— У нас по-настоящему, Ром, — вскинув подбородок, заявляет уверенно.
— Ну дай Бог… — печальная усмешка трогает мои губы.
Наивная до ужаса.
Эх… И жалко тебя, Арсеньева, и, что называется, сама виновата…
* * *
Во вторник вечером к нам в гимназию приезжают гости, и вся старшая школа дружно отправляется в спортзал. Болеть за нашу женскую сборную по волейболу.
Шум стоит нереальный. Идет третий сет, и от него, собственно, зависит исход всего матча.
— Не ну, блин, на наших девок хоть смотреть хочется, а эти жирафихи из кадетки вообще ни о чем! — ворчит над ухом Бондаренко.
Но так-то оно так.
С опаской кошусь на годзиллу, стоящую в третьей линии. Ей бы вид спорта сменить. В борцы сумо податься, например.
— Я с той шпалы угораю, — похрюкивая, хохочет Пилюгин, указывая при этом пальцем на нескладную высоченную брюнетку.
— Сдать бы ее в цирк, и ходули не нужны.
— Гол забила… — недовольно цокаю языком.
— Вот ведь вобла сушеная!
— Минус два часа из жизни. Лучше бы на маникюр сходила, — горестно вздыхает Ника, рассматривая свои когти. Им бы даже Крюгер позавидовал.
— А рыжая ниче так смотрится в этих шортах, — подмечает Бондаренко.
— Саша всегда красивая, — нахмурившись, выдает Камиль.
Вот те раз! А че это мы к Харитошке неравнодушны?
Хохотнув, толкаю его в бок, но он никак на меня не реагирует. Стоит, блин, весь из себя такой скала. Давно б уже подкатил е-мое…
— Да ну елки-палки!
Снова пропустили.
Пока команда совещается, трибуна люто негодует.
21:19. Не в нашу пользу.
Харитонова идет на подачу. Мяч принимает годзилла. Передает шпале, и та пытается забить еще один гол в первую линию, но там Дашкет.
— Вооо! Молоток Арсеньева!
Разозлилась. Щас стопудово будет рвать и метать.
— Супер, детка!
— Повезло, — скучающим тоном комментирует Ника.
— Болельщик из тебя отстой, зай.
Показывает мне средний палец.
Коза. Обиженку из себя корчит. Не может принять тот факт, что я решил временно от нее отдохнуть.
Подача. Разыгрывают мяч. Обманка. И Дашка снова забивает.
Крутая комбинация однако.
— Еее!
Народ оживляется и начинает активно подбадривать девчонок.
— Красавчик! Видели, как она их надурила?
— А под каким углом забила гол! — восхищается Цыбин.
— Выкусите, верзилы стремные! — орет как ненормальный Бондаренко.
Циркуль, сидящая неподалеку от нас, демонстрирует ему кулак.
— Не ну а че, Элеонора Андреевна, вы их видели? — оправдывается он. — Никакой эстетики!
— Новенькая в разнос пошла.
— Зачетные ноги, кстати.
— И задница ничего.
— Ага… Я б нагнул ее, надо номерок стрельнуть, — раздается за спиной.
Колесников из одиннадцатого «в».
— Ты бы пасть захлопнул.
А это Ян, молча наблюдавший за игрой все это время.
— А если нет?
— Я тебе помогу, — толкает его.
Вообще, парни как-бы хорошо общаются. Между ними никогда не возникало конфликтов. Скорее наоборот.
— Ну попробуй.
И понеслось…
До того, как начинается мордобой, успеваю взглянуть на табло и понять, что мы-таки победили.
25:22.
Пока Абрамов и Колесников катаются по полу, пересчитывая друг другу ребра, болельщики, прыгая и крича, радуются исходу матча. Заодно беспалевно прикрывая потасовку спинами.
— Это что там такое, Рома! Немедленно растащите их! — к нам ковыляет возмущенная Циркуль.
— Все, все, Ян, хватит, — оттаскиваю его от Колесникова.
Как Питбуль, ей Богу! Не оторвать.
— Прекратили! — орет физрук. — Вон пошли из зала. Оба!
— Нас уже нет. Уходим. Растворяемся, — толкаю Яна вперед.
Сопровождаю Абрамыча до самого туалета. А то вдруг в коридоре опять сцепятся. Надо сказать, драка в зале вышла та еще… Думал убьет Колесникова прямо там.
— Ты всю морду ему разбил, — залезаю на подоконник и внимательно смотрю на друга, стоящего у раковины.
Молча закатывает рукава рубашки и подставляет под воду сбитые костяшки пальцев.
— А че с тобой происходит, Ян? — интересуюсь, анализируя его поступок.
— Конкретнее спрашивай, — наклоняется, умывает лицо.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— С каких это пор ты рыцарем в доспехах заделался? Че за реакция?
— Нормальная реакция, — гаркает в ответ.
— Ты из образа никак не выйдешь? Уже на своих бросаешься.
— Нет никаких своих.
Это что-то новенькое.
— Ну озвучил он свои желания. Подумаешь. Пацан же.
— Пусть фильтрует свою речь.
— По-моему, ты совсем заигрался, — осуждающе качаю головой.
— По поводу игр, — поворачивается ко мне. — На хер тот спор.
Несколько секунд тупо таращусь на него во все глаза.
— Не понял…
— Все ты понял, Рома.
— А о правилах ты не забыл?
— Плевать мне на эти дурацкие правила. Арсеньева — моя.
Ничего себе заявочка.
— Да с чего бы?
— Беркутов, — склоняет голову чуть влево и прищуривается. — Тебе там не светит. Уймись.
— Не светит? — мои губы растягиваются в ленивой улыбке. — Не хочу тебя огорчать, дружище, но у нас, по ходу, треугольник.
— Чего у нас? — усмехается.
— Треугольник, Ян. Простая геометрия. Я, ты, она.
— Что ты несешь?
— Я нравлюсь Даше. Она мне об этом сказала.
— Ой, Беркут… — закатывает глаза.
— Запрещал ей общаться со мной? — вопрос в лоб, напрямую.
— Да, — отвечает он, честно и не мешкая.
— Мы с ней все две недели по ночам переписывались, пока я был на сборах. А, и да… в эту субботу гулять идем. Уток кормить на пруд. Еще в понедельник договорились.
Ну и лицо у него… Там прямо Фудзияма извергается в почерневших от злости зрачках.
— Гонишь.
— Пф… Ну спроси у нее. Или приходи. Третьим будешь.
Спрыгиваю с подоконника, как раз в тот момент, когда открывается дверь.
— Ребяяят…
О… А вот, собственно, и наша горячая волейболистка Даша. Растрепанная. Раскрасневшаяся. Испуганная.
— Что там на трибуне случилось? — спрашивает, тяжело дыша.
— Ну я оставлю вас, не буду мешать!
Сама любезность.
Не удержавшись, бросаю еще один взгляд на помрачневшего Яна.
Так-то!
Не светит.
Еще посмотрим, кто кого…
Глава 22. Хрупкое доверие
ДаринаДверь за Ромой закрывается, и мы с Яном остаемся наедине.
— Что там у вас случилось с Колесниковым? — подхожу к нему.
Одноклассники рассказали о том, Ян подрался с выпускником из 11 «в», но что послужило причиной конфликта я так и не поняла.
— Ян… — нахмурившись, беру его за руку и осматриваю сбитые костяшки пальцев. — Ну вот опять. Эээй!
Возмущенно пищу. Потому что он поднимает меня и сажает на подоконник.
— Выиграли? — осведомляется, так и проигнорировав мой вопрос.
— Да.
— И с каким счетом? — его ладонь опускается на мою голую коленку и медленно, но уверенно поднимается вверх.
— Двадцать пять — двадцать два, — отвечаю взволнованно.
— Последние три очка ты забила? — пальцы сжимают бедро.
— Я.
Вот он совсем близко. Наклоняется… Шумно вдыхает мой запах, разгоняя по телу ворох мурашек, и я судорожно сглатываю.
— Быть тебе капитаном, Арсеньева.
— Тренер сказал тоже самое. Он страшно зол на команду.
Сразу вспоминается короткий брифинг, состоявшийся после игры, и то, как он кричал на девчонок. Много обидного наговорил. Нельзя так…
— Растыки. Все, кроме рыжей, — резко пододвигает к себе, и его губы касаются чувствительного местечка на моей шее.
— Вдруг… кто-то… зайдет, — шепчу, от удовольствия прикрывая на мгновение глаза.
Ничего не могу с собой поделать. Это так невыносимо приятно…
— Как зайдет так и выйдет, — произносит невозмутимо.
— Тогда еще хочу, — запускаю пальцы в черные как смоль кучеряшки и чувствую, что он улыбается.
