжаете поражать меня своей проницательностью, — подтвердил алькальд и, подойдя к двери, крикнул капитану Гарсиа: — Отведите нашего гостя в камеру! И окружите его своим вниманием. Как только он изъявит желание покаяться, немедленно дайте мне знать.
Зловеще сверкнув глазами, капитан Гарсиа четко произнес:
— Слушаюсь, ваше превосходительство! — Он дважды хлопнул в ладоши. — Стража! Взять его!
В последующие дни Кейд узнал, что капитан очень изобретателен. Хосе Гарсиа же имел возможность убедиться в редком упрямстве своего пленника. Кейд упорно хранил высокомерное молчание и стойко терпел побои и пытки. Сколько бы его ни били кнутом и ни держали, привязав к столбу под палящим солнцем, он лишь скрипел зубами и мрачно ухмылялся, выражая тем самым свое презрение к мастерам заплечных дел.
И чем яростнее охаживал его кнутом Гарсиа, отчего на спине арестанта вздувались кровавые рубцы, тем пронзительнее становился его презрительный взгляд, ранивший самолюбие Хосе. Истязая выходца из богатой аристократической семьи, капитан вымешал на нем всю свою ненависть и зависть, брал своеобразный реванш за унижения, которые испытывал в детстве от богатых землевладельцев. Сын бедняка, Хосе люто возненавидел праздных бездельников, тративших только на одну пышную фиесту сумму, превышающую годовой заработок двадцати батраков. В юности он задался целью разбогатеть любым путем и, обретя относительно высокое общественное положение, стал смотреть на крестьян свысока. Занимая должность капитана личной охраны алькальда, Хосе Гарсиа внушал простым смертным страх и трепет, а потому не мог терпеть презрения, с которым относился к нему пленник.
— Ты подпишешь признание, мерзавец, — орал он, избивая Кейда, — в противном же случае я лоскутами спущу с тебя всю кожу!
Соленый пот катил градом с истерзанного арестованного, усугубляя его страдания. Однако он, превозмогая боль, презрительно отвечал:
— Рано или поздно ты попадешься мне в каком-нибудь укромном местечке, Хосе, и я проткну тебя насквозь своей шпагой.
От его хриплых угроз по спине капитана бежали мурашки, и он покрывался от страха липким потом. И лишь взглянув на кандалы своего пленника, успокаивался и цедил сквозь зубы:
— Сказано довольно смело для кандидата в покойники. Жаль, что дон Луис не разрешил мне забить тебя до смерти. Но если ты будешь продолжать упорствовать, он изменит свое решение.
Кейду были безразличны слова капитана. Он решил держаться до конца и умереть, не раскрыв тайну Лоры. Ее образ постоянно возникал перед его мысленным взором. Она представала перед ним то скачущей верхом на жеребце, то лежащей в постели с разметавшимися по подушке золотистыми волосами, то стоявшей в кабинете алькальда со странным блуждающим взглядом. Придет ли она посмотреть на его казнь? Захочет ли удостовериться, что он унес ее секрет в могилу?
Кейд решил, что она скорее всего придет на место экзекуции. Но мысль о ее предательстве, как ни удивительно, лишь придавала ему сил. Он представлял себе Лору на скамейке в беседке и мысленно ее душил, сдавливая пальцами нежную шею девушки. Почему-то лицо ее в момент агонии становилось похожим на лицо Сесиль, что приносило ему особое удовлетворение.
Как, должно быть, ликуют сейчас обе коварные красотки, думал Кейд по ночам в своей холодной камере.
Шесть дней подряд капитан Гарсиа выбивал из него признательные показания, но в конце концов был вынужден доложить алькальду, что упрямый заключенный скорее умрет, чем сознается. И тогда коварный дон Луис решил устроить над арестованным показательный судебный процесс с участием судьи-испанца.
— Суд над негодяем должен стать наглядным уроком для нищего сброда! — сделал заключение дон Луис. — Чтобы впредь пеоны не помышляли о новом герое вроде Мстителя. Нельзя допустить, чтобы они чтили его память как своего защитника и великомученика. Посмотрим, останется ли в нем хоть капля его былой бравады, когда его поставят к стенке перед расстрельной командой.
— Вы совершенно правы, ваше превосходительство, — согласился капитан Гарсиа. Но в душе он чувствовал, что Кейд уже не боится смерти и что он вообще предпочел бы умереть, прежде чем узнать о предательстве Лоры Аллен.
В том, что они были любовниками, Хосе не сомневался: ему молчаливо поведали об их отношениях грустные глаза Лоры во время дополнительного допроса. Забудет ли она со временем своего возлюбленного? Сумеет ли он тогда овладеть ею с той же легкостью, с которой это сделал арестованный?
— Сожалею, что не успел проверить на деле, насколько искусно ты владеешь шпагой, — сообщая о предстоящем Кейду публичном суде, уведомил его Хосе.
— Подобное обстоятельство легко исправить, — возразил с ухмылкой Кейд. — Освободите меня сейчас же от цепей и дайте шпагу.
— Это не в моей власти. Тебя будут судить и расстреляют, — отрезал Хосе.
Кейд презрительно передернул плечами, преодолев боль в своих бесчисленных ранах. Капитан Гарсиа лишь заскрипел от ярости зубами. С тем же надменным видом Кейд явился на фарс, устроенный алькальдом, и сохранял холодное безразличие на протяжении всего судилища. Столь же невозмутимо он наблюдал, как отвечает на вопросы судье Лора, чуть слышно произнося слова, которые нашептывал ей на ухо стоявший с нею рядом Хосе Гарсиа. Так же отрешенно выслушал он заявление своего деда о том, что он стыдится поступка своего внука.
— Пусть его судьбу решит суд, — напыщенно промолвил дон Бенито с холодностью истинного аристократа.
Слова родного деда шокировали Кейда, но он не подал виду, хотя до последнего момента надеялся, что он заступится за него, своего единственного наследника. Дон Бенито старался не смотреть на подсудимого, чтобы не видеть его глаз. Если бы он взглянул в них, то наверняка дал бы волю своим чувствам и загубил бы весь свой хитроумный план. Из-за недостатка времени старику не удалось связаться со своими влиятельными родственниками и знакомыми в Мехико, поэтому теперь ему приходилось рассчитывать только на свои местные связи и подкуп жадных и трусливых чиновников.
