109. Я еще не дошел до этой части моего изложения, как из-за распространившейся повсюду молвы о Мерлине меня стали побуждать мои современники и в особенности епископ линкольнский Александр [238] , муж величайшего благочестия и премудрости, предать пророчества этого юноши гласности. Ни во всем духовенстве, ни между мирянами не было никого, кому так стремились бы угодить все те, кого неизменная доброта и благосклонная щедрость епископа Александра склоняли к повиновению его воле. И вот, решив удовлетворить его пожелание, я перевел упомянутые пророчества и отослал их ему вместе со следующим посланием.
110. "Преосвященный Александр Линкольнский, преклонение перед твоей беспорочностью повелело мне перевести с бриттского языка на латинский пророчества Мерлина прежде, чем я довел до конца мой рассказ о деяниях бриттских королей. Ведь я предполагал завершить его раньше, а упомянутые пророчества привести впоследствии, дабы, занятый одновременно тем и другим, мой ум не запамятовал некоторых подробностей. Однако будучи убежден в снисходительности, каковой подарит меня твой свободный от надменности тонкий разум, я окунул в чернила мое чуждое велеречию незатейливое перо и по-простецки, не мудрствуя, перевел эти пророчества с неизвестного тебе языка. И немало меня удивляет, что ты соизволил поручить этот труд перу жалкому и убогому, хотя бразды твоей власти держат у тебя в подчинении такое множество более просвещенных и более искусных мужей, которые в состоянии обласкать слух Минервы твоей наслаждением, проистекающим от более возвышенных строк. И опережая философов нашего острова, заявляю, что ты единственный, в чем не обинуюсь признаться, мог бы превзойти всех остальных, бряцая на твоей исполненной вдохновения лире, когда бы твое высокое предназначение не призывало тебя к совершенно иным трудам. По этой причине тебе и было угодно, чтобы Гальфрид Монмутский прогнусил прорицание это на своей дудке, причем его жалким потугам ты отнюдь не отказываешь в твоем благосклонном внимании, и, буде он передал что-либо беспорядочно и ошибочно, исправь его промахи, прибегнув к розге твоих Камен [ 239], и придай переведенному им стройное и правильное звучание".
111. Вортегирн, король бриттов, сидел на берегу осушенного озера, из которого вышли внезапно два дракона, один белый, а второй- красный. Сойдясь вплотную друг с другом, они вступили в ожесточенную схватку, извергая из ноздрей языки пламени. Одолевал белый дракон, и он уже прогнал красного до самого края озера, но тот, раздосадованный, что белый дракон берет над ним верх, бросился на него и заставил противника податься назад. И пока они бились подобным образом, король повелел Амброзию-Мерлину разъяснить, что предвещает эта битва драконов. И тот, обливаясь слезами, исполнился пророческого наития и возгласил:
112. "Горе дракону красному [ 240], ибо близится его унижение. Пещеру его займет белый дракон, который олицетворяет призванных тобой саксов, тогда как красный-исконное племя бриттов, каковое будет утеснено белым драконом. Горы Британии сравняются с ее долами, и реки в долах ее станут струиться кровью. Почитание истинной веры иссякнет, и взорам предстанут развалины Господних церквей [ 241].
И все же вера, гонимая и утесняемая, в конце концов возьмет верх и устоит перед свирепостью иноземцев. Придет на подмогу и вепрь из Корнубии [242] и своими копытцами растопчет их выи. Господству его подпадут на океане лежащие острова, и он овладеет Галльскими лесами и рощами. Вострепещет дом Ромулов [243] пред его свирепостью, и будущее римской державы станет сомнительным. Уста народов станут его прославлять, и его деяния доставят пищу повествователям. После него будет еще шесть венценосцев [244] , но затем воспрянет германский змий.
Возвеличит его водный волк в сопровождении африканских лесов [245] . Снова иссякнет вера, и переместятся епархии. Лондонский епископат украсит собой Доробернию, и седьмой эборакский пастырь будет собирать вокруг себя толпы в Арморике [246] . Меневия облачится в мантию Города Легионов [247] , и онемеет проповедник-просветитель Ибернии [248] из-за чада, растущего в материнском чреве. Будет низвергаться кровавый дождь, и свирепый голод изнурит смертных. Красный дракон будет охвачен скорбью, претерпевая все это, но, перестрадав, снова окрепнет.
Тогда белого дракона постигнут бедствия, и в садах его рухнут здания. Погибнут семь венценосцев и один из них будет причислен к лику святых [249] . Материнские чрева будут иссечены, и младенцев извлекут из них недоношенными. Случится великое истребление сынов человеческих, дабы восстали из праха исконные обитатели острова. Кто это свершит, того облекут бронзовым мужем [ 250], и он на таком же коне долгие годы будет стеречь врата Лондона.
Затем красный дракон вернется к прежним делам своим и примется упорно вредить себе самому. И вот обрушится мщение Вседержителя, ибо всякое поле обманет упования земледельцев. Смерть накинется на людей и произведет опустошения среди всех народов. Пощаженные ею покинут родные края и станут засевать чужеземные пашни [251] . Благословенный король снарядит флот, и во дворце двенадцатого святителя будет сопричислен к лику святых [252] . Горестным будет опустошение царства, и поля, с которых снимали жатву, превратятся в поросшие кустарником пустоши. Снова восстанет белый дракон и призовет дочь Германии. Сады наши снова заполнятся иноземным семенем, а красный дракон будет чахнуть на краю болота. Вслед за тем будет увенчан короною змий Германии, а бронзовый государь низвержен. Змию предуказан срок, превысить каковой он бессилен.
113. В течение ста пятидесяти лет он будет пребывать в тревоге и унижении [ 253], в течение следующих трехсот-в покое. Вслед за тем на него обрушится северный ветер [254] и вырвет с корнем цветы, взлелеянные дуновением весны, произойдет осквернение храмов, не затупятся острия мечей, с трудом будет удерживать пещеры свои германский дракон, ибо грядет отмщение за его предательство.
Он постепенно окрепнет, но его ослабит беспощадное изничтожение со стороны неустрийцев [255] -завоевателей, ибо нагрянет народ в ладьях и в железных доспехах, который ему воздаст за его мерзостные деяния. Этот народ вернет коренным жителям их пепелища и на чужеземцев придет управа. Поросль белого дракона будет выкорчевана из наших садов и остатки его потомков истреблены. На их выи будет возложено ярмо вековечного рабства, и свою мать изранят они сохами и мотыгами.
Появятся два дракона [ 256], из коих один задохнется от жала ненависти, а другой станет тенью своего имени.
Появится лев правосудия [ 257], от рыкания коего затрясутся галльские башни и драконы на острове. В его дни золото станут добывать из лилий и крапивы, а серебро потечет из копыт тех, что мычат. Люди с убранными по-особому волосами облачатся в одежды различные, и их облик будет свидетельствовать об их внутренней сущности. Лапы дающих будут отрублены, и дикие звери обретут мир и покой, человечество же будет удручено казнями. Ценность монеты изменится, половина станет круглою. Коршуны перестанут быть хищными, и зубы волков затупятся. Детеныши льва превратятся в морских рыб [ 258], а его орел построит себе гнездо на горе Аравии. Венедотия заалеет от материнской крови, а дом Коринея умертвит шестерых братьев. Ночными слезами будет сочиться остров, из-за чего все будут готовы на все.
