это просто обязано было привести либо к аварийному отключению организма (обмороку) либо буйной истерике. Увы, случилось второе — с нечленораздельными криками Софья Андреевна оттолкнула ластящегося к ней Ваню. Мальчик упал очень плохо — затылком на острый камень, перестав плакать навсегда.
Общественное мнение из условно-сочувственного (одержимые же за свои поступки не отвечают, их нужно жалеть и предлагать монастырскую помощь) стало резко осуждающим и гневным. Какая мать станет убивать своего ребенка? Значит ничего в Софье Андреевне человеческого и не осталось уже — бес пожрал ее целиком, оставив лишь оболочку. Остальных детей быстренько втянула в себя толпа, а вот «винтить» графиню было страшно — это же настоящий демон, причем демон агрессивный и неприглядно выглядящий: грязное рубище на теле, растрепанные волосы, бледное от недосыпа и стресса лицо с синяками под лихорадочно горящими глазами. Едва ли она в тот момент вообще понимала, что происходит, рефлекторно реагируя на агрессию шипением, криками, скрежетом зубов и выставленными вперед ногтями. Казаки, тем не менее, чувство долга с испуга не утратили, и, осенив себя крестными знамениями, начали окружать графиню с трех направлений — там берег рядом совсем, крутой и скалистый. Софья Андреевна соответственно начала отступать по естественно сложившемуся «коридору», пока не споткнулась о камень и не рухнула вниз, ударяясь о камни и скрывшись в неспокойной из-за дождя и ветра ледяной воде Монастырской бухты.
Достать ее смогли только через полчаса — некоторые казаки не раздумывая сразу бросились следом за охраняемым объектом, но неровная линия берега, течения, замысловатость траектории и почти шторм сделали свое дело.
Когда тело Софьи достали из воды, тучи на небе разошлись. Очередное совпадение, принятое за ЗНАК — бес убедился в бесперспективности дальнейшего пребывания в жене Толстого, и, устав терпеть агонию — не просто же так ему молитвы и само нахождение в святом месте давались! — со злости убил носительницу. В этот момент Толстой вышел к народу — они с детьми обнимались и плакали (полагаю, будь там старшие, они бы справедливо накостыляли вредному папеньке), Лев Николаевич публично признавался в любви к Софье Андреевне — если бы только в ней не было беса! — и молил Валаамское духовенство похоронить ее по всем правилам, а не как дето- и самоубийцу.
Посовещавшись, батюшки учли масштаб личности Толстого, необычность ситуации, мою записку с просьбой холить и лелеять Льва Николаевича, измерили — когда прямо перед тобой заливающаяся слезами толпа это сделать очень легко — общественное мнение и дали свое разрешение похоронить Софью как добрую христианку, а не грешную самоубийцу.
В газетах всего этого еще нет, но появится неизбежно. Чего стоит такой прецедент в стране, где подавляющее большинство населения в полной мере обладает религиозным мышлением и искренне верит в существование высших сил? Добавляем сюда «мировую практику» в виде патриархата с соответствующим отношением к женщине, и получаем ультимативную схему общественно-одобряемого развода с надоевшей супругой. Сюда примешивается старый добрый капитализм — допустим, приняли в богатую, но лишенную мужского наследника семью нищего, но перспективного хмыря, получившего в приданное огромное состояние. Можно попросту объявить жену «бесом», развестись и спокойно жениться во второй раз, сохранив капиталы и статус. Это же самая настоящая диверсия против института семьи! Потенциальные миллионы сломанных судеб!
Вздохнув, я отложил отчет и вооружился пером и бумагой. Пара часов разговоров со Львом Николаевичем (хороших разговоров, созидательных и очень полезных для Империи!), один ответ «без задней мысли» на показавшийся незначительным вопрос, и на выходе получилась отборнейшая мерзость, которую давить нужно в зародыше и «еще вчера». «Благими намерениями вымощена…» — это не досужая поговорка, а вполне себе правда. Разве я хотел вот такого? Мне просто был нужен Толстой и стоящие за ним люди. Мне было нужно расположение РПЦ. Что ж, масштаб личности нельзя не учитывать — Лев Николаевич же суперзвезда, и «просто» с ним и быть не могло. Какой урок отсюда можно извлечь? К сожалению, никакого — Софью Андреевну и детей очень жалко, прецедент крайне опасный, но, знай я расклады наперед, я бы все равно поступил так же. Правитель должен мыслить рационально, и случившееся Империи на руку. Цинично и противно, но оно того стоило. Теперь нужно купировать проблему разводов по причине «не баба то, а бес всамделишный» как можно быстрее и эффективнее. Здесь уже даже не ради Империи, а ради самого себя, чтобы не грызли совесть и чувство вины за неправильное решение.
Первое — объявить кого-то «бесом» может только Синод единогласным решением и после серии обрядов. «Охоты на ведьм» нам тут не надо, и если обвиняемый способен отстоять воскресную службу не потеряв сознание, может произнести символ веры и наложить на себя крестное знамение, значит его ложно оговорили — здесь в дело включится обычный суд, за ложные свидетельства у нас статья предусмотрена. Потом, когда появится Патриарх, за ним закрепится право «вето» — он слушает Синод, но полноту церковной власти имеет. Такие же «костыли» разработаем для всех актуальных религиозных конфессий Империи — прикажу привлечь профильных служителей. Очень большой порог вхождения в процедуру появляется — до Синода поди достучись, а на местах пусть разбираются батюшки — впятером соберутся, «испытают» обвиняемую или обвиняемого, и, в случае неспособности оного пройти испытания, вопрос поступает сначала на городской уровень, потом — губернский. На каждом этапе испытания повторяются — «на местах» батюшки сговориться с каким-нибудь шибко хитрым купцом смогут, но на уровне губернском взятки резко вырастают, причем без всякой гарантии — последнее слово ведь за Синодом, и заносить уже ему решатся только совсем уж богатые да знатные. Таких не то чтобы много, а значит я лично смогу присмотреть за процессом.
Покачав усами, я перечитал полученный проект указа и решил, что этого достаточно. «Охота на ведьм» так и так будет, и где-нибудь кого-то попросту удавят, но это уже заботы полиции — убийство оно убийство и есть, как бы душегуб его не обосновывал.
Глава 17
Как-то я слышал рассуждения, что, мол, разница в ширине железнодорожной колеи между нашими и европейскими железными дорогами продиктована военными причинами — мол, затруднить потенциальным вторженцам снабжение оккупационных контингентов. Может у какого-нибудь деятеля такие мысли и возникали, но только в качестве дополнительного аргумента. Просто в Европе кое-где до сих пор сохранились еще Римские дороги, и ширину колеи взяли по стандарту колеи древнеримской повозки. У нас — я уже в эти времена справки навел — Римских дорог не было, но было
