Ведь судя по всему, именно я должен был сообщить правоохранительным органам номер машины из гаража Чухлаева. Дальше должны были выйти на передний план другие факторы. И главный из них – утечка информации по машине Мины. То есть, меня использовали в качестве затравки конфликта.
Но почему, черт побери, именно меня попытались сделать козлом отпущения!? Загадка…
Итак, судя по всему, первый вариант у них не сработал. Тогда запустили в ход другой – сходняк воров "в законе". За которым последовал, скорее всего, хорошо оплаченный вердикт – в смерти Заварзина виноват Чухлаев и должен за это ответить. А меня до поры до времени оставили за кадром.
Так ли это? Поди, знай…
Что-то уж больно просто получается. Тот, кто задумал такую коварную интригу, судя по последним событиям, просчитал все варианты ее развития. Или почти все. А значит, Иво Арсеньев никак не может быть простым джокером. И на весы правосудия (на том или на этом свете – неважно) его душа упадет точно в назначенный срок и с точно рассчитанным результатом.
Блин! Разорвал бы эту умную и коварную сволочь голыми руками! Знать бы, кто этот гребаный умник…
Может, все-таки Хозяин?
Возможно. Но никак не эта Лана-путана… чтоб ей провалиться в преисподнюю! Возможно, она и козырная карта в дьявольском пасьянсе, но до туза ей далеко. По крайней мере, мне так хотелось считать. А все потому что когда начнется жесткая контактная разборка, у меня на женщину рука не поднимется.
Но с чего же начать завтра? С чего начать… Завтра…
А пошло оно все!..
Под этот крик души я и уснул.
Глава 20
Кир Кирыч будить нас не стал, мудро рассудив, что с раннего утра мы точно пить не будем. Когда я продрал глаза и начал искать туалет, то наткнулся на Кира, который уютно расположился на полу мастерской, подложив под себя для мягкости диванные подушки и какие-то тряпки.
Кир Вмазыч возлежал, словно римский патриций, и не спеша потягивал коктейль из водки с тоником. Он был задумчив и меланхоличен. Пакеты с продуктами, что мы с Дейзом принесли вчера, стояли на расстоянии вытянутой руки, и Кир время от времени наугад совал в них руку и доставал, что попадалось.
Когда я к нему подошел, у него изо рта торчал стебель зеленого лука. Кир Вмазыч жевал лук медленно и задумчиво, не прикасаясь к нему руками, – как корова пучок жесткой травы в знойный день.
– Будешь? – спросил он на всякий случай, кивком указав на начатую бутылку водки.
– Я же не Винни-Пух.
– Не понял…
– Вспомни его песенку: "Кто ходит в гости по утрам, тот поступает мудро. То там сто грамм, то там сто грамм – на то оно и утро". У меня такой привычки нет. Кир, я не похмеляюсь.
– Иво, эти слова Винни-Пуха я не припоминаю, – сказал с туповато-наивным видом Кир и звучно рыгнул.
– Что немудрено – ведь ты смотрел мультик в глубоком детстве. Эти слова звучали за кадром. Они голубая мечта творческого коллектива, который делал фильм.
– Объяснение принимается… – Кир Кирыч наконец прожевал лук и снова наполнил стакан "коктейлем", где тоник занимал одну десятую объема – для запаха.
Спустя полчаса поднялся и Дейз. Он словно вылез из-под катка асфальтоукладчика. У него все было мятым: и одежда, и лицо, и мысли.
– Говорила сестричка Аленушка братцу Иванушке: "Не пей, сволочь, водку литрами, а тем более, не смешивай ее с пивом, иначе козлом станешь", – прокомментировал я внешний вид Дейзика.
И про себя удивился – что это меня с утра пораньше на сказки потянуло?
– У-у-у… – простонал Дейз. – Голова-а…
– Кир Кирыч предлагает подлечиться, – сказал я, ехидно ухмыляясь.
– Ы-ы-ы… – Едва взглянув на бутылку и услышав запах спиртного, Дейз помчался в туалет.
Спустя считанные секунды оттуда раздались характерные звуки – Дейз опорожнял желудок. Мы с Киром переглянулись, и маэстро с легким презрением сказал:
– Пацан…
– Эт точно. Молодежь какая-то хилая пошла.
– Ну… Ее испортила демократия.
– Извини – не врубился… – Я с удивлением воззрился на Кир Вмазыча. – Какое отношение имеет демократия к пьянке?
– Самое непосредственное. Ик!.. Ик!.. – Кир икал не меньше минуты; но мысль не потерял и, справившись с икотой, продолжил: – Раньше мы пили по традиции, а дури у нас и так хватало. Теперь же новое демократическое поколение пытается спиртными напитками (и наркотой) добавить себе куража. Что это значит?
– Что это значит? – тупо повторил я вслед за Киром.
– А то, что разными псевдодемократическими ухищрениями наш народ пытаются поставить на одну планку с западными вырожденцами. Они там все запрограммированные. Встал, посетил ватерклозет, выпил стакан апельсинового сока, сжевал бутерброд, сходил на работу, пришел домой, посмотрел телевизор, уснул, опять встал… И все это с широкой улыбкой на лице, даже во сне. И не дай Бог самостоятельно внести какие-либо коррективы в заданную программу! Кумекаешь? Биороботы в натуре, мать их!.. Вот и нас к этому ведут.
– По-моему, ты сгущаешь краски.
– Сгущаю краски? Иво, не прикидывайся правым оппортунистом. У нас их и так достаточно. Пятая колонна, суки продажные… – Кир выругался. – Разорвали страну, как Бобик подстилку.
– Ладно, пусть так. Против этого тезиса возразить трудно. Но вернемся к нашим баранам. Ты несколько отклонился от темы и не объяснил, почему демократия испортила нашу молодежь.
– Чего проще… – Кир посмотрел на меня, как на недоразвитого, – с глубоким сожалением. – Уточняю – западная демократия. Русский народ, чтобы там ни говорили продажные писаки, демократичен по своей натуре. Вспомни новгородское вече.
– Не надо растекаться мыслию по древу. Наша история полна противоречий и разночтений. Пусть ее. Давай конкретику.
– Узнаю бывшего кадрового военного… – Кир ухмыльнулся. – Копать от забора и до обеда…
Я скупо улыбнулся в ответ и промолчал. Другому бы морду набил за такое хамство, но на Кира рука не поднимается. Он всегда так шутит. Невзирая на лица. Нет, гении и таланты точно не от мира сего…
– Так вот, – невозмутимо продолжил Кир Непросыхающий, – что касается нынешней молодежи. Насчет куража я уже сказал? Значит, сказал… А насчет стержня ничего не говорил?
– Нет. Кажется, нет.
– У нашего поколения (не говоря уже о наших предках), внутри есть стальной стержень. Который не дает сгибаться и падать, даже если ты пьяный в дупель. А все потому, Иво, что мы росли не избалованными и без разных подкормок – как неокультуренные растения. Современная же молодежь – тепличная. Она просто не представляет себе жизнь без гигиенических прокладок и "кока-колы". Отсюда все ее беды: принял сто грамм на грудь – и выпал в осадок.
– Ну, неумение пить водку – это еще не беда.
– Но проблема.
– Не очень серьезная.
– Чтобы сошла лавина, достаточно маленького камешка, – не сдавался Кир Кирыч.
– Все-все, убедил, – поднял я руки. – Твоя взяла.
Наконец появился Дейзик. Он был бледен и болезненно морщился.
– Вам не мешало бы подлечиться, молодой человек, – меланхолично сказал Кир, наливая в свободный стакан водку без примесей. – Клин клином вышибают.
– Что вы, нет! – с отвращением замахал руками Дейз – Напрасно. А может, пивка?
– Мне бы чаю… – проскулил Дейзик. – И покрепче.
– Чего проще, – сказал Кир Кирыч. – Берем, юноша, этот дастархан, – он указал на пакеты с едой и выпивкой, – и дружно рулим в мои апартаменты. Тут тоже есть плита и все такое прочее, но у меня уютней. Есть возражения?
– Нет возражений! – ответили мы с Дейзом в один голос.
Действительно, плотный завтрак никак не помешает, подумал я, прислушиваясь к урчащим звукам в животе…
После завтрака мы перешли в гостиную. Мы – это Дейз и я. Кир Вмазыч остался на кухне допивать бутылку.
Он был человеком обстоятельным и не любил оставлять работу недоделанной.
Дейзика сморило, и он, свернувшись на диване калачиком, задремал. А я включил телевизор, чтобы послушать новости.
План действий на этот день был в зачаточном состоянии, а если быть точным, то я вообще не представлял, как приступить к следующему этапу расследования. Поэтому я надеялся, что мне удастся выловить в новостях хоть что-то полезное, хоть какую-то здравую мысль, способную зажечь воображение.
Мне повезло. В смысле обилия информации. Я попал на пресс-конференцию городских правоохранительных боссов: прокурора, заместителя начальника УВД и еще какого-то серого невзрачного шнурка – наверное, того самого следователя, о котором говорил Дейз.
Следователь был сама скромность. Он сидел с краешку, не поднимая глаз и если ему задавали вопрос бубнил что-то не очень внятное – словно извинялся. Видимо, большое количество телекамер на него действовало угнетающе.
В конце концов, его вообще оставили в покое, привлекая к говорильне лишь эпизодически – когда его начальники выдыхались.
Зато два других чиновника заливались соловьями. Наверное, потому, что на носу были выборы, их кандидатуры проходили по спискам, и они хотели показать товар лицом.
