— Только не рассказывайте об этом никому, — произнёс он, пряча в карман зажигалку. — Если мама узнает, что я курю, то очень расстроится.
В ответ мы с Эстер неопределённо кивнули и присели напротив него. Где-то с полминуты Павел молча глядел на нас. Не пристально, не изучающе, а скорее с любопытством, как смотрят на редких зверушек. Затем решительно сказал:
— Ладно, девочки, у меня мало времени, так что обойдёмся без предисловий. Пожалуйста, назовите свои настоящие имена. И звания, если они есть.
От неожиданности я закашлялась. Весь мир померк в моих глазах, как будто меня огрели дубинкой по голове. Откуда-то издалека, словно сквозь плотный слой ваты, до меня донёсся озадаченный голос Эстер:
— Что... о чём ты говоришь?
Она продолжала играть, изображая святую невинность. А я так не могла. К тому же я понимала, что это бесполезно. Мы сели в лужу, нас раскусили. Весь хитроумный план главного командования пошёл коту под хвост...
— Нам известно, что вы не те, за кого себя выдаёте, — между тем продолжал Павел. — Ты, Рейчел, не с Аррана, а ты, Эстер, не с Земли Вершинина. Вы агенты свободного человечества. И не только вы двое — мы знаем и о других ваших товарищах.
Уже окончательно добивая меня, цесаревич назвал остальных членов нашей разведгруппы. Назвал по здешним, вымышленным именам, но назвал всех без исключения, в том числе и Валька. А на десерт он предположил, что я являюсь командиром отряда, поскольку другие ребята были внедрены либо в семьи местных подпольщиков, либо в интернаты, а я единственная, кто легализовался на Новороссии вместе со взрослыми агентами.
— Вероятнее всего, — подытожил Павел, — операцией руководит твой вроде-как-отец. А твоя вроде-как-мать ему помогает.
Он ошибся только в одном — назвав моего отца «вроде-как-отцом». Во всём же остальном попадание было стопроцентным.
Немного опомнившись от потрясения и взвесив все «за» и «против», я решила, что терять больше нечего. Всё и так уже потеряно, наша миссия потерпела фиаско и дальнейшее притворство бессмысленно. Поскольку нашей жизни или свободе пока ничто не угрожало, я не стала произносить кодовую фразу для активизации миниатюрного передатчика, встроенного в мою правую серьгу. В нештатных ситуациях мы имели право действовать по своему усмотрению, а сейчас как раз возникла эта самая нештатная ситуация. При в данных обстоятельствах откровенность была лучшей из возможных линий поведения. Поэтому я напрямик сказала:
— Меня зовут Рашель Леблан, я мичман Военно-Космических Сил Земной Конфедерации.
После этого и Эстер ничего не оставалось делать, кроме как представиться.
Павел выбросил наполовину скуренную сигарету и удовлетворённо кивнул:
— Это уже лучше. Теперь мы можем поговорить начистоту.
— И первый вопрос, — подхватила я, — как вы нас вычислили?
— Насчёт этого могу вас успокоить: лично вашей вины здесь нет. Вы были разоблачены ещё в процессе внедрения информации о вас в планетарную сеть. Это заслуга Вейдера. Вы ведь уже слышали о нём?
— Да, слышали.
— Он-то и постарался. Мы уже давно ждали чего-то подобного.
— Что к вам подошлют агентов-сверстников? — на всякий случай уточнила я.
— Совершенно верно. Так что мы были начеку.
Я растерянно тряхнула головой.
— Но тогда... тогда я ничего не понимаю. Раз вы знали, кто мы, то почему просто не проигнорировали нас?
— Поначалу мы так и собирались поступить. Однако позже поняли, что это будет ошибкой. Если мы не пойдём с вами на контакт, то ваше руководство предпримет другие меры, возможно, самые радикальные. Поэтому мы решили принять вашу игру и позволить вам проникнуть в нашу организацию.
Я вспомнила, как вчера «обрабатывала» Олега Рахманова, и мне стало стыдно. Ведь я, дурочка, страшно гордилась тем, что так ловко подцепила его на крючок, а на деле оказывается, что он просто игрался со мной...
— Так Олег с самого начала знал, кто я?
— Нет, он как раз не знал. И до сих пор не знает. Правда о вас известна только мне, Ане, Вейдеру и ещё нескольким нашим товарищам. Что же касается Олега, то мы не стали вводить его в курс дела. Аня лишь посоветовала ему заняться тобой — мол, Вейдер кое-что разузнал о тебе интересное, и было бы неплохо привлечь тебя на нашу сторону. — Павел слегка улыбнулся. — Так что не переживай, Рашель. Олег тебя не дурачил, вчера он сам был в панике из-за того, как легко ты его раскусила.
Его слова немного утешили меня. Не так чтобы очень, но всё же...
— Зато Аня меня дурачила, — мрачно заметила Эстер. — А я ничего не заподозрила.
— Ну, вы с ней друг друга стоите. Одного поля ягоды. Аня говорит, что если бы она не знала, что ты «подсадная утка», то без колебаний поверила бы твоей легенде.
— Погоди, Павел! — собравшись с мыслями, произнесла я. — Всё это... очень и очень странно. Вы разоблачили нас и решили поиграть с нами, допустив в свою организацию. Здесь всё понятно, всё логично. Но зачем ты рассказываешь об этом? Ты же портишь всю вашу игру.
— Затем я и рассказываю, чтобы её испортить. Это не моя игра, это игра Вейдера и компании. Их план с самого начала мне не нравился, он слишком рискованный и может привести к прямо противоположным результатам, чем они рассчитывают. Однако я видел, что их не переубедишь, поэтому решил втайне от них сыграть по-своему.
— А они ни о чём не догадаются? — спросила Эстер. — Я заметила, что Аня была недовольна, когда ты захотел поговорить с нами с глазу на глаз. Она может заподозрить неладное.
— Не заподозрит. Аня лишь изображала недовольство, а на самом деле наша доверительная беседа была спланирована наперёд. Её цель — предстать перед вами этаким добродушным романтиком-демократом, мечтающим об установлении конституционной монархии, но не способным на какие-либо решительные действия, вроде государственного переворота. А в дальнейшем вас должны постепенно убедить, что и вся наша организация, несмотря на тщательную конспирацию, не представляет собой серьёзной силы.
Я покачала головой:
— Наши в это не поверили бы.
— Да, — произнёс цесаревич. — Я тоже так думаю.
— Поэтому ты решил открыть нам свои карты? Хочешь вступить в контакт с нашим руководством?
Павел ответил не сразу. Некоторое время он смотрел куда-то в пространство поверх наших голов, а на лице его застыло угрюмое выражение.
— Я хочу свободы для своей страны. Свободы от любого гнёта, внешнего и внутреннего. Я хочу, чтобы мой народ жил достойно, как и всё остальное человечество, не боясь ни мохнатых ублюдков оттуда, — Павел ткнул незажжённой сигаретой в темнеющее небо, — ни здешних подонков из окружения моего отца и дяди. Когда ваши войска потерпели в нашей системе поражение, мне ещё не было четырнадцати лет. Для меня это стало трагедией. Я так верил, так надеялся, что мы наконец получим свободу, но... вы ушли, вы бросили нас. Нет, я не виню вас в этом, я понимаю, что вы сделали всё возможное. Виноват народ Новороссии, который не поднял всеобщего восстания и не ударил по чужакам с тыла; виноват мой отец, который оказался бесхребетным слизняком и призвал людей к бездействию. Сейчас много говорят, что он сделал это под угрозой расправы, чуть ли не под дулом пистолета... Глупости! Никто ему не угрожал, он просто испугался. Перетрусил, смалодушничал... как и весь наш народ.
Цесаревич нервно раскурил сигарету, сделал слишком глубокую затяжку и закашлялся.
— Да уж, народ, — снова заговорил он. — Хорош народ, который не смеет выступить против врага без государева соизволения. Мы опозорились перед всем человечеством, мы по уши вляпались в де... в грязь. Теперь нам придётся долго от неё отмываться. — Павел махнул рукой. — Впрочем, это уже сантименты. После тех событий я понял, что в нашей стране нужно всё менять — сверху донизу, иначе мы никогда не освободимся. А если и обретём наконец свободу, то получим её в качестве подачки, что будет ещё унизительнее. В общем, я начал искать связь с вашими агентами. Это оказалось трудным делом, я потратил более семи месяцев, но в конце концов вышел на одного человека, который устроил мне встречу с представителем галлийской разведки.
— Нам известно об этом, — сказала я. — Тогда наше руководство сочло твоё предложение неприемлемым.
— Если называть вещи своими именами, то от меня попросту отмахнулись. Они решили, что я властолюбивый мальчишка, которому не терпится завладеть отцовской короной. А мне не удалось убедить их в своей искренности. Тем всё и закончилось. Ваши быстренько произвели перетасовку агентов — что называется, обрубили концы и попрятали их в воду, — и у меня больше не было возможности связаться с вами.
Несколько секунд Павел молчал. Но на сей раз он смотрел не куда-то вдаль, а на Эстер. Смотрел, как будто любуясь ею. А может, и в самом деле любовался. Порой даже я, девушка, ловила себя на том, что не могу отвести от неё глаз. Но при всём том я никогда не испытывала к ней зависти. Она была слишком красива, чтобы завидовать ей. С такой внешностью у неё ой как непросто сложится карьера. Всегда найдётся немало циников, которые будут истолковывать любое её продвижение по службе как результат неуставных взаимоотношений с начальством...
