Мой пес явно не относился к тем, кто умеет прощать обиды.
Это обстоятельство я заподозрил еще накануне вечером, так как Рип несколько часов кряду просидел под кленовым столиком и лишь Присцилле удалось в конце концов выманить его оттуда.
Я сунул снимки в нагрудный карман куртки, и мы с Присс направились к двери, точнее, попытались направиться. Не успели мы сделать и пары шагов, как перед нами выросла Руби. На ней был розовый велюровый халат, накинутый на фланелевую ночную рубашку до пят, а поверх халата красовался неизменный фартук с анютиными глазками. Напрашивался вывод, что Руби не расставалась с фартуком даже ночью.
– Не делай глупостей, Присс! – заголосила Руби, молитвенно складывая пухлые ручки. – Почему тебе хотя бы раз не сказаться больной? – Ее губы, тронутые розовой помадой, по-прежнему были растянуты в радостной улыбке, что несколько смазывало впечатление от жалобного тона. – Неужели нельзя хоть на денек остаться дома?! А что, если в тебя сегодня снова будут стрелять…
Что ж, Руби нашла действительно сильный аргумент.
Однако Присцилла и не думала прислушиваться к мольбе матери, хотя в ее серых глазах все же читалась тревога.
– Мама, я не могу прятаться всю оставшуюся жизнь. Кроме того, – добавила она, решительно тряхнув темно-русыми волосами, – совершенно не хочу доставлять негодяю удовольствие, демонстрируя свой страх.
Я с невольным восхищением посмотрел на Присциллу – да уж, в храбрости ей не откажешь. Однако мне прекрасно было известно, что зачастую храбрость приводит к весьма плачевным последствиям. Если уж говорить до конца, то большая часть храбрецов обитает на кладбище.
– Знаешь, Присс, – подал я голос, – может, твоя мама и права. Мне кажется, тебе не следует сегодня…
Больше я ничего сказать не успел.
– Чушь! – яростно выдохнула Присс и устремилась к двери.
Я поспешил за ней. Ладно, по крайней мере моя совесть чиста – я сделал все, чтобы остановить ее.
Выскочив на веранду, Присс притормозила и оглянулась на Руби. Вчера вечером, после ухода Верджила, мы единодушно решили, что Руби лучше некоторое время пожить у меня. На всякий случай. Пока вчерашний стрелок разгуливает на свободе, Присцилла не хотела оставлять Руби в своей квартире: убийца мог перепутать мать с дочерью и ненароком пристрелить улыбчивую старушку. Да и собака не окажется лишней, если вдруг явятся незваные гости.
Особенно если эта собака пребывает в несколько раздраженном настроении. А уж Рип явно был не в духе. Он осторожно вышел на веранду, держась как можно дальше от ступенек, и теперь угрюмо наблюдал, как мы с Присс усаживаемся в машину.
– Я вернусь как обычно, хорошо, мама? – Присцилла помахала Руби рукой. – Если что-нибудь случится, немедленно позвони мне.
Мы все понимали, что Присс имеет в виду под сакраментальным «что-нибудь». Это «что-нибудь» было напрямую связано с появлением Верджила с ордером на арест.
Глядя на эту парочку, я испытывал какое-то странное чувство. Руби и Присцилла словно поменялись ролями. Руби в своем игривом фартучке с вышитыми на кармашке анютиными глазками смахивала на маленькую девочку, – маленькую девочку, которой заботливая мамаша дает наставления. В темно-кремовом деловом костюме, Присцилла казалась старше на несколько лет. Пока она говорила, Руби моргала и послушно кивала.
– И вот что еще, мама. Если меня вдруг не окажется на месте, передай все Инес, хорошо?
Руби снова кивнула, хотя было совершенно ясно, что ей не слишком по душе сообщать старой подруге о полицейских, нагрянувших с арестом.
К птицефабрике мы прибыли чуть позже обычного, поскольку пришлось два раза остановиться по дороге. Один раз у магазинчика Хиггинса, а потом у городского супермаркета. Я приклеил у дверей магазинов снимки Рипа с подписью: «Потерялся, вознаграждение 50 долларов». За пятьдесят монет большинство обитателей Пиджин-Форка мать родную попытаются всучить под видом черного пса, но у меня не оставалось иного выхода.
Инес подъехала сразу же вслед за нами. Шагая за дамами к входу, я обратил внимание, что сегодня аромат продуктов куриной жизнедеятельности настолько слаб, что приходится прилагать усилия, чтобы его учуять. А еще я обратил внимание, что Инес нынче выглядит гораздо лучше, чем вчера. Разумеется, это ничего не значило, но все-таки зеленая твидовая юбка уже не обвивалась жгутом вокруг ног и оба уха были при серьгах. Инес сменила виноградины на бесформенные куски серебристой железяки, смахивавшие на смятые банки из-под кока-колы.
Должно быть, не последнюю роль в возрождении секретарши сыграло решение шерифа убрать желтую ленту, перегораживавшую вход в кабинет Джейкоба. Верджил объявил об этом еще вчера. Наверняка Инес отвела душу, вытирая пыль и надраивая полы.
Правда, из тощего пучка по-прежнему торчал карандаш, словно сообщая – прежнюю форму Инес еще не набрала. Хотя, возможно, она решила вывести свой секретарский профессионализм на новые высоты, посчитав пучок на голове самым удобным местом для хранения карандашей. Если же Инес попросту забыла его оттуда вытащить, значит, она становилась такой же рассеянной, как Руби. Неудивительно, что подруги хорошо друг друга понимали. К сожалению, большинство из нас этим похвастаться не может.
Присс тоже заметила карандаш, взглянула на меня и выразительно выгнула брови. Я сам с трудом заставлял себя не пялиться на Инес. Неужели она машинально воткнула карандаш, после того как оделась сегодня утром? Или воткнула его еще вчера? Можно ли спать с карандашом в голове и не почувствовать этого? Гм, интересно, что сказала бы героиня «Принцессы на горошине»? Как только Инес устроилась за своим столом, Присцилла, не теряя времени даром, сообщила ей, что ждет звонка от Руби. Правда, Присс немного притормозила, когда пришлось объяснять, почему Руби может позвонить. Инес обалдело пролепетала:
– Не хотите же вы сказать, что Руби в самом деле собираются арестовать?! Не могу поверить, что Верджил Минрат считает, будто Руби способна совершить преступление! Просто не могу поверить!
– Шериф говорит, что у него нет выбора. – Голос Присс звучал почти так же скорбно, как у самого Верджила.
– Мистер Блевинс, вы должны что-нибудь сделать!
Я недоуменно воззрился на Инес. И что я могу сделать, скажите на милость?
– Вы же не верите в виновность Руби! – продолжала секретарша, выхватывая из стакана очередной карандаш и нацелившись им в пучок на голове.
Я потрясенно наблюдал за ее манипуляциями. Уж не собирается ли она запихнуть себе в прическу все свои карандаши? Как же она тогда будет мыть голову?!
Инес без колебаний воткнула второй карандаш рядом с первым. Ее пучок стал походить на клубок серебристой пряжи с торчащими из него спицами.
– Вообразить невозможно, что кто-то может подумать, будто Руби способна на такое злодеяние!
Непостижимо, но Инес схватила авторучку.
– Признаюсь, – пробормотал я, не сводя глаз с ее костлявой руки, – трудно поверить в виновность Руби, но без дополнительной информации вряд ли удастся что-нибудь предпринять.
Вы, наверное, решили, что я таким хитрым образом решил выудить из Инес все, что она знает. Мне и самому хотелось бы похвастаться известной ловкостью, но на самом деле у меня вообще не было никаких мыслей. Кроме одной: сколько ручек и карандашей способен вместить ее тощий пучок?
Должно быть, Инес восприняла мои слова как своего рода обвинение. Она вздрогнула и выронила ручку, словно та вдруг раскалилась.
Я с облегчением вздохнул.
– Хорошо, хорошо. Возможно, мне следовало рассказать об этом раньше, но я… я не хотела ни на кого навлекать неприятностей. Я… я слышала все, о чем говорили Джейкоб с Р.Л.
– Слышали? – эхом отозвалась Присс. Она шагнула к столу Инес, и голос ее заметно подрастерял любезность. – Так почему же вы не сказали об этом раньше, черт побери?!
Маленькие карие глазки виновато заморгали, и Инес вновь потянулась за ручкой.
– Потому что не хотела навлекать на Р.Л. неприятности. Кроме того, хорошая секретарша никогда не подслушивает. Никогда! – Инес с таким благоговением взглянула на «Справочник секретаря», словно это была Библия. – А если хорошая секретарша случайно что-то услышит, то никогда этого не повторяет. Никогда!!!
Присс посмотрела на меня, закатила глаза и открыла было рот – видимо, чтобы похвалить Инес за преданность секретарскому долгу, – но я поспешил ее опередить:
– Конечно, конечно, не удивительно, что вы ничего не хотели говорить. – Мой льстивый голос можно было смело смешивать с уксусом для заправки салата. – Но теперь, когда у Руби такие неприятности, вы должны рассказать все, что знаете. А вдруг эти сведения окажутся очень важными?
Инес кивнула и нервно забарабанила ручкой по столу.
– Да, наверное. Просто все это… так неловко…
Ее щеки пошли красными пятнами, лихорадочный румянец отлично оттенил заостренные скулы костистого лица. Подавшись вперед, она перешла на свистящий шепот, словно вокруг теснились несметные толпы желающих подслушать ее откровения о делах покойного босса.
