— Лилия? На рынок? — выдавил из себя я.
— Ну да. А ты не помнишь? — Он оглядел меня с ног до головы. — Может, и правда не помнишь. Так вот, она сказала, что после игры в мяч — ты ведь разыскивал ее на поле, помнишь? — она отправилась повидаться кое с кем на рынок. Там возле нашего лотка она увидела драку — ты дрался с каким-то жрецом. Он повалил тебя и замахнулся ножом, но его что-то отвлекло, и ты успел удрать. Только далеко убежать тебе не удалось.
Его рассказ оживил в памяти всю картину — черноликого безумца, орущего: «Держи вора!», стражников, несущихся мне наперерез, и град ударов, посыпавшихся на меня со всех сторон. При этом воспоминании меня снова замутило, глаза начали закатываться.
Старик взглянул на меня с тревогой. Оставив свою бутыль, он крикнул:
— Эй, Верный, быстрее сюда! Дай ему скорее попить!
— А что стало с тем жрецом? — с трудом вымолвил я.
Из дома вышел слуга и взял бутыль старика.
— Вот, правильно, пусть глотнет. Это поможет ему очухаться, — сказал старик. — Что стало с жрецом? Убежал, наверное. Дочь моя говорила, будто он исчез в толпе, прежде чем она успела расспросить его, в чем дело. И потом, все так увлеченно наблюдали за твоим избиением, что вряд ли кто заметил, куда делся этот человек. — Он недобро усмехнулся. — Ты, видимо, еще не понял, как тебе повезло. Стражники хотели оттащить тебя к себе, и уж там-то наверняка забили бы до смерти. Хорошо, моя дочка сумела убедить их, что ты ничего не украл.
Между тем слуга с бутылью старика подошел ко мне и приставил горлышко к моим разбитым губам.
В бутыли оказалось вино.
А ведь я в свое время раз и навсегда поклялся не прикасаться к этой штуке. Только когда я давал это обещание, я не был избит до полусмерти, не был спасен волей случая, не получил помощь от женщины, которую считал своим врагом, и не стоял привязанный к доске у стены, словно добытый в бою трофей.
Блаженно зажмурившись, я глотал эту добрую жидкость, словно младенец материнское молоко.
— Ну что, проснулся?
Я обнаружил себя в темной комнате, где только тени метались, будто койоты, окружившие раненого зверя.
— Эй, Яот!
Я устремил туманный взор туда, откуда доносился голос.
Тени мелькали из-за принесенного кем-то факела. Когда темная фигура установила его в специальное крепление в стене, тени угомонились и попрятались по углам, словно послушные пузатые собачата.
— Ты, наверное, проголодался, ведь не ел несколько дней. Попробуй-ка вот это.
Только когда к моему рту поднесли миску, я наконец почувствовал пустоту в своем брюхе, так давно не видавшем ничего, кроме недавнего вина, предложенного стариком. От одной только мысли о еде в животе у меня началась буря.
Лилия принялась потчевать меня маисовой кашей, но меня почти сразу вырвало и ею, и стариковым вином.
Лилия отставила миску в сторону и держала мою голову, дожидаясь, когда кончится рвота.
— Ладно, ладно, не волнуйся, — проворковала она. — Отдыхай пока. Потом попробуем еще.
Она осторожно положила мою голову и погладила меня по лбу.
Я закрыл глаза. Спать мне не хотелось. Мне хотелось встать и уйти куда-нибудь подальше от этой доброй женщины, чей сын со своими друзьями были убийцами, жаждавшими моей крови. Но меня одолела немочь, поэтому я решил отдохнуть и собраться с силами, чтобы потом, оставшись в одиночестве, подумать, как выбраться отсюда.
Видимо, я немного поспал.
Возможно, это даже был не сон, а легкое забытье, но женщина, судя по всему, сочла, что я уснул крепко.
Положив руку мне на лоб, она шептала:
— О, мой мальчик!.. Бедный мой мальчик!.. — И в ее сдавленном голосе теперь слышались слезы.
СЕДЬМОЙ ДЕНЬ
ДОЖДЯ
Глава 1
Проснулся я на рассвете под звуки дождя и понял, что нахожусь в комнате один.
Дом Лилии не отличался роскошью, но был сложен крепко и имел прочную кровлю. Я лежал на подстилке в сухости и тепле и с удовольствием внимал звукам дождя, хлещущего о дверную циновку.
Боль в голове почти унялась, а вот ребра по-прежнему ныли при каждом вздохе. Я почему-то чувствовал спокойствие — словно стены этого странного дома могли защитить меня от всех напастей. Казалось, будто огромный город с его шумом и суматохой оставил меня в покое, выпихнул меня в это тихое местечко, огородив от императора, моего хозяина, Туманного с его сыном и их таинственного союзника, который знал мое полное имя. Даже Сияющий Свет находился далеко отсюда, хотя это был его дом. Я постепенно начал осознавать, что если бы его мать и впрямь хотела убить или навредить мне, то давно бы уже это сделала. Теперь я начал думать, что, наверное, ошибался на ее счет и ее намерения по отношению ко мне не были такими уж дурными.
Моим безмятежным раздумьям пришел конец, когда дверная циновка вдруг отодвинулась и в комнату торопливо вошли двое.
Раздался мужской голос:
— Лилия, я промок до нитки. Надеюсь, ты что-нибудь придумаешь?
— Ты же знаешь, что всегда можешь рассчитывать на наше гостеприимство, — ласково уверила его она. — У нас есть оленина и индейка, и одежду сухую мы тебе найдем.
Мужчина, похоже, смягчился, и голос его теперь звучал не столь сурово.
— Ладно. Тогда я лучше осмотрю его пока. Поглядим, что там с ребрами. Факела горящего, случайно, не найдется?
Вскоре комнату осветил факел.
Не будь я связан, я бы попробовал удрать. Незнакомец явно был каким-то лекарем, а лекарей, даже хороших, боялись все. Вот и этот коренастый коротышка, чьи движения отличались крайней нервозностью, навис надо мною сейчас, как страшная грозовая туча. При виде узкого длинного ножа, который он откуда-то извлек, у меня сразу пересохло во рту.
— Та-ак… Что тут у нас?..
Я скривился и сморщился еще до того, как он начал разрезать повязку у меня вокруг груди.
— Что, по-прежнему болит?
— Да, — прохрипел я.
— Ну я так и думал. Такие вещи всегда болят сильнее на третий день. Но ты же ведь не станешь принимать снадобье из дохлых ящериц, растворенных в моче?
— На третий день… — Я не верил своим ушам.
— Ну да. Тебя принесли сюда в четвертый день Стервятника. Так ведь, Лилия? А сегодня седьмой день Дождя.
Он распрямился и сунул пальцы в тряпичный мешочек, болтавшийся у него на груди, потом снова склонился надо мной и дунул в сложенные чашей ладони.
Глаза мои, нос и горло чем-то запорошило. Глаза защипало, и они заслезились. Я чихнул.
— Ты что делаешь?! — возмутился я. — Что это такое было?
— Яутли.
— Яутли?! Но ведь его же дают…
— Да, его дают священным жертвам на праздниках Созревания Плодов и Пришествия Богов перед тем, как бросить их заживо в огонь. Разумеется, это яутли. Нам же надо как-то ослабить боль. А теперь веди себя спокойно — я буду взывать к богу.
Его порошок ослабил боль ненамного. Он работал руками, распевая гимн Кецалькоатлю, покровителю всех лекарей и знахарей. Я стиснул зубы, заметив при этом, что, оказывается, потерял их несколько, и извивался на циновке от боли, пальцами буквально разорвав ее края.
Тогда Лилия подошла и нежно, но уверенно сжала мою руку. От удивления я даже не отдернул ее.
— Он идет на поправку, — объявил лекарь. — Я пустил ему кровь, а через денек пусть попарится в горячей баньке с травкой, которую я дам, опухлость с лица спадет. Из дому и со двора пусть не выходит. Я приготовлю для него «змеиное жало», на случай если откроется кашель, на грудь сделаете припарки. А от желудка поставите клизму. — Он посмотрел на меня: — Тебе повезло, что ты выжил. — Он взглянул на дверь: — Идет дождь? Нет? Вот и отлично. А теперь я бы чего-нибудь поел, уж больно голоден!
— Я не понимаю, чем ты недоволен, — возмущалась Лилия. — Ведь я же привела к тебе настоящего лекаря, а не какого-то там колдуна-шарлатана, который стал бы швыряться кукурузными зернами и брехать про твою судьбу.
— Да, но он хоть больно не сделал бы, — огрызнулся я.
— Но уж точно бы и не помог!
От доски меня давно отвязали. В выметенном сухом дворе мне постелили циновку возле самой стены, помогли добраться до нее и уложили. Я наблюдал, как Лилия суетится вокруг меня.
— Да он самый лучший лекарь из всех, что я знаю. Набрался опыта в военных походах…
— Да? И чем он там занимался? Приканчивал раненых?
Она огорченно развела руками:
— И зачем я только забрала тебя домой?! Он же выходил тебя, а ты… ты неблагодарный невежа! Ты обязан ему жизнью!
— Жизнью я обязан тебе, — сказал я. — Только мне непонятно, почему ты спасла меня.
Она о чем-то задумалась, словно пыталась прийти к какому-то решению. Она смотрела куда-то поверх моей головы и рассеянно теребила тесемочку на блузке.
— Лилия, что ты делала на рынке? На поле для мяча ты сидела рядом с сыном Туманного Проворным, но ушла раньше. Я проследовал за ним на рынок, но потерял его из виду, поэтому решил найти или хотя бы разузнать что-нибудь о тебе. Возле вашего семейного товара на меня напал Туманный, а теперь вот выясняется, что ты все же была там. С какой целью? И кем тебе приходятся эти двое, Туманный с Проворным? — Такая долгая речь оказалась для меня слишком утомительной, и последние два слова я произнес с болезненным хрипом.
