Я в этот момент, петляя и утопая в белом облаке, удираю от Яна. Уже вся мокрая насквозь, клянусь! Мальчишки, они ж меткие до ужаса! Обстоятельно нас забомбили.
— Конец тебе, Арсеньева! — доносится угроза за спиной.
— Все! Сдаюсь! — кричу, надрывая горло. — Ааа…
Он дергает меня за куртку, и мы вместе валимся прямо в сугроб.
— Да сдаюсь я, сдаюсь!
— Это че такое было, м? — снова нападает.
Будучи сверху, имеет очевидное преимущество. Фиксирует положение моего тела, зажимает ногами, так чтобы не могла сдвинуться. Безжалостно натирает мои щеки снегом, и я принимаюсь истошно визжать.
— Хватит, хватит! — умоляю, зажмуриваясь. — Ааа…. Холодно кошмар! Ян, ну пожалуйста, прекрати!
— Ладно, уговорила. Заболеешь еще, — милостиво решает сжалиться надо мной.
Пытка прекращается, но мы по-прежнему продолжаем лежать на снегу, тяжело дыша и пристально глядя друг на друга.
Какой же он красивый! Дух захватывает. Одни глаза чего стоят… Наизнанку выворачивают.
Настроение меняется буквально в одно мгновение. Веселье уступает место смущению и стремительно нарастающему волнению. В груди неистово грохочет сердце. Кровь оглушительно стучит в висках.
Ян наклоняется ниже. Оглаживает ледяными пальцами мои раскрасневшиеся щеки.
Острый взгляд, полыхнувший страстью, задерживается на моем лице всего на пару секунд, а затем его губы, подобно цунами, обрушиваются на мои…
Умело и нетерпеливо целуют. Вынуждают подчиниться. Отдаться на растерзание и с нежностью принять эту грубую ласку. Раствориться в ощущениях, будоражащих до самой глубины души. Задохнуться от переполняющих эмоций. Ярких. Первых. Пробирающих до дрожи и незнакомого томления.
Ощущаю потребность в том, чтобы крепко-крепко обнять.
Уцепиться пальцами за ворот пальто.
Притянуть ближе к себе.
Еще ближе…
Внутри меня полыхает целый костер чувств. Они, сплетаясь тугим, горячим узлом в груди, мешают нормально дышать и ясно мыслить.
Так хорошо мне. Так болезненно сладко. И кажется все, чего хочу, чтобы этот момент длился вечно…
Порция ледяного снега вынуждает нас прервать поцелуй.
— Подъем, голубки!
Рома. Стоит совсем рядом и мрачно взирает на нас.
— Шухер, — пожимает плечом. — Мегера прямо по курсу.
Глава 23. Логово Мрачного Яна
Ян— Входи, — открываю дверь и пропускаю девчонку в квартиру.
— Ну здравствуй, Логово Мрачного Яна, — произносит она, с нескрываемым любопытством осматриваясь по сторонам.
Щелкаю выключателем. Скидываю обувь, снимаю верхнюю одежду и помогаю ей раздеться. Нарядилась как капуста. Пока шарф размотали, изматерился.
— Пуховик однозначно сушить, — забираю его из ее рук. — И обувь тоже. Пошли со мной.
Послушно плетется следом, молча разглядывая все вокруг.
— Какая люстра!
— Мать притащила ее из Франции.
— С тобой заходить? — останавливается у двери в ванную комнату.
— Да.
Размещаю куртку на полотенцесушителе, ставлю ее ботинки вниз. Так, чтобы высохли.
— Красиво тут у тебя, — застенчиво делится впечатлениями, потирая ладони друг о друга.
— Не жалуюсь, — перехватываю ее запястье, спускаюсь ниже. — Ледяные совсем…
— Я немного замерзла, — признается честно.
Ну не удивительно. Виной тому наши дурацкие забавы на снегу.
Тяну за руку к себе, вынуждая приблизиться к раковине. Встаю позади нее и подставляю наши ладони под струю теплой воды.
— Так лучше? — спрашиваю в самое ухо.
— Угу, — отвечает, зажмуриваясь. — Ты тоже… замерз? Губы… холодные.
Непроизвольно вздрагивает.
— Да… Срочно надо греться, Арсеньева. Всеми возможными способами.
Румянец на ее щеках становится значительно ярче, что вызывает непроизвольную ухмылку на моем лице.
— Может горячую ванну набрать, м?
Невозмутимо намыливаю наши пальцы, откровенно наслаждаясь охватившим ее волнением.
— Нет. Не нааадо, — спешно отказывается, распахнув глаза. — Может лучше… чаю выпьем?
Наши взгляды встречаются в зеркале.
Чаю.
Абрамов, ты когда-нибудь пил с кем-нибудь из девчонок чай?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Давай, — соглашаюсь, глядя на наше отражение.
Прямо красавице и чудовище…
— Только… неудобно просить, но мне бы что-нибудь из вещей, — произносит сконфуженно. — Мои… все мокрые.
— Сейчас принесу. Снимай все.
Опускает голову и принимает из моих рук полотенце.
Оставляю ее одну, отправляюсь на кухню. Щелкаю кнопкой электрочайника и проверяю наличие чая. Сам я предпочитаю кофе, потому стоящая на полке пачка листового — везение, не иначе.
Спасибо, матери. Она иногда забивает шкафчики всякой всячиной.
Высыпаю чайные листья в заварник и заливаю их кипятком. Иду в спальню. Переодеваюсь сам и пытаюсь подобрать что-нибудь для своей гостьи. Женских шмоток у меня нет, поэтому снимаю с вешалки свою рубашку и свитер. Пусть сама решает, что надеть.
Достаю из выдвижного ящика носки и со всем этим добром возвращаюсь в коридор.
— Даш. На ручке все оставил, — сообщаю, постучав.
— Спасибо! Я скоро! — пищит в ответ.
Подперев стену плечом, с минуту гипнотизирую лакированную деревянную поверхность и ухожу лишь тогда, когда слышу характерный щелчок электрочайника.
Н-да… Впервые я не раздеваю девчонку, а наоборот.
Сам себе поражаюсь.
Потираю висок и открываю дверцу шкафчика, чтобы достать оттуда сахар, вафли и шоколадные конфеты. Арсеньева — та еще сладкоежка. Постоянно на переменах что-нибудь точит.
Включаю плиту, колдую с туркой.
— Эй. Ты здесь?
Девчонка появляется в проеме. Робко топчется на пороге кухни и все никак не решается войти.
По ходу выражение лица у меня то еще… Но что поделать, если жестко вштырило только от одного вида своей рубашки на желанном девичьем теле.
— Садись, — наливаю ей чай, ощущая как пересыхает в глотке.
— А ты? Я одна не буду…
— Я выпью, но кофе.
— Хорошо.
Внимательно наблюдаю за тем, как она идет к столу.
Занимает место напротив. Закатывает длинные рукава, пуще прежнего краснея от моего пристального взгляда.
— У тебя везде такой идеальный порядок, — хмыкает, обхватывая пальчиками пузатую чашку.
— Просто люблю чистоту, — отзываюсь, забирая турку с плиты.
Еще бы немного, остался бы и без кофе, и без турки.
— Давно ты… живешь один? — снова поднимает тему, которую мы не раз обходили стороной.
— С прошлого года. Эта квартира досталась мне от деда. Переехал сюда из родительского дома сразу после ремонта.
— И они реально не были против? — хмурит брови.
— Нет.
Мать, конечно, пыталась отговорить меня от этой затеи, но кто собирался ее слушать?
— Рано началась твоя взрослая жизнь, — заключает задумчиво.
— Так проще обеим сторонам. Конфету взяла, — командую строго.
— «Мишки на севере», — не может сдержать улыбку. Ныряет в вазу. — Обожаю их.
Дите, говорю же…
— Круто, что мы посмотрели Телецентр. Повезло вам, столичным школьникам, в Москве столько интересных мест!
— Пельш регулярно заморачивается экскурсиями.
— Правильно, чтобы сплотить коллектив, — кивает, одобряя. — Еще одну возьму, можно?
Пальцы замирают в воздухе.
— Арсеньева, не задавай глупые вопросы. Ешь, сколько хочешь. Я к ним абсолютно равнодушен.
Делаю глоток крепкого черного кофе и без стеснения слежу за тем, как шоколадный мишка исчезает у нее во рту.
— А к чему не равнодушен? — любопытничает и принимается дуть на чай, дабы тот немного остыл. — Ну там любимая кухня или блюдо…
— Солянка, — пожимаю плечом.
— Неожиданно! — вскидывает бровь. — Но многое объясняет. Мне, кстати, в «Дачниках» очень понравилось.
— Это было заметно.
— Там здорово. И еда вкусная.
— Моя солянка все равно вкуснее, — откидываюсь на спинку стула.
— Прямо сам готовишь?
